Капли крови: Город Греха (СИ) - Котляр Сашетта. Страница 35

А Виоло пригласил Лауру Бэйтс. Я удивленно присмотрелась к ней. Все то же слегка высокомерное выражение лица: поджатые губы, суженные глаза, и прищуренный взгляд, которым она осматривала аудиторию. Она говорила, что работает медсестрой, с чего бы вдруг ей как-то относиться к чертовому детдому?

Я быстро получила ответ на свой невысказанный вопрос, когда Лаура начала говорить:

— Мне господин Виоло доверил на добровольных началах заниматься подбором воспитательского персонала для будущего приюта. Я знаю, какие люди нужны в таком сложном и ответственном деле, и я гарантирую, что подобранные мною действительно квалифицированные и строгие воспитатели раз и навсегда заставят беспризорников забыть, что такое чинить вред добропорядочным гражданам города!

Каждый из них осознает свое место в жизни и в мире, и каждый из них будет после выпуска достойным членом общества, а не головной болью полиции и медперсонала. Они научатся бороться со своими зависимостями и работать на собственное благо, а так же получат базовое образование. Я в это верю, и я применю все свои таланты, чтобы подобранный мною персонал имел все необходимые компетенции для осуществления вышеозвученной программы!

От количества сухих, больше присущих юридическим документам, чем живым людям, слов, я захотела удавить Лауру на месте. Чтобы у нее не получилось приблизиться ни к детям, ни к тем, кто будет этих детей воспитывать. Потому что ничего хорошего из такого подхода не выйдет и выйти не может. Только сломанные жизни и трагедии.

Мне вспомнилась одна из моих приятельниц времен бездомной жизни. Берта. Она болела пневмонией, когда мы познакомились. Полученной как раз в таком вот «богоугодном» заведении, конечно же.

Берта рассказывала, как начала кашлять из-за сквозняков в комнатах. Как им отказывались давать дополнительные одеяла, потому что это дорого, и кричали на них, если они лишний раз включали обогреватель.

Красивая она была. Ей было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать — старше меня, но даже сама не знала точного возраста: им не давали смотреть документы. Как сейчас помню: у нее были длинные светлые волосы. Спутавшиеся, грязные, но даже в таком виде было понятно: распутаешь их, и золото локонов сможет укутать ее полностью. В «богоугодном заведении» ее пытались стричь, но она отбивалась, как проклятая. Воспитательницы хотя бы в этом оставили ее в покое.

Она была грязная, испуганная, отчаянно кашляющая. И все равно красивая. С большими голубыми глазами, тонким носиком, четкой линией губ. Как фарфоровая статуэтка, которую «заиграли», испачкали, и выбросили на помойку.

Спасение от стрижки, по сути, стоило ей жизни. Другим давали лекарства, хотя и немного — ее обвиняли во лжи и кричали. В конце концов другая девочка помогла ей сбежать, когда… как там сказала Лаура? Строгие и действительно квалифицированные воспитатели? Когда они хорошенько напились на какой-то праздник, прибрав к рукам выделенные на подарки детям деньги.

Она была не единственной, кто тогда удрал. Основную часть поймали сразу же, а Берта удачно спряталась. Она говорила, что, хотя бы умрет на воле. Что это уже счастье. И пусть одеяла, которыми ее укрывают такие же потерянные девчушки, найдены на помойке, но их хотя бы никто не будет отнимать.

Она умерла, когда меня не было рядом. Не от пневмонии даже — ее нашли другие воспитанники улицы. Не обремененные разумным, добрым и вечным. Хотя мы ее прятали, и защищали, но… Кто-то должен был искать еду и те же одеяла, и иногда Берта оставалась совсем одна. По иронии, в тот день я сумела добыть для нее лекарства. Наврала с три короба сердобольной женщине в аптеке, и она отдала мне препараты, подлежащие списанию.

А когда я вернулась, радостная, что мы вытащим Берту… препараты уже не понадобились. Я сама спаслась только благодаря быстрым ногам и помощи со стороны. Мы так со Скалой и познакомились, ха. Он ведь старше. Года на три, но тогда это было очень много. Очень.

