Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Анисимов Сергей. Страница 102

Может, это обратное движение маятника – после неожиданных, странных поражений в Русско-японской войне, превративших уважаемую морскую державу в посмешище? Как та случайность, когда Того остался единственным не пострадавшим офицером на открытом мостике «Микасы», японского флагмана. Или когда пробивший башню «Фудзи» двенадцатидюймовый бронебойный снаряд, воспламенив кордит, перебил осколками пожарную магистраль, и пламя смертельно опасного пожара было залито хлынувшей под напором водой. Или когда другой снаряд, попавший в котлы броненосного «Идзумо», просто не взорвался…

Каждый такой эпизод не был уникальным в военно-морской истории и не нес в себе ничего сверхъестественного. Просто комбинация случайностей, только почему-то раз за разом склонявшихся в одну сторону. Теперь, получается, в другую… Понятно, что авианосец с парой легких крейсеров вряд ли способен отбиться от перехватившего их быстроходного линейного корабля. И понятно, что несчастные канадские эсминцы не ожидали посреди Атлантики увидеть в небе над собой вражеские самолеты. Но все это вместе… Такого быть не должно, иначе люди начнут полагаться на судьбу больше, чем на разум.

Британские линкоры легли на курс перехвата, увеличив скорость до двадцати узлов. Мур намеревался дать бой на выходе из пролива, где у русских было меньше шансов уклониться от встречи с ним. Предстоящее сражение могло стать звездным часом флота метрополии либо его позором, не легче того, которое флот перенес после прорыва германских линкоров через Ла-Манш в феврале сорок второго.

– Почему? – сказал тогда Черчилль, услышав первый доклад о том, что неожиданный рывок немцам удался. И положил трубку.

Чтобы не услышать этого слова во второй раз, адмиралы Королевского флота были готовы продать душу. Мур был счастливым исключением. Он был уверен, что услышать такое ему не придется.

Был почти полдень, когда, выслушав очередную неутешительную метеосводку, адмирал отослал два своих авианосца назад к востоку – приближающийся с севера ураган превратил их из козырной карты в обузу для артиллерийских кораблей. Полеты уже не производились: официальное извещение о гибели можно было выписывать на экипажи еще до того, как самолеты попытались бы взлететь – что с исландских баз, что с палуб, что с катапульт. Разве что потом прыгать над Рейкьявиком с парашютом…

После недолгих размышлений адмирал решил не давать авианосцам в эскорт ни одного крейсера, и они ушли пугающе беззащитными, закрытые хлипкой завесой из эсминцев, которых было недостаточно даже для надежной обороны от еще встречающихся в океане нацистских подводных лодок.

В двенадцать сорок пополудни Мур выделил крейсера и эсминцы прикрытия в отдельное ударное соединение, передав его под командование контр-адмирала Гонта, держащего флаг на «Девоншире». Три крейсера с пятью эсминцами ушли к югу на двадцатипятиузловой скорости, чтобы пройти вплотную к исландскому побережью. В основе замысла лежало стремление уничтожить русский авианосец, который неизбежно отделится от остальных кораблей и уйдет южнее при появлении на сцене британских линкоров, а затем поставить противника в условия комбинированной артиллерийско-торпедной атаки с двух бортов.

К сожалению, с самого начала все пошло совершенно не так, как было запланировано. На входе в Датский пролив русских не оказалось, на радарах было чисто, и полные мучительной неизвестности сорок минут эскадра полным ходом шла вглубь вдвое суженного льдами пролива. При этом у Мура не возникло и тени сомнения в том, что он направляется прямо в лоб русским и в ближайшие же десятки минут те будут потрясены видом трех его «Кинг Джорджей», надвигающихся на них из темноты.

На сорок первой минуте русские обнаружились – уже далеко за кормой. Канадский фрегат «Ланарк» взывал о помощи, находясь под атакой пикировщиков и в прямой видимости русского соединения. Небо при этом оставалось таким же черным, и сила порывов ветра заставляла усомниться в принципиальной возможности любого самолета благополучно сесть на раскачивающуюся палубу.

