Тайная жизнь полукровки (СИ) - Адаревич Дарья. Страница 9

Он же не станет этого делать? Это же светлая магия! Профессор закрыл глаза, вдохнул, выдохнул. И бедняга Гайс с бешенной скоростью улетел на свое место. Его подбросило в воздух, а потом резко опустило на место. Наверняка, паренек ужасно ударился. Я пораженная уставилась на профессора Париса. Тот выглядел бодро и усмехался.

— Проклятье, — пробормотала я, — он же использовал светлую магию…

— Ну разумеется, — ответила Стина, — профессор же светлый маг!

Как же странно. Как странно. Я сидела, словно в абстракции, в каком-то другом мире, может, во сне… Профессор Парис обладает и темной, и светлой магией. Как это возможно? Неужели, тоже полукровка? Как и я?

— Гайс! Бедный Гайс!

Я повернула голову на звук.

— Он потерял сознание! — кричала девушка, сидящая рядом с Гайсом, — что делать?

Аудитория повернулась на спокойного профессора Париса.

— Вы у нас светлые маги, вы и скажите, — бросил профессор, — что делать, если человек сидит без сил?

Происходящее выглядело абсурдно. Профессор вышиб дух их студента? Мы точно в Академии, а не на подпольных боях? Он же поранил нашего одногруппника! Это непедагогично! Проклятье!

— Вы же учитель! — не выдержала я, — это безответственно!

Он же на самом деле ранил бедолагу Гайса. Парень так высоко подлетал в воздух, а потом резко упало. Да у него не только сотрясение, может, внутренние ранения еще какие-то, и это я молчу про простые синяки.

— Так у нас есть доброволец, — улыбнулся профессор Парис, — напомни, как тебя зовут?

— Лилия. Лилия Эринс.

— Точно-точно. Ребята, разойдитесь, сейчас Лилия продемонстрирует всем нам, как с помощью светлой магии оказывать первую помощь.

Глава 10: Самый большой позор в моей жизни

Глава 10

Я испугалась. Наверное, впервые в жизни испугалась так сильно. Все смотрели на меня и ждали, когда же я стану спасать несчастного Гайса.

— Ну же, Лилия, — торопил профессор, — ты же недавно такую работу на эту тему написала. Ту самую, на шумерском.

Я бросила взгляд на Стину. Та обреченно покачала головой. Она не сможет помочь… А как тут поможешь, когда такое? Проклятая работа на древне-шумерском. Надо было сидеть и не высовываться!

Профессор Парис смотрел на меня из-под очков насмешливым взглядом, он точно знал, что работа была не моей, знал, что я не справлюсь, знал, что я не та, за кого себя выдаю! Но признаться во лжи — значит проиграть, а я не собиралась проигрывать, так что пришлось ухмыльнуться и подойти к несчастному Гайсу.

— Ну все, парень, просыпайся, — прошептала я.

Разумеется, не сработало. Проклятье!

— Ну же, негодяй, просто проснись, ладно?! — продолжала я.

— Что ты шепчешь, Лилия? — крикнул профессор, — говори громче, чтобы все запоминали.

Позор… Самый большой позор в моей жизни. А профессор еще и посмеивался надо мной. Да плевать, будь он хоть тысячу раз Ноланом, будь он хоть тысячу раз тем, кто вчера дрался на арене! То, что он творит сейчас — ужасно! Скверно! Позорно! Я сделала глубокий вдох, обернулась:

— Профессор Парис, — крикнула я через всю аудиторию, — значит Вы покалечили ученика и просите исправлять свои ошибки студентов?

Вот так. Я посмотрю, как он будет оправдываться. Посмотрю!

— Именно так, — ответил профессор, — ты как будто только что родилась. Вся наша жизнь так устроена, что кто-то другой косячит, а мы исправляем.

— И это то, чему Вы учите нас?

— Этому в том числе. Лилия, мы ждем. Как же исцелить несчастного?

Никакой совести. Я посмотрела на Гайса, потом на свои трясущиеся руки. Да что ж такое?! Руки и правда тряслись!

— Проклятье… — прошептала я.

— Что, Лилия? Давай громче.

Ах громче хочешь? Громче?! Я сделала глубокий вдох, начала вспоминать теорию. Нам ведь рассказывали. И, даже если я не вслушивалась в лекции, то хотя бы присутствовала, хоть что-то должна была запомнить.

— Нам нужно направить свою собственную жизненную энергию на исцеление пострадавшего, — сказала я, — направить на рану.

— Ну, направляй, Лилия.

— Для этого надо знать, что ранено!

