Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Анисимов Сергей. Страница 44
Десять человек вышли из подземного помещения, раздвинув плечами стоящих к ним спинами бойцов охраны. Через полчаса они были на своих кораблях.
Узел 4.1
23 октября – 7 ноября 1944 года
Количество и разнообразие заталкиваемых в железное нутро «Кронштадта» предметов заставило бы Даниэля Дефо и Жюля Верна позеленеть от зависти. Те любили трогательно перечислять множество захваченных их героями с собой или случайно выброшенных на необитаемый остров полезных вещей. («При виде каждой доставаемой из сундука вещи Герберт громко кричал от радости» – кажется, так.) Красные глаза Москаленко и старших офицеров уже с трудом воспринимали смазанный машинописный текст в режущем свете ламп, всех шатало от усталости и недосыпания. Раздевшиеся, несмотря на предутренний котлинский холод, матросы, как муравьи, растаскивали выгружаемые с причалов на палубы пакеты и связки бочек и ящиков.
– Торопимся, ребята, торопимся… – Москаленко, стоящий на баке с несколькими береговыми командирами, посмотрел на часы. – Сколько у нас еще времени?
– Восемь часов, – тоже взглянув на запястье, ответил немолодой кавторанг с красно-белой повязкой на рукаве.
– Успеваем?
– Вам виднее. Думайте, что еще надо? Если здесь не успеем погрузить, есть шанс в Пиллау или еще дальше что-то перехватить.
– Штурманов – за картами. Докторов – в аптеку. Радистов – за комплектами. Аварийный лес. Сварка. Снаряды. Патроны. – Каперанг останавливался после каждого слова, уставив взгляд перед собой. – Почему за три дня хотя бы не предупредили?
– Спросите чего-нибудь полегче… – поморщился портовик. – Да и как представляете себе такой заказ передавать?
– Отправить истребитель с пакетом.
– Истребитель… – слегка усмехнулся тот. – Не волнуйтесь, товарищ капитан первого ранга. Успеем всё.
– Я приказал врачам брать шесть комплектов штата.
– Все получат. Скажут шесть – получат шесть. Скажут десять – получат десять. Все, как вы скажете, так и будет.
– Снаряды?
– Сколько сказали.
– Унитары к соткам?
– Подвезут через полчаса. Машины уже вышли, время ушло на погрузку, поднимали по тревоге учебку. Сверхкомплект в ящиках по два выстрела.
– Патроны к зенитным автоматам и ДШК?
– Грузят. Сколько сказали.
– Когда произведены?
Кавторанг несколько растерялся.
– Не знаю…
– Узнать.
– Так точно.
Офицер снабжения отошел в сторону, движением руки подозвал к себе вытянувшегося в струнку вестового матроса из ожидающего приказаний отделения, неприметно отирающегося у кнехта, что-то отрывисто сказал. Матрос выхватил электрический фонарик, посветил, офицер быстро нацарапал несколько фраз в блокноте, с треском выдернул страницу, сложил вчетверо, отдал матросу, еще что-то добавил на словах. Тот сорвался с места, унесся на длинных ногах.
– Десять минут, – сказал снабженец, снова подходя к Москаленко и своему дежурному, молча разглядывающему освещенный прожекторами с берега и надстроек корабль.
Воздух был стылым и царапающим горло. В нем висела неподвижная, слегка переливающаяся в лучах прожекторов и фонарей морось, заставляющая моргать и щуриться, когда белые точки ламп на берегу расплывались в четырехлучевые звезды.
Командир крейсера оторвался от своих мыслей, на секунду утащивших оглушенный усталостью мозг в далекие, не имеющие отношения к войне дебри. Взмахом руки он подозвал к себе еще одного рассыльного и приказал прислать первого попавшегося свободного офицера из корабельных.
Умчался и этот. Но не особо занятого офицера ему удалось найти только через десять минут, после долгих попыток высмотреть среди таскающих тяжести и руководящих этим людей кого-нибудь праздного. Наконец матросу пришло в голову обратиться к кавторангу, размахивающему кулаком, задрав голову на надстройки, и тот живо нашел ему какого-то лейтенанта.
Когда они домчались до бака (лейтенанту тоже пришлось бежать), командир просматривал вместе со склонившимся к нему дежурным желтые форменные бланки от партий боеприпасов. Дождавшись, пока они закончат, лейтенант доложился, назвавшись смешной фамилией Лeпиха.
