Операция «Транзит» - Акунин Борис. Страница 18
— Еще один шумный. Щас его гавкать-то отучат…
В коридоре бродили какие-то люди — и солдаты, и штатские, — сваливали кучами папки и бумаги, собирали мусор в рогожные мешки. Через распахнутые двери было видно, как из некоторых комнат документы вышвыривают прямо в окно — должно быть, лень возиться.
Чувствуя, как дергается щека, штабс-капитан убыстрил шаг. Он знал, какой ценой оплачена вся эта писанина: не деньгами — жизнями.
В кабинете начальника двери тоже были нараспашку. Расхристанный матрос волок прочь холст в массивной золотой раме: с него щурился лобастый сановник в лентах и орденах. Подполковник Козловский свято чтил память Петра Аркадьевича Столыпина и держал его портрет у себя над столом, хотя в нынешние революционные времена убиенного премьера называли не иначе как «реакционером» и «вешателем».
Пользуясь тем, что матрос не закрыл за собой дверь, Романов вошел без стука.
Из кабинета всё уже вычистили. Шкафы стояли пустые; оперативные схемы и фотографии разрабатываемых «объектов» со стен исчезли — осталась лишь карта фронтов. Перед нею-то и стоял невысокий, плотненький господин в хорошем френче без погон и чудесных желтых крагах, задумчиво подперев щеку.
— Что тут творится? — повторил Романов вопрос, который уже задавал солдатам.
Незнакомец проворно обернулся. Оказалось, что он не подпирает щеку, а осторожно ощупывает свежий синяк, расползающийся по скуле. И смотрел человек не на карту боевых действий, а в маленькое зеркало, перед которым Козловский обыкновенно подкручивал свои длинные усы.
Кроме синяка удивительно было еще и то, что на френче у побитого господина недостает трех верхних пуговиц.
Увидев офицера, человек приосанился.
— Вы, должно быть, в Управление контрразведки, штабс-капитан? Это учреждение ликвидировано, помещение передано нашему ведомству. Я товарищ председателя комиссии по административной реформе Рунге, комиссар Временного правительства. А вы, позвольте узнать…
— Это у вас называется «ликвидацией»? — Романов старался сдерживаться. — Выбрасывать из окон секретную документацию? Где подполковник Козловский?
Полное лицо комиссара Рунге зарумянилось, глаза сверкнули.
— Вы, собственно, кто такой?
— Штабс-капитан Романов. Вызван телеграммой с Северного фронта. Где подполковник Козловский, я спрашиваю!
Нескрываемая враждебность вопроса-требования заставила комиссара отступить назад. Судя по испуганно-любезной улыбке он собирался сменить тон и пуститься в какие-то объяснения, но тут за спиной у Алексея раздались шаги. Повернувшись, он увидел, что в приемной собрались люди. Впереди — давешний ефрейтор. Винтовку он держал наперевес.
При виде подмоги комиссар сразу перестал улыбаться.
— Козловский арестован, — сухо отрезал он.
— За что?!
— Оскорбление действием полномочного представителя власти. — Господин ткнул пальцем в кровоподтек, скривился от боли, рассердился. — Ваша реакционная лавочка закрыта! Новая Россия не нуждается в секретных службах и шпионских играх! Мы живем в эпоху открытости и революционного порыва, в эру свободного волеизъявления масс. Управление, которым руководил Козловский, закрыто, ибо оно вопреки строжайшему запрету вмешивалось в политическую жизнь республики! Вместо того чтоб обезвреживать германских шпионов, здесь шпионили за вождями революционных партий!
— Значит, для этого были основания. Я хорошо знаю князя. Он никогда не интересовался политикой.
— Время князей закончилось! — Рунге повысил голос — в прихожей одобрительно загудели. — Сказано вам: лавочка закрыта. Зря прокатились с фронта, штабс-капитан. Отправляйтесь обратно.
Алексей сдвинул брови.
— Если Управление контрразведки ликвидировано, мне на прежнем месте службы делать нечего. Прошу назначения в боевую часть.
Господин комиссар поглядел на него с усмешкой.
— Похвально, очень похвально. Это я вам с удовольствием устрою. Знаете что, голубчик? Вы прямо сейчас отправляйтесь в военное министерство, к комиссару Нововведенскому. Я ему протелефонирую, предупрежу, чтобы подыскал для вас самое что ни на есть превосходное назначение. И быстро, без волокиты.
