Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник) - Честертон Гилберт Кийт. Страница 40
– Беззвучный выстрел, – чуть слышно пробормотал отец Браун. – А я думал о новых пистолетных глушителях. Но это старинное оружие, стреляющее очень тихо, почти беззвучно. – Немного помолчав, священник добавил: – Боюсь, он мертв. Что вы намерены предпринять?
Бледный секретарь усилием воли взял себя в руки.
– Нажать на кнопку, разумеется, – сказал он. – И если это не убьет Судию Даниила, я весь мир переверну вверх дном, но поймаю его.
– Как бы это не убило кого-то из наших друзей, – заметил отец Браун. – Все они не так уж далеко отсюда, я думаю, их стоит позвать.
– Все наши люди знают об электрической стене, – ответил Уилтон. – Никто не станет через нее перелезать, разве что… Разве что будет очень торопиться.
Отец Браун подошел к окну, через которое стрела, очевидно, влетела в комнату, и выглянул. Сад с плоскими клумбами лежал далеко внизу и чем-то напоминал разноцветную карту мира. Весь открывающийся вид, такой огромный и пустынный, создавал впечатление, будто башня парит высоко в небе, отчего отцу Брауну вспомнилось недавно услышанное выражение.
– Гром среди ясного неба, – пробормотал он. – Как там кто-то говорил о громе среди ясного неба и внезапной смерти? Посмотрите, как мы высоко! Стрела просто не могла сюда долететь, если только она не послана с Небес.
Уилтон посмотрел на него, но ничего не ответил, и священник продолжил так, словно произносил монолог:
– Тут поневоле подумаешь об аэроплане, – задумчиво произнес он. – Нужно будет расспросить юного Уэйна… о полетах.
– Сюда их много залетает, – добавил секретарь.
– Мы имеем дело либо с очень старыми, либо с очень новыми видами оружия, – заметил отец Браун. – Некоторые из них, я думаю, должны были быть очень хорошо знакомы его дяде. Нужно расспросить его о стрелах. Эта похожа на индейскую. Не знаю, откуда наш индеец ее выпустил, но помните рассказ старика? Я же говорил, что в нем есть мораль.
– Вся мораль заключается в том, – горячо воскликнул Уилтон, – что настоящий индеец может швырнуть оружие дальше, чем мы думаем, и ваша параллель с этим рассказом совершенно бессмысленна!
– Мне кажется, вы не совсем правильно поняли эту мораль, – возразил отец Браун.
Хотя на следующий день маленький священник, можно сказать, растворился среди миллионов жителей Нью-Йорка, как будто и не желая быть чем-то большим, нежели простой номерок на какой-нибудь нумерованной улице, следующие две недели он был очень занят выполнением порученного ему задания, поскольку его страшила мысль о возможной судебной ошибке. Ему без труда удалось поговорить с двумя-тремя людьми, имеющими отношение к этому делу, но так, чтобы у них не возникло ощущения, что он уделяет им уж слишком пристальное внимание. Особенно интересным получился разговор со стариком Гикори Крейком. Проходила эта беседа в Центральном парке, на скамейке. Ветеран сидел, умостив тощие руки и продолговатое лицо с острыми чертами на необычную рукоять трости из темно-красного дерева, формой своей напоминающую индейский топорик.
– Да, это, конечно, мог быть выстрел с дальнего расстояния, – сказал старик, в сомнении качая головой, – но очень маловероятно, чтобы индейская стрела могла пролететь так далеко. Мне приходилось видеть выстрелы из лука, когда стрела летела точнее пули и попадала в цель поразительно точно, если учесть, с какого расстояния она выпущена. Сейчас, понятное дело, уже не встретишь индейца с луком и стрелами, тем более в этих местах. Но если ненароком выяснится, что кто-то из старых индейских стрелков со старым индейским луком скрывается в той рощице в сотнях ярдов от Мертоновых стен, я бы не стал утверждать, что этот благородный дикарь не смог бы попасть стрелой в верхнее окно дома Мертона, а то и в самого Мертона. Я на своем веку видал еще и не такие чудеса.
– Наверняка не только видели, – сказал священник, – но и сами что-то такое умели.
