Семья (СИ) - Опсокополос Алексис. Страница 54

И если у меня имелся свой Великий артефакт, чтобы защищать меня от воздействия зеркала, то Романову приходилось рассчитывать лишь на собственные силы да на защитные заклятия и амулеты. А это всё же не то, поэтому вид у кесаря ухудшался прямо на глазах — на Александра Петровича уже было больно смотреть. Нужно было торопиться.

Эджертон стоял примерно в двадцати метрах от нас и довольно ухмылялся. Похоже, он считал, что у него преимущество, и был уверен в своей победе. Мы с Романовым были в корне не согласны с такой постановкой вопроса, поэтому, не тратя времени, покрепче сжали рукояти своих мечей и пошли на англичанина.

Но тот не спешил вступать в бой: как только мы приблизились к нему на расстояние двух метров, герцог выпустил в каждого из нас по лучу из своего посоха и переместился в другое место — за наши спины. Пришлось развернуться и снова пойти на него. И так раз пять.

Мы пытались достать Эджертона, но он ускользал и лупил по нам лучами Кохинура. Кесарь пытался что-то запустить в ответ из ладони, но толку от этого не было: защита англичанина всё отражала. Его надо было достать мечами. Другого выхода не было. Однако враг был быстр и осторожен. Он избегал ближнего боя и лупил по нам своими лучами.

Мне эти лучи не доставляли особых проблем: их принимал на себя Кусанаги-но цуруги, а вот кесарю с каждым ударом становилось всё хуже. В итоге после очередного выпущенного в него луча Александр Петрович рухнул на землю. Кесарь пару раз попробовал подняться, но у него ничего не вышло, а после того, как в него ударил ещё один луч — контрольный, Романов уже не шевелился.

Англичанин добился своего — мы с ним остались вдвоём. Правда, я всё ещё ощущал тепло, которое подтверждало, что связь с Александром Петровичем сильна. А это означало, что он жив, и не могло не радовать. Но стоило спешить — неизвестно, сколько кесарь мог провести в таком состоянии. Нужно было поскорее разделаться с Эджертоном и оказать Александру Петровичу помощь.

Как только англичанин понял, что кесарь выбыл из игры, он расплылся в такой бессовестно широкой улыбке, что по его виду казалось, будто он уже победил. Видимо, «друг Гарри» всё ещё не воспринимал меня как достойного противника. Но мне на это было плевать: я пришёл не впечатлять его, а убить.

— Надеюсь, теперь ты прекратишь от меня бегать, как трусливый щенок? — крикнул я врагу.

Улыбку на лице англичанина тут же повело, и он со злостью ответил:

— Ты слишком дерзок, мальчишка!

— Я лишь называю вещи своими именами. Ты трус, и ты не раз это уже доказал!

— Ничего, можешь дерзить. Сейчас я выбью из тебя эту дерзость вместе с твоей Искрой! И наконец-то получу то, что должно уже давно мне принадлежать!

— Ты про мой меч? — уточнил я. — Конечно, ты его получишь. Совсем скоро. Между рёбер!

Лицо Эджертона совсем перекосилось от злости, и он решил не продолжать перепалку, а принялся начитывать какое-то заклинание. При этом он поднял посох перед собой, и я заметил, что Кохинур начал светиться сильнее.

Похоже, враг при помощи специального заклятия аккумулировал в бриллианте какой-то усиленный заряд убийственной магии, понимая, что простые лучи меня не берут. Великий артефакт с каждой секундой становился всё ярче и ярче, и я понял, что не стоит ждать, пока в нём накопится достаточно энергии для критического удара. Надо было нападать первым.

Я принялся накладывать на себя дополнительное заклятие, увеличивающее скорость: во-первых, надо было быстро добежать до врага, а, во-вторых, в случае чего — увернуться от луча. Потому как, судя по свечению Кохинура, удар мог быть такой силы, что лучше не проверять, выдержит ли его мой клинок, а попытаться увернуться.

Однако с наложением заклятия возникли проблемы: оно никак не хотело накладываться. Видимо, мешала иллюзия. Мне пришлось полностью сконцентрироваться, чтобы его в итоге наложить, и я не был уверен, что оно будет работать в полную силу. Но других вариантов у меня всё равно не было.

