Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Анисимов Сергей. Страница 75

Произведя выстрел, девушка уткнулась лицом в землю, не собираясь вытягиваться вперед с любопытством торопящегося в покойники человека. Кто-нибудь мог заметить вспышку на нейтралке и тогда сейчас начнет полосовать ее пулеметом. Нет, вроде обошлось.

Процепенев в позе «лежать» с полминуты, Аня осторожно поглядела в прицел. Так, танк стоит, ничего ему не сделалось, а вот людей на крыше башни больше нет. Теперь можно подумать. Если в шести сантиметрах от твоего уха просвистит пуля, ты, разумеется, попытаешься укрыться, нырнуть куда-нибудь. Но стреляла она не в голову, а в грудь, как и следует на такой большой дистанции. Черт знает, попала или нет, но штаны ребята наверняка обмочили.

Вот обидно… Аня ощутила разочарование. Столько стараний, а ничего не известно…

– Дура, – сказал ей вечером командир батальона, которому она после отчета пожаловалась на свою неудачу. – Жива осталась – и радуйся. Старший сержант во второй роте пулю в башку получил, перепрыгивая из одного окопа в другой. С чего, спрашивается? С того, что тот, кто его прикончил, оказался более осторожен. Вот и ты такой будь. Надоело похоронки писать, а уж на девчонок…

Комбат был молодой и красивый, но ей, конечно, не светило. Обычная она была, не красавица, не актриса. Просто натасканная на человечину девочка в звании младшего сержанта и в возрасте восемнадцати лет, пережившая всего лишь второй день своей войны.

Узел 6.0

17–18 ноября 1944 года

Запланированное на утро семнадцатого ноября наступление американских, британских и немецких танковых частей, которое должно было завязать сражение, задержалось почти на шесть часов. Вечером предыдущего дня погибли сразу два ключевых тактических командира. Генерал-майор Эрнест Хармон по прозвищу Гравийный Голос, командир американской 2-й бронетанковой дивизии, был убит шальной пулей во время командирской рекогносцировки, а почти весь штаб английской 29-й бронетанковой бригады вместе с ее командиром был уничтожен, попав на марше под удар русских штурмовиков.

Это были случайности, но они оказали значительное влияние на темп наступления. Темп являлся одним из наиболее важных факторов, определяющих успех в современной войне, вместе с внезапностью и силой удара. Когда неизвестно откуда прилетевшая пуля пробила грудину человека с двумя серебряными звездами на каске, это не ослабило непосредственной силы «железа» дивизии, но заставило потерять время на замену убитого.

Гибель второго генерала за несколько часов на узком участке фронта, еще до начала наступления, сбила темп еще больше. Было признано необходимым сменить систему позывных и принятый на настоящее время вариант шифра, заново проконтролировать схему взаимодействия с авиачастями, находящимися в подчинении трех независимых структур, не слишком стремящихся к слиянию в экстазе.

В общем, за ночь и прихваченные часы следующего дня сделать сумели немало. Наступление началось в полдень вместо шести утра – не такая уж большая разница.

За две недели маневренных, за отсутствием фронта, боев на равнинах Северной Германии советские и немецкие войска, а потом и подключившиеся к ним остальные (американцы, англичане, канадцы и французы) немалому научились. Достаточно крупные по объему задействованных войск сражения длились пока не более одного-двух дней, почти никогда не приводя к ясному результату. Ни русские, ни их противники не стремились обязательно оставить за собой поле боя. Было ясно, что в сложившейся ситуации это не имеет ровно никакого значения.

Советские войска дрались на чужой территории, и оставленный ради тактического удобства городок, занятый всего-то пару дней назад, их совершенно не волновал. Натыкаясь на сильное противодействие немецких частей на заранее подготовленных рубежах, русские подвижные части отходили, чтобы нащупать слабое место на другом участке. Удавалось им это достаточно регулярно, большая часть Ганновера и Северной Вестфалии представляла собой «слоеный пирог» из десятков механизированных групп, на ощупь ищущих друг друга.

