Операция «Транзит» - Акунин Борис. Страница 32

Прапорщик отчеканила:

— Хороший план, господин генерал. Если мои девчата полягут, а у мужчин совесть не проснется, значит, совсем пропала Россия. Только проснется у солдат совесть. Я знаю!

Ее уверенность придала генералу бодрости.

— На самом деле вы будете не одни. Перед рассветом я отправлюсь по частям и поговорю с георгиевскими кавалерами. Комитет нам этого запретить не может! — Он метнул грозный взгляд на Гвоздева. — Наверняка найдется немало добровольцев. Вы, Бочарова, только поднимите своих женщин из окопов — чтоб корреспонденты это видели и сфотографировали. А потом за вами ринутся опытные бойцы, они-то и возьмут немцев в штыки. Две-три сотни мы как-нибудь наберем. Вы совершенно правы — не все солдаты совесть потеряли.

Тут выругался Гвоздев — и не беззвучно, как штабс-капитан, а вслух:

— …! Эх вы, совет нечестивых! Баб под пулеметы гоните, а сами про совесть толкуете.

Бочарова, давно уже глядевшая на председателя зверем, крикнула:

— Никто нас не гонит, мы сами!

— Молчи уж! — Гвоздев обернулся к ней. Глаза со стальным отливом так и сверкали. — Задурила голову своим дурехам! Переубивают их всех, а тебе еще один крестик на бюст прицепят и фото в газете пропечатают.

— Я сама первая на пулеметы пойду! Впереди всех!

— Ну и иди, коли тебе слава дороже жизни. Но других за собой в могилу не тащи! Тоже еще, орлеанская девственница!

Этого Бочарова стерпеть не могла.

— Не твоя забота, девственница я или кто!

Подскочив к председателю, она размахнулась, но большевик легко уклонился от кулака и только осклабился.

— Ого, никак я попал в больную точку.

Разъяренная Бочарова снова хотела на него броситься, но Романов и начальник штаба схватили ее за руки.

— Вы не поняли, прапорщик! Гвоздев не в том смысле!

— Спокойно, — шептал Романов. — Он же нарочно провоцирует!

Не слушая, Бочка визжала:

— Сволочь! Гад! Убью!

— Вот и бабская истерика, — спокойно констатировал председатель.

Тогда генерал треснул кулаком по столу.

— Прапорщик! Прекратить!

Женщина умолкла. Смахнула с глаз злые слезы, развернулась, выбежала.

На несколько секунд в кабинете установилась тишина.

— Она же того. — Гвоздев покрутил пальцем у виска. — И это — последняя надежда демократической России?

Слово «демократической» он произнес с сарказмом.

— Другой нет, — строго сказал командир. — Прошу садиться, господа. Штабс-капитан, вы после доложите начальнице о результатах совещания… Собственно, почти всё уже сказано. Осталось только одно. Объясните про шпионскую угрозу, Романов.

Алексей поднялся, поглядел на удовлетворенно улыбающегося председателя комитета.

— Не стану отнимать время, господин генерал. Проблема небольшая, решим сами.

РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ

— Здесь? — шепотом спросил Алексей. — На моих без одной минуты двенадцать. Но если мы подошли не с той стороны, можем не увидеть сигналов…

Справа от него сопела Бочка, барабаня пальцами по кобуре. В темноте ее лица было не видно, но судя по прерывистому дыханию, воительнице не терпелось ринуться в бой. Слева, с карабином наперевес, пригнулась Саша. Романову очень не хотелось брать ее с собой в опасную экспедицию, но Бочка возражений не приняла: солдат есть солдат, а зрение у Шацкой отменное.

Командирша оказалась права.

— Нет, мы вышли к опушке не здесь, — еле слышно произнесла Саша в самое ухо Алексею. От легкого прикосновения девичьей щеки его кинуло в дрожь. — Там пахло сиренью… Идите за мной!

Она бесшумно заскользила по траве. Действительно, шагах в тридцати к северо-западу благоухали кусты сирени. Романов прошлой ночью не обратил на них внимания.

— Вон они!