Закончив с заклятием, я придал себе максимально возможное ускорение и бросился на врага. А тот всё ещё был занят своим заклятием и словно меня не замечал. Однако когда я подбежал к Эджертону совсем близко и даже занёс над ним меч, он исчез. И объявился у меня за спиной.

Похоже, враг собирался бегать от меня до тех пор, пока не «зарядит» Кохинур под завязку. И это мне очень не нравилось. Но и поделать с этим я ничего не мог. Я провёл ещё несколько попыток достать англичанина, но все они закончились одинаково: он исчезал в последний момент и появлялся у меня за спиной с неприятной ухмылкой на лице.

Иллюзия сильно дезориентировала: иногда мне вообще казалось, что всё вдруг переворачивается вверх ногами, и я вот-вот упаду в какую-то пропасть. Ради эксперимента я один раз решил убежать и рванул в сторону тумана, что окружал нас. Пробежал метров тридцать и вдруг обнаружил, что бегу на Эджертона: то ли меня развернуло, то ли англичанин переместился.

А герцог всё «заряжал» свой бриллиант, и тот уже сиял так, что на него было больно смотреть. А я совершенно не представлял, что делать в сложившейся ситуации — не гоняться же за Эджертоном, расходуя силы. Оставалось лишь ждать, когда он решит меня атаковать, и надеяться, что шапка Мономаха и Кусанаги-но цуруги помогут мне отразить удар и в итоге победить врага.

Эджертон продолжал начитывать заклинание, а я стоял примерно в десяти метрах от него и время от времени инстинктивно оглядывался — всё же мы находились в иллюзии, созданной англичанином и, в отличие от него, я не мог чувствовать себя спокойно. Герцог же не сводил с меня глаз, и поэтому не заметил, как в какой-то момент Александр Петрович пришёл в себя и немного приподнялся.

Кесарь тоже принялся начитывать какое-то заклинание, и совсем скоро его окутала красная искрящаяся дымка. А потом он резко вскочил на ноги, увеличился в размерах раза в полтора и, взмахнув мечом, бросился на англичанина. При этом клинок Александра Петровича окрасился в ярко-алый цвет: видимо, какое-то очень сильное заклятие магии крови наложил на себя и на своё оружие кесарь.

То ли Эджертон заметил Романова слишком поздно и уже не успевал переместиться, то ли осознанно решил этого не делать, но так или иначе, герцог схватил свой посох двумя руками и, выкрикивая какое-то заклятие на незнакомом мне языке, выпустил из Кохинура луч прямо в грудь Александру Петровичу. К моему удивлению, кесарь не стал ни отбивать удар, ни уклоняться от него: он принял убийственный луч грудью, развёл руки в разные стороны и принялся начитывать какое-то заклинание. А как только закончил с ним, сразу же упал.

Романов лежал на земле, и его с Кохинуром связывало нечто похожее на электрическую дугу: яркое и искрящееся. Александр Петрович слегка подёргивался, а Эджертон судорожно тряс посохом, словно хотел добить кесаря или… разорвать эту связь между бриллиантом и Романовым.

Я рванул к Александру Петровичу, и в этот момент странная дуга исчезла. И похоже, сама по себе, а не вследствие действий англичанина, потому как тот изрыгал проклятия, а вот кесарь, как ни странно, улыбался. Я аккуратно приподнял его голову и сказал:

— Держитесь, Александр Петрович! Сейчас я его прикончу, и всё будет хорошо. Вы только немного продержитесь.

— Держусь пока, — негромко ответил кесарь. — Меня не так-то просто убить даже с помощью Кохинура. Но артефакт своего добьётся, это лишь вопрос времени.

— Вы продержитесь, Вы сильный!

— Я сильный, да, — улыбнувшись, согласился Романов. — И пока я жив, Эджертон не сможет пользоваться артефактом в полной мере, бриллиант должен сначала добить меня, потому что я связал его силу. Но долго я не продержусь. Поэтому поторопись! Убей эту тварь!

Сказав это, кесарь потерял сознание. Вокруг него образовалась красная дымка, и время от времени в ней вспыхивали небольшие искры. Похоже, Романов отключился, но его защита и организм пока ещё держались.

Я поднялся и, сжав покрепче рукоять меча, посмотрел на Эджертона. Тот выглядел злым и растерянным и снова начитывал какое-то заклинание. Но главное было не это.