Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Бонансинга Джей. Страница 55

К полудню у проповедника получилось справиться с кризисом, снова вернуться к изначальному плану и приступить к подготовке последних этапов ритуала.

Уэйд Пилчер вернулся из леса с хорошими новостями. Он установил и проверил все удаленные устройства и определил положение суперстада (говорящее само за себя облако пыли стояло в воздухе примерно в миле от речки Элкинс, обозначая его позицию на данный момент). Уэйд заверил проповедника, что в урочный час толпа будет призвана в город. По расчетам бывшего копа, стаду – как только оно услышит сигнал – понадобится примерно три часа, чтобы поменять направление и пройти пять миль по полю по направлению к Вудбери.

Ровно в час дня по Стандартному восточному времени, в момент, который войдет в историю как отправная точка серии последовавших за ним эпохальных событий, преподобный Иеремия Гарлиц вернулся к себе в квартиру, вытащил из-под кровати тяжелые брезентовые сумки, принес драгоценный груз к гоночному треку и спустился с ним по лестнице в подземные этажи.

В госпитале он нашел Риза, Стивена и Марка, которые сгрудились в углу в конусе яркого света галогенных ламп и пили кофе из бумажных стаканчиков, время от времени посмеиваясь над шутками. На столах из нержавеющей стали рядом с ними стояли упакованные в коробки Святые Дары.

– Эй!

От резкого голоса вошедшего в комнату Иеремии все мужчины вздрогнули. Все еще улыбаясь, они повернулись к проповеднику.

– Брат Иеремия, – сказал Риз, мальчишеское лицо которого все еще светилось от веселья, – я думал, вы придете в три.

Иеремия подошел к ним, осторожно опустил на пол брезентовые сумки, содержимое которых тихо брякнуло, и со всей серьезностью посмотрел на своих прихожан.

– Сегодня никаких шуток, джентльмены. Чтобы я не слышал ни усмешек, ни хохотков.

Парни пристыженно опустили глаза, улыбки сошли у них с губ. Риз уставился в пол.

– Простите, брат… вы правы.

– Это великий день, – проповедник оглядел их опущенные лица. – Да, это и счастливый день, я признаю. Но время шутить и смеяться подошло к концу, братья мои.

Риз кивнул.

– Аминь, брат… Аминь.

– Пусть каждый выполнит свою задачу с доскональной точностью. Мы в долгу перед добрыми людьми Вудбери. Вы понимаете, что я говорю?

Все трое кивнули. Затем голос подал Марк, жилистый каменщик из Таллахасси:

– Вы хотите, чтобы мы трое были рядом с вами в гаражах, когда вы… вы… будете разбираться с предателями?

– Они не предатели, брат.

– Прошу прощения, я ничего такого не имел в виду.

Иеремия по-отечески улыбнулся.

– Я знал, что своим вопросом ты не хотел никого оскорбить. Но правда в том, что они делают именно то, что сделал бы любой из нас, если бы кто-то угрожал его близким.

Марк взглянул на остальных, затем опять на проповедника.

– Мне кажется, брат, я не совсем понимаю вас.

Проповедник похлопал парня по плечу.

– Они не плохие люди, они нам не враги. Они просто не понимают, какой дар мы вот-вот должны получить. Они не видят его блистательного триумфа.

Марк кивал, у него на глазах выступали слезы.

– Вы правы, брат… Вы полностью правы.

Иеремия встал на колени возле сумок, раскрыл ближайшую к нему и принялся вытаскивать пузырьки.

– И вот ответ на твой вопрос, брат: да, я хочу, чтобы вы трое прикрыли меня, – он выставлял бутылки на стальную каталку, стоящую возле стены, рядом со Святыми Дарами. Вытащив из кармана пиджака резиновые перчатки, он натянул их на руки. – Лучше всего убивать невинное животное гуманно и быстро. Вы все должны безоговорочно подчиняться моим приказам. Понимаете?

Все закивали.

Иеремия указал на коробку с только что выпеченным пресным хлебом.

– Отлично, время пришло. Оторвите мне кусочек от этой буханки и налейте пару глотков этой жидкости в один из бумажных стаканчиков, из которых вы только что пили.

Глава двадцать третья

Массивная, помятая гаражная дверь скрипнула ржавыми петлями, и они вошли в первый вестибюль – в грязный бокс для технического обслуживания, расположенный прямо под пустынными торговыми палатками. Они включили работающую на батарейках походную лампу, поставленную на стопку шин возле входа, и двести квадратных футов грязного, заляпанного маслом бетонного пола осветились тусклым светом. В центре провонявшей плесенью, душной комнаты к складному стулу была привязана женщина, губы которой были стянуты куском липкой ленты.