Тем не менее уцелевшая шестерка русских пикирующих бомбардировщиков непрерывно прочесывала водную поверхность по курсу своей эскадры в поисках подводных лодок под перископом – это было единственной возможностью для тяжелых кораблей, не имеющих ни эскорта эсминцев, ни топлива, ни времени для противолодочного зигзага, проскочить узость пролива, не подвергшись атаке. Как только летчик или стрелок замечали любую тень под водой, Су-6 с минимальной высоты сбрасывал на нее две или четыре свои стокилограммовые бомбы, а затем пристально изучал результаты атаки.

За время, когда соединение проходило Датский пролив, бомбардировщики полтора десятка раз сбрасывали бомбы на то, что им показалось подводными лодками в перископном положении, но было ли что-то внизу на самом деле, оставалось неизвестным. Наиболее сложным делом была посадка – за последние полсуток сначала ветер и потом волнение усилились минимум вдвое, и даже наиболее опытным пилотам эскадрильи, вроде Ракова или Барского, требовалось по два, а то и три захода для посадки, от которой волосы у всех стояли дыбом.

После выхода из пролива, когда риск наткнуться на развернутую завесу из подводных лодок несколько снизился, летчики получили больше времени для отдыха между вылетами, а темпы потребления топлива уменьшились.

Нарвавшись вместо лодки на небольшой патрульный корабль, капитан Челепис навел на него находившегося рядом Чебаника, не став дожидаться остальных. С фрегатом было покончено за считаные минуты – наплевав на его десять 20-миллиметровок, два зашедших с обоих раковин Су-6 высыпали бомбы из люков на высоте не более двух сотен метров от мачт фрегата, облив на прощанье палубу своими пулеметами. Получив четыре прямых попадания и несколько близких разрывов, корабль затонул почти сразу, оборвав радиопередачу на самой трагической ноте.

Время разбираться, как русские успели проскочить, у Мура появилось, лишь когда оба британских соединения развернулись на шестнадцать румбов и, форсируя механизмы, устремились в противоположном направлении. Единственным объяснением было то, что еще на входе в пролив русские увеличили ход вдвое и, не применяя зигзаг, рванулись сквозь него напролом. Быстрая гибель попавшегося им по дороге «Ланарка» объясняла и то, как им удалось без потерь миновать позиции пяти заблаговременно развернутых в проливе американских подводных лодок.

Теперь русские снова вышли на оперативный простор, и в промежутке между Исафьордуром и Ян-Майеном могли избрать любое удобное им направление, не опасаясь никого, находясь на девяносто миль впереди британской эскадры и имея в своем распоряжении надвигавшуюся ночь. Выбранный ими путь являлся простым решением геометрической задачи, но, в отличие от Рожественского, оказавшегося в 1905 году примерно в такой же оперативной ситуации, в этот раз русские выиграли.

Произошедшее было результатом всего лишь неудачного стечения обстоятельств, но вело к тупику – Мур и Гонт находились теперь за кормой русской эскадры и должны были затратить массу топлива, чтобы нагнать ее. Вдобавок наступавшая ночь исключала помощь ударных самолетов берегового базирования, даже если предположить, что к утру (довольно теоретическому в этих широтах) погода необъяснимым образом прояснится, поскольку к этому времени русские, скорее всего, выйдут за радиус их реального действия. Тупик.

Мур в ярости расхаживал по ковру в адмиральском салоне линкора «Дюк оф Йорк», расположенном по правому борту сразу за компасной площадкой. Время от времени он бросал ненавидящие взгляды в глухо задраенный иллюминатор, за которым рычали и ухали вырывающиеся из-под борта косые вспененные валы. Напряжение от чувства приближения боя сошло на нет, и он с гневом оглядел расслабившихся офицеров своего штаба.

– Драться мы будем ночью. Ход полный. – Обведя бешеными глазами их сразу ставшие бесстрастными лица, он после короткой паузы выплюнул: – Бой навяжем на максимальной дистанции, какую будет позволять артиллерийский радар. Это сто сорок – сто пятьдесят кабельтовых. Потом сближаемся.