И.О. Злой Королевы (СИ) - Циль Антонина. Страница 12

— Старый Холенц совсем выжил из ума. Опять принял кого-то за свою покойную дочь.

Мужчина в богатом одеянии подбежал к Агнгесс и вгляделся в ее лицо.

— Это ты? — пробормотал он, нежно прикоснувшись к девушке своей грубой ладонью. — Ты вернулась?

—Да, отец, — нежно произнесла Агнесс. — Я вернулась.

Старик и девушка обнялись, рыдая. Толпа зашумела. Люди переговаривались и пожимали плечами. Однако из замка выбежало еще несколько человек, узнавших некогда пропавшую дочь барона. Прислуга и пожилая дама, видимо, нянька или кормилица, упали на колени у ног Агнесс.

— Отец! — раздалось с балкона. На этот раз это был молодой голос, раздраженный и нетерпеливый. — Вы опять за свое?

— Посмотри, Эдгар, — дрожащим голосом воскликнул барон. — Твоя сестра вернулась. Разве это не чудо? Я знал, я чувствовал! С утра сердце трепетало.

Мужчина на балконе, молодой человек лет двадцати пяти, хмыкнул и наклонился. Увидев Агнесс, он отшатнулся назад, его лицо исказилось. Он явно узнал сестру. Однако Эдгар немедля вернул себе самообладание и надменный вид и бросил:

— Ты во всех видишь Астеллу? Эта девушка просто на нее похожа.

— Ты не прав, сын мой, — нахмурился барон. — И наша родовая магия докажет, что это Астелла. Доченька, ты согласна на проверку? Я-то знаю, что это ты, но другие могут сомневаться.

— Конечно, отец, — спокойно улыбнулась Агнесс. — Только позаботься о моих друзьях, почтенных Кларе и ее племяннице Маре. Они вылечили меня, когда я была больна, и проводили сюда. Благодаря им я здесь.

— Разумеется, — барон махнул рукой, и вокруг нас засуетились люди.

Нас провели внутрь замка. Я старалась держать голову склоненной, якобы из почтения к хозяевам, но старательно зыркала по сторонам. Так-так-так. Слева тянет запахом еды, значит, там кухня. А с галереи виден еще один хозяйственный двор: женщины мнут в корытах ткань и одежду. Среди них несколько маленьких фигурок, но кто именно, не разглядеть.

Мы вошли в огромный зал со стенами, увешанными длинными стягами с гербом Холенцов – трехглавым драконом. «Слава, доблесть, смирение» – было написано на гербе.

В зале быстро собралось несколько вельмож. Многие ахали, увидев Агнесс. Эдгар с мрачным видом подпирал стену, скрестив руки на груди.

О таких, как он, говорят «порочная красота». Баронет был очень хорош собой: темноволосый, зеленоглазый, с породистым лицом. Но сквозь приятные черты молодого человека наружу выглядывала Тьма.

В зале появился мужчина в длинном одеянии. Жрец, догадалась я. Священнослужитель острой иглой добыл кровь барона и Агнесс из их ладоней и смешал алую жидкость в прозрачной чаше, при этом бормоча какое-то заклинание.

Кровь засияла ровным золотом. Это подтверждало принадлежность Агнесс к роду Холенцов. По залу вновь пронеслись ахи и вздохи. Вельможи по очереди кланялись Агнесс.

— Да будет пир! — громко воскликнул барон. — Нам больше не по кому скорбеть!

— Астелла! Сестрица! Как же я рад! — вскричал Эдгар и обнял Агнесс.

Однако его улыбка в этот момент показалась мне фальшивой.

Собравшиеся продолжали радоваться и восхвалять богов. Досталось и нам. Барон, глядя в нашу сторону, очень проникновенно заговорил о «неравнодушных сердцах». В общем, нас с Кларой похвалили за помощь.

Я старалась прятать лицо под капюшоном, раздумывая, как бы половчее сбежать. Но место барона занял баронет Эдгар. Брат Агнесс-Астеллы выдавил несколько фраз, свидетельствующих о его глубочайшей радости. Его сестра вежливо улыбалась, чуть склонив голову.

Нам с ней не дали поговорить. Астеллу увели в ее покои, с ней ушел барон. Свита баронета – сплошь молодые люди с лицами, не обремененными интеллектом – бряцая ножнами, живо всосалась в одну из арок галереи.