Иеремия подошел первым. На плечи его грязного пиджака был накинут малиновый церемониальный шарф. Трое остальных мужчин шли за ним по пятам, держа в руках Святые Дары. На их лицах застыло почтительное, ошеломленное выражение, которое придавало им сходство с покорными женами в султанском гареме.

– «Многократно омой меня от беззакония моего», – произнес Иеремия, подходя к пленнице. – «И от греха моего очисти меня».

Лилли промычала что-то сквозь кляп, ее глаза вспыхнули от ужаса, когда она увидела бумажную тарелку с кусочком хлеба и стаканчик с отравленной жидкостью. Она принялась вырываться из пут и раскачивать стул, жутко стеная под липкой лентой. Ее мокрая от пота кофточка натянулась, зацепившись за пластиковый шнур, которым были стянуты запястья у нее за спиной. Устремив горячий взгляд на проповедника, она что-то неразборчиво прокричала.

Иеремия повернулся к подручным и тихо, но быстро и властно сказал:

– По моему сигналу подайте мне плоть и кровь Христову и не обращайте внимания на то, что скажет наша возлюбленная сестра, когда мы снимем кляп, ведь за ее словами будет стоять сам Сатана. Марк, подойди к ней сзади и по моему сигналу наклони ее голову назад, как мы учились на кукле в Джексонвилле.

Парень встал за стулом Лилли, и та с новой силой принялась дергаться, извиваться и вырываться из пут, одновременно выкрикивая бранные слова, которые нельзя было разобрать из-за кляпа. Стул скрипел и сильно раскачивался из стороны в сторону.

– «Сердце чистое сотвори во мне, Боже», – произнес Иеремия и кивнул Ризу, в руках у которого была тарелка, чтобы тот передал ему Святые Дары. – «Избавь меня от кровей, Боже, и уста мои возвестят хвалу Твою!».

Проповедник кивнул Марку, и тот подошел ближе к спинке стула Лилли, затем кивнул Стивену и наконец обратился к Господу:

– Боже, прими эту юную сестру в твое лоно и приведи ее на небеса!

Марк, самый сильный из троих парней, подошел вплотную к Лилли, взял ее за подбородок и запрокинул ей голову, а Стивен в ту же секунду сорвал кляп у нее со рта.

– ТАК, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ! ПРОШУ ВАС! УМОЛЯЮ! ВАМ НЕ НУЖНО ЭТОГО ДЕЛАТЬ! ДАЙТЕ МНЕ ШАНС ОБЪЯСНИТЬСЯ! Я УВАЖАЮ ВАШИ ДЕЯНИЯ! ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО Я ГОВОРЮ? НЕ ПОСТУПАЙТЕ ТАК СО МНОЙ! ПОЖАЛУЙСТА! ПОСТОЙТЕ…

В жуткий миг перед тем, как Иеремия сунул ей в рот кусочек пресного хлеба размером со среднюю монету, Лилли поняла, что она вот-вот погибнет, что все кончено и что конец настиг ее в руках этого безумного фанатика, и по иронии судьбы, по долбаной иронии судьбы, его принесли ей не ходячие, а человек, которого все считали человеком Бога, и Лилли вдруг осознала, что ей плевать на иронию, ей просто хочется жить, и ее голос внезапно сорвался на каскад истошных криков, которые быстро сменились сдавленными всхлипами.

– П-ПРОШУ ВАС! О, ПРОШУ ВАС! ПРОШУ! ПРОШУ! ПРОШУ-У-У-У-У…

Они засунули хлеб ей в рот. Сильные, крепкие руки каменщика разжимали ей челюсти и сжимали их вновь, яростно проталкивая кусочек ей в горло. Она кашляла, задыхалась и пыталась выплюнуть ритуальный хлеб, но перистальтика пищеварительной системы человека, от горла и дальше по пищеводу, невольно – как церковники узнали в процессе экспериментов – принимала пищу в подобных ситуациях и переваривала ее, как бы ни сопротивлялся человек.

В тесто перед выпечкой был добавлен сильный барбитурат.

Вслед за хлебом настала очередь прозрачной жидкости без запаха. Лилли дергалась и извивалась, пытаясь избежать отравления, но Иеремия уже поднял стаканчик с тарелки.