Подменыш - Донохью Кит. Страница 56

— Миссис Унгерланд…

— Зовите меня Айлин. Я уже много лет не миссис Унгерланд. С тех самых пор, как меня оставил первый муж. К несчастью, и мистер Блейк прожил со мной недолго. Нелепый несчастный случай с вилами… Мои ужасные дети за глаза называют меня «черной вдовой».

— Я соболезную, миссис Айлин. Я имею в виду, по поводу мужей.

— Не стоит. Я вышла за мистера Блейка из-за его денег, Боже, спаси его душу. А что касается мистера Унгерланда, то он был намного, намного старше меня. К тому же…

Она покрутила тонким, изящным пальцем у виска.

— Я пришел в эту школу только в девятом классе, поэтому почти ничего не знаю о детстве Брайана и его родственниках.

Ее лицо просветлело, и она так быстро вскочила со стула, что я испугался, что она вспорхнет, словно птица.

— Хотите посмотреть фотографии?

В каждый период своей жизни — начиная с момента рождения и заканчивая школьными фотографиями — Брайан Унгерланд выглядел точь-в-точь как мой сын. Мне казалось, я смотрю наш семейный альбом. Сходство с Эдвардом было невероятным. Не только выражение лица или поза, но и манера, например, грызть кукурузу или бросать мяч совпадали.

— Брайан рассказывал много интересного про ваших предков из Германии.

— И про Джозефа? Про дедушку Джо? Правда, Брайан был еще ребенком, когда деда не стало, но я часто о нем вспоминала. Дед был абсолютно чокнутый. Как и все они, — она откинулась на спинку стула и задумалась. — У этой семьи печальная история.

— Печальная? Почему печальная?

— Моего тестя все звали Безумный Джо. Он жил с нами, пока я была замужем за его сыном. Его комната находилась в мансарде. Ему было то ли девяносто, то ли сто лет, и ему все время что-то мерещилось. Какие-то тени, которые хотят его похитить. Он приставал ко всем с одним и тем же рассказом о том, что его младший брат Густав вовсе не его брат, а вехсельбальген, подменыш, и что эти самые подменыши украли его настоящего брата. Муж считал, что все это из-за их сестры, которая умерла на корабле во время их переезда из Германии. После ее смерти Джозефу стали являться привидения.

В комнате вдруг стало жарко, меня начало мутить, и жутко разболелась голова.

— Кто там был, на этом корабле? Дайте вспомнить. Их мать, отец… Его вроде звали Абрам. И два брата моего мужа. Про старшего ничего не знаю. Он, кажется, погиб в гражданскую, под Геттисбергом. А Джозеф до пятидесяти оставался холостяком. И еще у них был младший брат, идиот.

— Идиот? В смысле?

— Ну, он не настоящий идиот, в смысле больной. Просто они его так называли. Странная семейка. Они все носились с его музыкальным даром. Идиотом его называли, имея в виду, что он гений. Его звали Густав, бедный мальчик. Он играл как Шопен, так говорил Джозеф. Но был совсем нелюдимый. Сейчас бы его назвали аутистом, но тогда таких слов никто не знал. В общем, он был странный ребенок.

Кровь ударила мне в голову, и я едва не потерял сознание.

— А после случая с этими так называемыми подменышами он перестал играть на пианино. Ушел в себя и, по-моему, за всю жизнь не произнес ни одного слова. Говорят, его отец сошел с ума и покончил с собой. Я видела Густава всего пару раз. Он казался глубоко погруженным в какие-то свои мысли. Умер он почти сразу после того, как мы поженились с его братом. Это было в 1934 году. На вид он тогда был старше чем Моисей.

Она перелистнула страницы альбома и показала на фотографию мужчины средних лет в серой фетровой шляпе.

— Это мой муж, Гарри. Сын Безумного Джо. Далеко не мальчик! А я, когда мы поженились, была совсем еще девочка, — потом она показала на снимок сморщенного старика — наверное, самого старого человека на земле. — А это Густав.

Сначала мне показалось, что мы с ним в чем-то похожи, но, присмотревшись, я понял, что ошибаюсь.

Я был совершенно раздавлен. Не помнил, как поднялся с дивана, как вышел из дома — не помню даже, попрощался ли с миссис Блейк, — добрался до своей машины, приехал домой и упал в кровать.

На следующее утро Тесс вернула меня к жизни чашкой горячего кофе, бутербродами и печеньем. Я проглотил все это, будто месяц ничего не ел. Безумный ребенок-гений-идиот стоял у меня перед глазами. Слишком много призраков на чердаке, слишком много скелетов в шкафу. Потом мы сидели на веранде и читали воскресные газеты. Я тоже делал вид, будто читаю, как вдруг услышал странный шум.