К нам подошел слуга и предложил отвести в комнату для гостей. К нашей огромной радости, там уже исходила паром огромная деревянная кадушка с горячей водой. Но я уступила очередь Кларе, а сама выскользнула в коридор. Пробежав по галерее, понаблюдала, как слуги готовят к пиршеству огромный трапезный зал.

В углу зала репетировали акробаты, а на балконе – музыканты. В такой суете затеряться было несложно.

Кухню я нашла почти сразу, помнила, в котором из переходов нужно было повернуть, да и аппетитные запахи вели лучше всякого сопровождающего.

Там было шумно. На огромных плитах скворчали, шипели и булькали огромные чаны с едой, поваренок крутил вертел с кабаном над очагом.

Мне несколько раз предложили пищу и вино, но я отказалась, сделав вид, что просто заблудилась. Поинтересовалась, кому отдать одежду для стирки, и мне показали небольшую дверь, ведущую в правый дворик.

Но девочку-потеряшку я нашла гораздо раньше. Услышала голоса: требовательный старушечий и жалобный детский, и затаилась под лестницей, с которой эти самые голоса и доносились:

— Мерзкая грязнуля! — возмущенно бормотал пожилой голос. — Как ты могла изгадить новое нарядное платье?

— Госпожа, — бормотал тоненький детский голосок. — Я не знаю... Я... Оно болело и жгло... И я не смогла сдержаться.

— Нужник не так далеко, идиотка! Если простыла, нужно было сказать и попросить ведро. Эх, кабы насчет вас, побирушек, не распорядился сам молодой господин, — продолжала неистовствовать невидимая старуха, — я бы заставила тебя трудиться с ночи до зари, чтобы отработать стоимость испорченного платья. Но господин щедр и милостив. Он сам радуется возвращению сестры и готов порадовать своих соратников. Тебе велено было вымыться душистым мылом и тихо сидеть в комнате, ожидая приказа.

— Но госпожа, — девочка всхлипывала, — я не могла больше терпеть. Я и так долго терпела... И не добежала.

— Порождение тьмы! На месте молодого господина я бы поискала девиц почище и посмазливее. Но с господином не спорят. Снимай платье, вот, надень это. Жди тут. Я позову служанку с новой одеждой, водой и тряпкой, хотя очень не хочется отвлекать челядь ради такой замарашки, как ты.

Раздались тяжелые шаги, ступеньки жалобно заскрипели. Старуху я так и не увидела, она пошла в другую сторону, а девочка продолжала тихо плакать.

Я взвилась по лестнице и приложила палец к губам. Девочка не взвизгнула, но глаза ее удивленно округлились. Она переминалась, стоя в луже и натягивая на себя какой-то бесформенный балахон. Бедное дитя. Еще удивительно, что разгуливая с голыми ножками, она не заработала себе не только цистит, но и воспаление легких.

— Тихо, — велела я, помогая ребенку одеться. Господи, да у нее все ребра пересчитать можно!

Просто подхватила ее на руки и понеслась по галерее, благо там никого не было. Увидят, скажу, что приняла дитя за потерявшуюся гостью и решила найти ее родителей.

— Я Мара. Хочу тебе помочь, — сказала я на бегу. Девочка тут же недоверчиво насупилась. Ясно, были прецеденты с «помогальщиками». — Верь не верь, но моя знакомая ведьма сказала, что мы связаны нитями судьбы. Быстро говори, что тут происходит.

Трясясь у меня на руках, малышка начала бормотать. Много рассказывать ей не пришлось. Я с первых слов во всем разобралась.

Детей, девочек и мальчиков, из трущоб сюда доставили приказники. Остальных бродяг просто выгнали из городка.

Беатрис быстро раскусила, для чего ребят моют и наряжают в красивое. Баронет Эдгар пригласил в замок много гостей, и среди них имеются любители класть к себе в постель маленьких детей.

Трисс хотела сбежать. Она ничего не ела и не пила из рук слуг замка. Остальные дети от еды стали странными: послушными и заторможенными. На полпути к выходу Беатрис стало плохо. Она даже описалась на лестнице. Тут ее и поймали.

— У тебя жар, — пробормотала я, пощупав горячий лоб.

К счастью, мне удалось проскочить в покои незамеченной. Прислуга уже сменила воду в кадушке, из горячей она стала просто теплой, и я без промедления опустила в нее Трисс.

Девочка тихо пискнула, но потом принялась ожесточенно тереть себя руками. Клара, не задавая лишних вопросов, заглянул в лицо ребенку, охнула и принялась растирать грудь и спинку ребенка мазями, которыми мы лечили Агнесс.