Подвал. В плену - Нойбауэр Николь. Страница 67

– У тебя есть друг, которому ты можешь позвонить?

– Нет, черт побери. Я просто хочу выспаться.

«Конечно выспишься, только сначала расскажешь мне всю историю», – подумал Вехтер.

Он произнес это вслух. Или мысль вылетела, а Оливер сумел ее поймать и прочесть.

– Вы ведь уже все знаете.

– Ни черта я не знаю, – ответил Вехтер. – Вчера умер один старик.

– Ну и что? Старые люди иногда умирают.

– Его убили.

Оливер впервые взглянул на комиссара, было слишком темно, чтобы прочесть эмоции на его лице. Это был Оливер или тот ребенок-уродец, который его защищал?

На секунду Вехтер потерял бдительность: перед ним образовался просвет, и какой-то джип вклинился вперед, мигая аварийными огнями. Когда-нибудь они поставят синие мигалки на крышу и будут разъезжать, как русские олигархи.

Оливер прижал рюкзак к себе.

– Я не хотел тебя пугать, – произнес Вехтер.

– Я и не боюсь.

И это вранье. Вехтер носом чуял его страх.

– Я подожду с тобой, пока приедут коллеги.

– Мне не нужно, чтобы меня кто-то защищал.

– Иногда это неплохо – оказаться под чьей-то защитой.

Оливер молчал. Кто до сих пор защищал его? Отец? Роза Беннингхофф? Вехтер перегнулся на заднее сиденье и нащупал холодный пластик пакета для улик. Собственно, он хотел придержать эту вещицу для сегодняшнего допроса. Но до этого дело не дошло. Последний джокер.

– Мы его нашли в твоей комнате. Ты узнаешь это? – Он протянул мальчику пакет. – Можешь вынуть его оттуда. Его уже исследовали. Да и ни к чему это было, я сразу узнал запах духов.

Оливер взял пакет в руку и вытащил мягкий кашемировый шарф. Аромат распространился в машине, его Вехтер мог узнать где угодно, потому что тот запечатлелся в его памяти, смешавшись с запахом свежей крови. «Шанель № 5», так сказал криминалист и кивнул со знанием дела. Сладкий, тяжелый цветочный аромат, но это только поверхностный налет, а из-под него пробивается острый звериный запах, пропитанный феромонами. Духи для женщин, которые не хотят приятно пахнуть, а желают пометить территорию.

– Это мой. – Оливер скомкал и прижал его к груди.

– Нет, Оливер. Мы знаем, что он принадлежал Розе Беннингхофф.

– Она мне его одолжила. Когда я забыл свой.

– И поэтому он лежал у тебя под подушками?

Пальцы Оливера мяли мягкую ткань. Запах убитой женщины заполнил машину, которая за несколько секунд превратилась в тюрьму.

– Придет время рассказать всю историю.

Вереница машин продвинулась еще на несколько метров, Вехтер включил передачу. Выезда все еще не видно. Никакого продвижения вперед. Никакого продвижения назад.

Ханнес не понимал, почему Хенке хотел оставить его в этом деле. Ханнес думал, что Хенке использует любую возможность, чтобы держать его подальше от расследования. Но, к удивлению Ханнеса, его обязали присутствовать на прокурорском допросе. Хенке наверняка не считался с его мнением. Где же собака зарыта? Ханнес спешил вверх по лестнице. Подняться по лестнице можно так же быстро, как прочитать «Отче наш». Но он двигался медленно, как разбитая телега. Перемещаясь в этом темпе, Ханнес чувствовал, как течет его жизнь. Шея уже закостенела. Он опоздал. Йонна отправила его на работу. Он вдруг очутился снаружи, в куртке, с чашкой эспрессо в руке. Он был ей так благодарен за это. Ханнес не хотел позволить Хенке одному насладиться успехом при аресте Баптиста.

Он так и не ответил Йонне. Она даже не переспросила его, и Ханнес радовался этому. Может, она забудет об этом вопросе.

Почему Аня так ненавидит его?

Йонна была слишком умной, чтобы позабыть о том, что спрашивала.