Если набрать из разных весовых категорий тридцать боксеров, завязать им глаза и выпустить их на достаточно просторный ринг, можно будет заметить интересные закономерности. Прежде всего часть боксеров, у кого повязка не слишком плотная, будут что-то через нее видеть, хотя бы в виде размытых контуров. Поэтому этим конкретным спортсменам не придется тратить много времени на ощупывание формы носа и веса мускулов встретившегося им соседа по рингу.

Отвратительная разведка американских частей стоила им в эти недели немало крови, но учиться они начали, надо признать, быстро. Кроме того, выяснилось, что группа самых мускулистых участников общей свалки, оттопыривающих руки в стороны из-за невероятного обхвата бицепсов, держит удар несколько хуже других. Сложно представить себе настоящего боксера, который при виде собственной крови, текущей из подбитого носа, начинал бы плакать тонким голосом и проситься домой. Между тем именно это и происходило.

В армии США считалось, что потери трети личного состава – все вместе, безвозвратные и санитарные, – являются «совершенно неприемлемыми». Более того, части, потерявшие более трети бойцов, официально считались разбитыми и заботливо отводились в третий эшелон для долгого и ласкового зализывания ран. Бывали, конечно, и исключения, но редко. Для германских и советских дивизий, сводимых в жаркое время к паре батальонов, такое поведение казалось странным и вызывало демонстративное презрение, смешанное, понятно, со скрываемой в глубине души искренней черной завистью.

С техникой американцы также расставались не скупясь, бросая при локальных отступлениях артиллерию и вообще все малоподвижное без малейшего зазрения совести.

Словом, друг друга изучали танкисты, друг друга изучали летчики, друг друга пробовали на вкус генералы.

Дэмпси, Крерар, Симпсон, Ходжес, Паттон – заучивали на советской стороне имена британских и американских командармов; Обстфельдер, Бранденбергер, Занген, Мантейфель – звучали новые немецкие имена, бывшие совсем недавно голой теорией.

На другой стороне фронта делали то же самое и с теми же целями, но проблем при этом испытывали значительно больше. Тем служащим военной разведки, которым удавалось произнести за раз три согласных звука и более, была открыта прямая дорога в штабы армий Русского фронта. Вот как произнести фамилию Бранткалн на английском? Справились? А Перхорович? А Цветаев?

В английской транскрипции нужно две буквы, чтобы на бумаге передать более или менее близко к оригиналу произношение буквы «ц» в открытых слогах и аж четыре – если нужно передать произношение буквы «щ». А 11-м танковым корпусом командует Ющук, и он не единственный советский командир, фамилию которого западнее Рейна не могут произнести люди, чьей профессией является знание противника как родного.

Впрочем, это так, мелочи.

– Я бы не переоценивал достигнутые за последние дни успехи, – сказал Верховный главнокомандующий на заседании Ставки. – Наши бывшие союзники все-таки начали свое наступление, острие которого проникает все глубже в позиции второго Прибалтийского фронта. Является ли он их целью? Пожалуй, нет. Слишком много они для этого сконцентрировали сил.

Их целью является разгром всей нашей северной группировки, которая, по их мнению, чересчур зарвалась: то есть Ленинградского и всех трех Прибалтийских фронтов, а также третьего Белорусского. Количество армий сторон сравнивать глупо… Даже в том бардаке, который они сейчас имеют, их армии отличаются между собой по размеру раза в три. Что говорить о наших… Если же сравнивать танки и пушки, то силы выглядят примерно одинаково, насколько мы можем судить. Но вот что интересно, товарищи…

Сталин, машинально постукивая черенком трубки по краю стола, оглядел немногих членов Ставки Верховного командования, находившихся не на фронтах, а в Москве.

– Для хорошего наступления нужно превосходить противника в четыре, в шесть, а лучше в десять раз по основным видам вооружений. А у них этого нет, наступают они примерно равными нам силами. Это очень странно. То ли у них есть что-то в запасе, чего мы не учли, то ли они нас совсем за ровню себе не считают – закидаем, мол, фуражками. Но это вряд ли, последние дни их могли кое-чему научить.