– Лейтенант, возьмите с берега отделение бойцов и бегом выгрузите библиотеку. Товарищ капитан-лейтенант, распорядитесь.
– Всю, товарищ командир?
– Всю. До последней книжки. Полки оставить. Когда закончите, доложите Чурило, пусть займут подо что скажет. Медикаменты, скоропортящиеся продукты – в общем, все, что нужно вентилировать и что не загорится. Он разберется. Быстро!
Молчаливый помощник дежурного кивнул и прямо направился к трапам, за ним последовал оборачивающийся на ходу лейтенант.
– Можете получить дрозда… За классиков-то… – с неодобрением сказал портовик.
– Плевал я… – Москаленко поморщился. – Три тысячи томов. В море не до чтения будет. А гореть, случись что, станет будь здоров – прямо у барбета третьей башни. И вес. И библиотекарь. На хрен все пошли.
Кавторанг пожал плечами. В принципе, он был согласен с командиром корабля. По его личному, тщательно скрываемому убеждению, экипажи спешно готовящихся к походу кораблей были самыми настоящими смертниками. Испытывая некоторую неловкость, оттого что остается на берегу, он пытался успокоить свою совесть работой и беспрекословным исполнением всех требований уходящих в море моряков. Не первый раз он готовил к выходу корабли, но впервые испытывал тоску по уходящим, тоску по недоступному ему теперь мостику, по брызгам воды из-под форштевня. А ведь думал, что исходился уже, старый конь…
К полудню в док, где стоял «Советский Союз», пустили воду, и корабль медленно приподнялся с кильблоков. В миле от входа в канал уже стоял окруженный буксирами «Кронштадт», дожидающийся своей очереди на «процедуру», до которой еще надо было готовить док к приему отличающегося по конструкции корабля. Недолгие десятки часов, отводившиеся тяжелым кораблям в единственном крупном сухом доке Кронштадта, не позволяли провести сколько-нибудь масштабные работы, но подводная часть кораблей не обрабатывалась с самых испытаний, и ее чистка и покраска могли дать важную прибавку в скорости и, главное, в дальности действия.
По всем правилам, перед постановкой в док положено было сгрузить боезапас, крейсер же загрузили сверх всяких норм и стандартов. Цинки с патронами для зенитных автоматов лежали в коридорах, ящики с патронами к 100-миллиметровым пушкам были напиханы в кладовые и мастерские – из тех, что под броней. Если 152-миллиметровых снарядов по штату полагалось полторы сотни на пушку, то взято было двести двадцать пять. А каждый такой снаряд – это 55 килограммов, каждый отдельный заряд к нему – еще 35 килограммов. И для всех нужно было найти места в погребах, потому что хранить боеприпасы раздельного заряжания в не приспособленных для этого местах мог только самоубийца.
Корабль напоминал огромный пороховой погреб. Вес зарядов в погребах измерялся многими сотнями тонн. Вес взрывчатки в снарядах – тоннами. Объем бензина в носовом бензохранилище – многими кубическими метрами, смазочных масел – снова тоннами, мазута в цистернах – тысячами тонн. Точнее, их было уже пять с половиной тысяч, потому что часть была взята в отсеки противоминной защиты. Все это могло гореть, могло взрываться, могло уничтожить огромный корабль за считаные секунды, но без этого он был беззащитен.
Все делалось чрезвычайно быстро, в не слишком характерном для флота темпе. Время подпирало, и народ работал, как уколотый в задницу чем-то острым. Фактически это было понятное желание остаться живыми. Даже в те минуты, когда из дока откачивали воду (процедура, за которой моряки любят наблюдать, свесившись через борт), цепочки матросов и старшин перебрасывали из рук в руки ящики и коробки, постепенно заполняющие все свободное пространство во всех еще незанятых уголках корабля.
Автономность по провизии и топливу составляла для «Кронштадта» около двадцати суток. Но если на дозаправку, как выяснилось, Москаленко еще мог рассчитывать, то количество продуктов, которое могли сожрать хотя бы за неделю тысяча сто здоровых мужиков, с трудом могло быть перегружено в море. Исходя из этого, бочкам с квашеной капустой, мешкам с картошкой и ящикам с американской консервированной колбасой в строках выданных к исполнению береговым службам списков было уделено не меньше внимания, чем снарядам.