Старик Крейк усмехнулся, а потом хрипловатым голосом сказал:
– Все это в далеком прошлом.
– Есть люди, которые любят изучать далекое прошлое, – сказал священник. – Я полагаю, мы можем надеяться на то, что в вашей биографии нет ничего такого, что могло бы вызвать неприятные разговоры относительно этого дела.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Крейк, и глаза на его красноватом неподвижном с острыми чертами лице, чем-то напоминающем томагавк, впервые сверкнули, выдав внутреннее волнение.
– Понимаете, раз уж вы так хорошо знакомы с жизнью и боевым искусством краснокожих… – медленно начал отец Браун.
До сих пор Крейк сидел сгорбившись, если не сказать съежившись, опустив подбородок на свою необычную трость, но тут он вскочил и вытянулся в полный рост, схватив свою палку, как какой-нибудь ночной разбойник – дубинку.
– Что?! – вскричал он резким, скрипучим голосом. – Какого дьявола! Вы что, хотите сказать, что я мог убить своего зятя?
Люди, сидевшие на многочисленных соседних скамеечках, повернулись в сторону спорщиков, которые стояли друг перед другом посреди парковой дорожки: лысый энергичный старичок, потрясающий причудливой палкой, и невысокий коренастый священник в черной рясе, который смотрел на него совершенно неподвижно, если не считать того, что часто моргал. Какую-то секунду казалось, что на голову маленького священника в черном вот-вот опустится палка и он будет предан смерти с настоящей индейской ловкостью. Чуть поодаль уже даже замаячила рослая фигура полицейского-ирландца, который направился к противникам, но тут священник спокойно, точно отвечая на какой-то самый обычный вопрос, произнес:
– Я уже пришел к определенным выводам относительно этого дела, но не стану распространяться о них, пока не выясню все до конца.
То ли шаги полицейского произвели воздействие, то ли взгляд священника, но старик Гикори сунул свою палку под мышку и с недовольным ворчанием нахлобучил шляпу. Священник же вежливо попрощался и неспешно пошел по дорожке к выходу из парка, направляясь к гостинице, где, как ему было известно, в это время в комнате для отдыха можно было застать молодого Уэйна. Увидев священника, молодой человек вежливо поднялся. Он казался еще более изможденным и осунувшимся, чем раньше, словно его силы подтачивала какая-то внутренняя тревога. У священника появилось подозрение, что его юный друг последнее время с видимым успехом предавался нарушению последней поправки к американской конституции [36]. Однако, как только было произнесено первое слово о его увлечении, вернее, о его любимой науке, Уэйн тут же словно пробудился и сосредоточился на разговоре. Когда отец Браун как бы ненароком поинтересовался, много ли в этом районе летают, и рассказал о том, как сначала по ошибке принял стену, окружающую владения мистера Мертона за ограждение аэродрома, капитан Уэйн сказал:
– Странно, что до сих пор вы не увидели ни одного аэроплана. Иногда от них просто в глазах рябит. Это широкое открытое пространство идеально подходит для полетов, и я не удивлюсь, если в будущем здесь образуется, так сказать, питомник для железных птичек. Я и сам тут много летал и, понятное дело, знаком со многими ребятами, которые на войне летчиками служили, но сейчас в наших краях уже полным-полно летчиков, о которых я никогда раньше не слышал. Думаю, в скором времени полеты станут таким же обычным делом, как езда на автомобилях, и в Штатах у каждого человека будет свой аэроплан…
– Ибо каждый наделен Создателем, – улыбнулся отец Браун, – правом на жизнь, свободу и езду на автомобиле… не говоря уже о полетах на самолете. Стало быть, можно допустить, что какой-нибудь аэроплан, пролетев над домом Мертона в определенное время, мог остаться незамеченным.
– Думаю, что да, такое вполне могло произойти, – ответил молодой человек.
– Так же как человек мог сесть в чужой самолет и остаться неузнанным, верно? Вот, допустим, если бы вы вылетели в своем аэроплане, мистер Мертон и его друзья, вероятно, узнали бы вас по вашей машине, но вы могли бы пролететь на аэроплане другой конструкции, или как это у вас называется, совсем рядом с окном, если бы возникла такая надобность?