Напоследок Рунге улыбнулся штабс-капитану уже безо всякой фальши, а с искренним удовольствием.
Комиссар Нововведенский принял Романова сразу же. Не обманул побитый Рунге — предупредил своего знакомого.
Немного странно было, что адъютант, доложивший о штабс-капитане, не удосужился выйти — остался в кабинете. Кроме того, в креслах сидели еще два господина полувоенного вида, обернувшиеся на Алексея с хитроватым видом и тоже не выказавшие желания удалиться.
Романову это было все равно. Никаких тайных разговоров он вести не собирался.
Нововведенский сидел под большим фотографическим портретом Александра Керенского и, видимо, очень старался быть похожим на своего министра: волосы тоже стриг ежиком, значительно хмурил брови. Но глаза посверкивали озорно — видимо, комиссар был человеком веселым.
С первой же фразы он взял ернический тон, от которого у штабс-капитана заходили желваки.
— Знаю, что вы изъявили готовность кинуться в самое пекло. И давно пора. Не всё ж по штабам сидеть, — сказал Нововведенский, наскоро проглядев послужной список.
— Господин комиссар, — прохрипел Романов. — У меня, как вы можете заметить, два «георгия»: солдатский и офицерский!
— Знаем-знаем. В контрразведках-охранках ордена щедро давали. — Глядя в залившееся гневным багрянцем лицо офицера, комиссар широко улыбнулся. — Да вы не волнуйтесь. Я уже приготовил для вас отличное назначение. Возможно, оно вас испугает. Уже несколько человек отказались.
За спиной у Романова послышалось прысканье. Обернулся — это давился смехом адъютант. Двое остальных зрителей сидели с каменными лицами, но в глазах у обоих поигрывали искорки.
— Поеду на любой фронт. Согласен на любую строевую должность. Имею боевой опыт. Осенью четырнадцатого ранен в атаке. В пятнадцатом году вывел из окружения под Бобруйском батальон.
— Батальон — это замечательно, — покивал комиссар. — И готовность послужить отечеству — тоже чудесно. Значит, не откажетесь от назначения, которое напугало предшествующих героев?
— Не откажусь, — твердо сказал Алексей.
Должно быть, эти господа действительно полагают, что служба в контрразведке — нечто сугубо кабинетное. Ни на одном фронте не сыщется участка, который испугает человека, прошедшего через кемерские болота.
— Слово офицера? — с серьезным видом спросил Нововведенский. — Ну что ж, коли так… У меня тут заявка на помощника командира некоего грозного формирования… Строго говоря, старшего инструктора по строевой и боевой части…
Адъютант издал нечто вроде стона. Один из полувоенных поспешно закрыл лицо платком и высморкался.
— Господа, вы мешаете, — укорил их комиссар. — Хм. Да. Так вот, по приказу главнокомандующего, ввиду предстоящего наступления, создается ударный бабальон… Пардон, оговорился: батальон…
Оглушительный хохот в три глотки не дал ему договорить. Алексей с изумлением посмотрел на весельчаков. Но и хозяин кабинета уже не мог держать лицо — весь трясся от смеха.
— «Ударный Батальон Смерти» — вот как это называется.
Штабс-капитан пожал плечами. Какое трескучее наименование. Штурмовая часть? Интересно. Но почему эти кретины регочут?
— Позвольте вопрос. Я не понял, зачем в батальоне инструктор?
— Сами увидите. — Нововведенский поставил подпись. — Никаких вопросов. Дали слово — держите. Вот, здесь обозначено, куда вам надлежит явиться. Печать поставите в канцелярии.
Никаких вопросов так никаких вопросов. Романов развернулся, небрежно козырнул и вышел.
Вслед ему несся истерический гогот.
РУССКАЯ ЖАННА Д'АРК
Явиться следовало в Коломну, в здание женского института, где располагался штаб части с мелодраматическим названием. Будучи коренным петербуржцем, Алексей хорошо знал это место. Массивный учебный корпус идеально подходил для казармы, там можно было бы расквартировать не батальон, а целый полк. Высокая ограда отлично замыкала территорию, а обширный луг мог быть использован для обучения и строевой подготовки.