На лестнице его вдруг охватило сомнение, промелькнуло рядом, словно тень. А как же Паульссен? Что с его убийцей? Почему старик не мог просто умереть от инфаркта? Или это убийство вообще никак не связано с их делом? Были же у Паульссена свои враги. Господи, только не это. Пожалуйста, только не второй убийца. Но если существовал лишь один преступник, то Ханнес сейчас шел по ложному следу.

Все уже собрались. У Баптиста сегодня был новый адвокат, мускулы которого проступали даже под плечевыми подкладками пиджака. Скорее телохранитель, чем правозащитник. Хенке вел с ним оживленный разговор:

– …прихватите ее с собой в Бад-Висзе [62]. И передавайте ей привет. Сколько вам уже лет… Ох, полиция явилась.

Хенке отвернулся. Он стал снова самим собой, мерил всех взглядом с головы до пят. Таким Ханнес знал его еще с учебы.

– Ну, теперь мы можем чувствовать себя вполне уверенно. Присаживайтесь, господин комиссар.

– Главный комиссар…

– Я так и сказал. Мы уже начали без вас, тут есть люди, которые сегодня не в отпуске.

Ханнес от возмущения открыл было рот, но сразу закрыл его. Откуда Хенке узнал, что он подал заявление на отпуск? Ну конечно. Целлер. Они неплохо наладили обмен информацией.

Баптист все еще не замечал его. Адвокат, Хенке и Баптист были треугольником внимания, Ханнесу отвели банальную роль наблюдателя. На стуле адвоката лежал мобильник. Конечно, адвокатам было известно, что состоялось судебное заседание по Оливеру. Наверняка они это обсудили. Но они еще не знали результата. Если Оливера отпустили, то Баптисту незачем было придерживаться ложного признания.

– Вы не могли бы выключить ваш телефон?

– Но, коллега, не будьте таким старомодным, – произнес Хенке. – Мы здесь наверняка не задержимся, в этом нет необходимости. Господин Баптист, мы вернемся к вам еще раз. – Он зашуршал документами. – Да, и примите мои искренние соболезнования.

– Спасибо.

– Мы остановились на вашей ссоре с госпожой Беннингхофф, не так ли? С чего все началось, повторите, пожалуйста.

Баптист откинулся назад и положил ногу на ногу. Он вел себя, как на деловой встрече, когда обсуждаются последние показатели квартала. Понимал ли он, что следующие несколько лет он проведет в тюрьме, если будет настаивать на своем? Конечно понимал. Но это был лишь фасад. Такой же блестящий и крепкий, как небоскреб, в котором размещался его офис. И как здорово он научился держать этот фасад! Может, тот стал уже независимым, жил собственной жизнью, без хозяина?

Баптист выдержал паузу, потом вздохнул.

– Работая в адвокатской конторе, она подала иск против нашей фирмы. Я счел этот поступок несоответствующим ситуации и сказал ей об этом.

– И из-за этого один человек может убить другого? – спросил Ханнес скорее удивленно, чем с упреком.

Хенке сердито взглянул на него и проигнорировал вопрос.

– И из-за этого, значит, у вас разгорелась ссора?

– У нас были не лучшие отношения. Подробности я вспомнить не могу.

– Опишите, как вы ее убили.

Ну теперь-то он должен притворяться? Волноваться хоть немного, рассказывая о том, как убивает человека? Баптист даже не пытался.

– Мы начали спорить, она стала кричать. Я взял нож с кухонного стола.

– Что за нож?

– Обычный такой кухонный нож.

Конечно, адвокат сообщил ему о ноже. Эта информация прошла через прессу. Им не стоило распространять сведения об убийце, но они с Вехтером хватались за любую соломинку.

– И что случилось потом?

– Я воткнул ей нож прямо в сердце.

– Вы не могли бы показать это нам? – спросил Ханнес.

Баптист обернулся к нему, в его глазах читалась бесконечная печаль.

– Я воткнул ей нож прямо в сердце…

– На этом мы могли бы сегодня закончить, – произнес Хенке и закрыл папку.

Ханнес покачал головой. Еще вчера у них имелось двое убийц, а сейчас они в любой момент могли остаться с пустыми руками.

Хенке сунул Баптисту формуляр протокола:

– Прочитайте, пожалуйста, это и подпишите…

Баптист взял ручку и расписался гигантскими буквами через весь документ.

Ханнес прищурился:

– Вы левша, что ли?

– Да, pourquoi? [63]