Собаки во дворах лаяли, передавая эстафету одна другой так, словно кто-то посторонний шел вдоль заборов.

Тесс выглянула за калитку, посмотрела в одну и в другую стороны, но никого не увидела.

— Не понимаю, — удивилась она. — Никого нет. Почему они тогда так лают? Хочешь еще кофе?

— Конечно, дорогая, — сказал я и отдал ей свою кофейную чашку.

Как только Тесс ушла, стало понятно, почему бесновались собаки. Вдоль заборов, по направлению к лесу бежали двое подменышей. Девочка хромала, а мальчик тащил ее за руку, заставляя двигаться быстрее. Они увидели, что я заметил их, и несколько мгновений смотрели на меня. Жуткие существа с пустыми глазами, лукообразными головами и уродливыми телами, в поту и грязи. Я даже ощутил вонь, исходившую от них. Хромавшая девочка показала на меня пальцем, атот, другой, быстро утащил ее в чащу. К счастью, Тесс их не видела. Когда она вернулась с новой порцией кофе, эти твари уже исчезли в лесу, а собаки успокоились.

— Что там такое? — спросила Тесс, вернувшись.

— Кто-то пробежал по улице.

— Кто это мог тут пробежать, интересно?

— Я не знаю. Какие-то животные.

— Что за животные? Ты с ума сошел?

— Ты разве не слышишь, как ими тут воняет?

— Генри, ты меня пугаешь. Тут ничем не воняет.

— Я не знаю, почему собаки лаяли. Может, им что-то привиделось, может, они учуяли что-то. Откуда мне знать? Внезапная истерия, нападение летучих мышей, дети какие-нибудь…

Она положила прохладную ладонь на мой лоб.

— Генри, в чем дело? Ты какой-то не такой сегодня.

— Да, я не такой, — раздраженно сказал я. — Пойду, отдохну.

Как только я лег в постель, подменыши атаковали меня со всех сторон. Сотнями выбираясь из леса, они шли к нашему дому и пытались залезть в окна и двери; я видел их в дверной глазок, сквозь щели между занавесками. Они заполнили все свободное пространство. Они взяли дом в кольцо, и это кольцо сжималось все плотней и плотней. Я побежал по коридору в комнату Эдди: он спал, свернувшись калачиком, но, когда я взял его на руки, у него оказалось лицо взрослого мужчины. Я закричал, бросил его и заперся в ванной, но монстры лезли сквозь кран и вентиляционную шахту. В их искаженных злобой мордах я узнавал себя. Двери стали трещать и ломаться, я посмотрел в зеркало и увидел там моего отца, моего сына, Густава… Кто-то из этих жутких существ подобрался ко мне со спины и обхватил мою шею когтистыми пальцами…

Тесс сидела на краю кровати, поглаживая мои плечи. Простыни промокли от пота, но меня трясло от холода.

— Это просто плохой сон, плохой сон, — повторяла она. — Все хорошо. Все нормально.

Я прижался к ее животу, а она гладила меня по волосам, пытаясь успокоить. Я не понимал, где я, кто я, в каком времени, в каком месте?..

— Где Эдвард?

Она с изумлением взглянула на меня.

— У моей мамы. Она взяла его на выходные. Ты что, забыл?

Я забыл.

— Не надо было тебе ходить к этой ведьме. Не думай о прошлом. Мы здесь и сейчас. Я люблю только тебя. И всегда любила.

Согласитесь, у каждого из нас есть хотя бы одна тайна, которую мы не доверим ни другу, ни священнику, ни психиатру, ни даже любимому человеку. Некоторые делают вид, что такой тайны нет, другие несут ее бремя до могилы, третьи прячут так далеко, что сами перестают в нее верить. Я не хочу потерять Тесс, не хочу потерять нашего ребенка. Если Тесс узнает, что я подменыш, она, конечно же, бросит меня и заберет сына. Потому я должен молчать. Другие молчат и о более страшных вещах, успокаивал я себя.

Узнав настоящую историю Густава, я понял, почему почти ничего не помню из своей первой жизни. Если бы меня не украли, если бы я не прожил сто лет среди подменышей, я не стал бы Генри Дэем. У меня не было бы ничего из того, что есть сейчас. Не было бы Тесс, не было бы Эдварда. В некотором смысле все это я получил благодаря подменышам. Их появление в нашем доме, встреча Эдварда с одной из них в Калифорнии и эти двое, бегущие через лужайку к лесу — это не только угроза, но и напоминание о том, что я был одним из них, что я — один из них.