Если бы эти детопитомники не были бы обычным способом отмыть побольше денег и замять неприятную проблему, Берта не сбежала бы и осталась бы жива. Тогда самой проблемы не было бы! Вряд ли, конечно, мы бы тогда вообще познакомились, но зато она наверняка прожила бы долгую и счастливую жизнь. Она ее заслуживала куда больше, чем эта холеная дамочка, рассуждающая о том, как поможет «убрать мусор с улиц».

Это дети, пафосная ты стерва! Дети, которые нуждаются в помощи, а не крысы какие-то, которых неприлично травить в открытую, поэтому их запихивают в невыносимые условия. И страшно возмущаются, когда оказывается, что жить в этих условиях они не могут и не хотят, предпочитая возвращаться на смертельно опасную улицу.

Мне очень захотелось, чтобы она пережила что-нибудь из нашего детства, ощутив на своей шкуре. Хотя бы одну ночь в таком вот приюте, где весь контроль направлен на то, чтобы внешняя картинка была красивой, а как себя чувствуют и чем живут сами дети — плевать. Лишь бы под ногами не мешались, ага.

Только, к сожалению, этого не будет. Все эти богатенькие снобы останутся при своем, и никогда не поймут, что такое быть никому не нужным, брошенным и беззащитным. Тот же Алаверо — и тот не поймет, хотя и уселся напротив меня, устремив отсутствующий взгляд на сцену. Он — просто скучал, его не интересовали проблемы каких-то там беспризорных детей. И он здесь такой не один.

Наконец, Лаура заткнулась, благодаря уставшему от нее Виоло:

— Что ж, дорогая мисс Бейтс, я уверен, что все ваши начинания сумеют принести городу пользу. Если вы хотите более подробно ознакомить уважаемых горожан, советую раздать им информационные материалы. Иначе нам просто не хватит времени выслушать всех, — снова насмешка в голосе, да еще и смотрел он почему-то в нашу с Риком сторону. Или мне показалось?

От этой женщины у меня даже голова разболелась еще больше. Так, что чувствовалось давление на виски, словно голову стиснули огромными клещами. Я порадовалась, что сижу, и прикрыла глаза. Так было легче, а голоса спикеров продолжали долетать до ушей.

Следующим Виоло вызвал типа, которого я не знала. Я быстро приоткрыла глаза и посмотрела на него: щуплый низенький мужичонка с пышными усами. Таракана напомнил, тем более, что костюм на нем был того же светло-коричневого оттенка, что и эти твари.

Этот, как выяснилось, предназначался на место директора. Мне сразу вспомнилась еще одна история. Эту девочку, Терезу, как раз такой вот щупленький усатый таракан зажимал по углам, и грозился отправить в колонию для несовершеннолетних, если она будет ему отказывать.

Тоже директор был. Пока однажды черноокая, кудрявая Тереза с ее внешностью цыганки, не решила, что с нее хватит. Прирезала мразь кухонным ножом прямо в его кабинете, и сбежала через окно. Благо, он запирался с детдомовскими девочками и просил в это время никого к нему не входить. Якобы, чтоб не мешать воспитательному процессу. Никто и не мешал. А как спохватились — угнавшая велосипед Тереза была уже очень далеко.

Ей повезло, ее не нашли. Но повезло только в этом. Улица добила и ее. Добила страшно. Я этого, к счастью, не видела, но слышала рассказы старших. Терезу загнала стая голодных бродячих собак. И загрызла. Она несла нам еду, украденную у кого-то из дома. Твари почуяли запах, она пыталась отбиться, одна из собак ее укусила, и после этого, скорее всего, кинулись и остальные тоже.

То место, где это случилось, мы потом долгое время обходили стороной, пока ее растерзанное тело не вывезли на какую-то свалку. А может, и не на свалку. Знаю лишь, что забирал его мусоровоз: не хоронить же каких-то беспризорных девок за государственный счет, да?

Перед глазами проносилось все больше таких воспоминаний, а головная боль все усиливалась, и я поняла, что больше так не могу. От меня с закрытыми глазами и мучительно хватающейся за голову мало толку, как от аналитика, да и сидеть становилось все тяжелее.

Хотелось лечь прямо на пол в позе эмбриона и так замереть. Я даже виски начала тереть, несмотря на косметику: сил не было удержаться от этого бесполезного, но как будто слегка притупляющего боль жеста.