— Так подумай и ответь на этот вопрос сама.

Я снова посмотрела на профессора. Он старался сохранять холодный и отстраненный вид, но не получалось. Я видела, скрывающуюся ухмылку. Все это — простое издевательство надо мной. Еще никто никогда себе такого не позволял. Если понял, что я обманщица и не учусь, лучше бы подошел после пар и поговорил. Зачем унижать при всех? Зачем?

— В своей работе на древне-шумерском ты очень подробно расписала, как увидеть чужие раны, — напомнил профессор.

Я снова посмотрела на Стину в поисках поддержки. Моя подруга шептала губами какое-то слово. Потом показала пальцами букву «А».

— Адреналин! — сказала я громко, — нужно дать несчастному адреналин!

— Очень хорошо, давай дадим.

— Давайте, — пробормотала я и снова вцепилась взглядом в подругу.

— Лилия, дай ему адреналин! — крикнул профессор.

И как же дать этот проклятый адреналин? Откуда я его возьму? Я знала, это война, и профессор не сдастся, он будет мучить меня до последнего. Стина показывала на голову. Голова? Ладно…

— Адреналин — это гормон, который вырабатывается в коре головного мозга, — сказала я, — значит, надо надавить своей силой на мозг пострадавшего. Пустить в мозг адреналин…

Снова посмотрела на подругу. Она подбадривающе кивала. Ну как такое вообще возможно? Полтора с половиной года все шло хорошо. Училась я прекрасно, ни с кем не конфликтовала, подозрений не вызывала… А тут такое навалилось. Глубокий вдох, глубокий выдох. Мне до сих пор казалось, что все происходящее — это дурацкий сон, надо лишь ущипнуть себя и проснусь. Я вместо того, чтобы думать, я как дура щипала себя за ногу.

— Давай, Лилия, мы ждем! — не унимался профессор.

Я дрожала и злилась. И боялась. А, если я сделаю что-нибудь не так. Плевать. Положила руки несчастного Гайсу на лоб. Сосредоточилась. Глубоко вдохнула, выдохнула. Для того, кто обычно использует темную магию, черпать свои собственные силы ради светлого волшебства — сложно. Очень сложно. Я пыталась сосредоточиться. Просто взять свою энергию и направить в другого человека. Проще простого. И я направила.

Теперь у Гайса пошла кровь из носа.

— Молодец, Лилия, теперь твой пациент истекает кровью! — послышался голос профессора.

Лучше бы он просто разозлился и закончил эти пытки.

— Проклятье…

Но я не собиралась выходить из этой битвы проигравшей, но и победить я не могла. Не умела я лечить людей светлой магией. Вообще не умела использовать свет внутри себя. Не умела и все. Я смотрела на кровь, смотрела, смотрела, а потом мои ноги подкосились, и я упала в обморок. Разумеется, я притворилась, что теряю сознание, но вышло правдоподобно.

— Она же боится вида крови! — не растерялась моя подруга, — бедная Лилия!

Само собой я не боялась крови. Тому, кто смотрит на мордобои в бойцовской яме с самого детства, страх крови неведом. Но остальным необязательно это знать.

— Тогда закончи за подругу, Стина, — сказал профессор равнодушно.

Даже не обратил внимания на «потерявшую сознание» меня. Как ему вообще разрешили преподавать?!

Я лежала на проходе и слушала, как подруга объясняет, что делать, когда человек теряет сознание, как действовать, чтобы затянулись раны. Она говорила, что, чем сильнее маг, тем больше ран он способен исцелить.

— Нужно словно стать с человеком одним целым, и почувствовать, что у него ранено. И направлять силу туда, — сказал Стина.

— Что значит, направлять силу? — спросил профессор.

— Это значит направлять силу… — смутилась Стина, — если представить магию, как некий поток, то будет проще. Предположим, магия — это ветер. Мы направляем ветер. Но важно не переборщить.

Самая странная лекция в моей жизни и самый безумный урок. Такой униженной я еще никогда себя не чувствовала. Моя подруга справилась с задачей, наш одногруппник открыл глаза, оклемался, зажили его неожиданные раны от ударов о кресла. На меня больше не обращали внимание. Неужели всем настолько плевать на потерявшую сознание девочку? А мне самой не хватало сообразительности или смелости, или наглости, встать и во всем признаться, извиниться, может. Так что я продолжала лежать на проходе, притворяясь потерявшей сознание. Наконец лекция закончилась, и профессор отпустил студентов. Я слышала приближающиеся шаги. Медленные, уверенные. Эти шаги окончательно растаптывали мою гордость.