За деревьями трижды коротко мигнул свет. Далеко в ночи, на противоположном краю поля, не менее чем в пяти верстах, взлетели вверх две ракеты — зеленая и красная. Очевидно, это был сигнал, что там готовы к сеансу. Вчера, опьяненный поцелуями, Алексей красно-зеленый фейерверк пропустил.

— Отстать от меня на десять шагов! И не соваться!

Легкими широкими прыжками штабс-капитан понесся вперед — на пульсацию света.

Сигнальщики были увлечены своим занятием и обернулись, лишь когда под сапогом у Романова треснула ветка.

Он вскинул «браунинг».

— Руки вверх! Не двигаться! Застрелю!

Один шпион сжимал в руке фонарик. Второй сидел на корточках, прикрывал напарника шинелью сзади — чтоб световой морзянки не было видно со стороны усадьбы. Минувшей ночью Романов смог увидеть огоньки только потому, что помойка была вынесена далеко за ограду, в чистое поле.

Тот, что с шинелью, от неожиданности плюхнулся на задницу и задрал обе руки как можно выше. Но человек с фонариком был бойчее. Обернувшись, он полыхнул лучом прямо в глаза штабс-капитану. На мгновение Романов ослеп.

Вражеский агент кинулся наутек. Пронесся мимо офицера, с треском вломился в кусты — и вдруг захлебнулся истошным криком.

— Получи, иуда!

Обернувшись, Алексей увидел, как из зарослей пятится солдат, нелепо размахивая руками. Что-то хрустнуло, он повалился навзничь. Это Бочка выдернула из груди шпиона штык. Размахнулась — пришпилила дергающееся тело к земле.

— Что ты наделала?! Зачем? — крикнул Романов, держа второго на прицеле.

— А чего с ним, целоваться?

На поляну выбежала отставшая Саша.

— Госпожа начальница, отдайте оружие! Это нечестно…

Увидела труп с торчащим из живота карабином, вскрикнула.

— В обморок еще упади. Выдерни, вытри травой, — проворчала Бочарова, подходя к арестованному и расстегивая кобуру. — Ну, гад, прощайся с жизнью. В глаза только твои поганые разок гляну — и кончу. Посвети-ка на него, Алексей Парисович.

Сашу было невыносимо жалко. Она застыла на месте, не решаясь прикоснуться к покачивающемуся прикладу. Однако нельзя было допустить, чтоб Бочка укокошила и второго шпиона.

Не тратя времени на увещевания, Алексей просто вырвал из трясущейся руки командирши «наган», спрятал в карман.

— Погоди, дай мне поговорить с человеком…

Солдат указывал прыгающим пальцем на убитого.

— Я чего, я только шинелку держал. Это всё Лёха!

— Плевать мне на Лёху. — Романов взял шпиона за горло. Как следует сжал, немного подержал. — Кто вас послал? Кто дал задание?

Приотпустил — дал вдохнуть. На случай, если задержанный начнет ваньку валять, штабс-капитан уже знал, как поступит: удалит Сашу с поляны, чтоб не травмировать ее чувства, и расплющит мерзавцу пальцем глаз. Такое мало кто выдерживает.

Однако прибегать к гадкому средству не пришлось. Заглотнув воздуху, солдат проблеял:

— Гвоздь… Товарищ Гвоздев… Он Лёхе бумажку дал, как мигать… Вон она валяется.

Ниточка оказалась недлинной. Если Алексей чему и удивился, так это наглой незатейливости шпионажа.

— Гвоздев?! — ахнула Бочка. — Сволочь большевистская! Ну, я его, суку…

Пока она перечисляла, что именно она сделает с товарищем Гвоздевым, штабс-капитан подошел к мертвецу, выдернул штык, стер кровь и отдал оружие Саше, слегка сжав ей плечо.

— Самое интересное только начинается, — шепнул он. — Вперед, мой маленький зуав!

АРЕСТ ИЗМЕННИКА

Ни с того ни с сего проснулся и заорал петух, хотя время было неподходящее — едва заполночь. Где-то залаяла собака, за полуобвалившимся плетнем раздалось сонное коровье мычание. Пахло теплой пылью, силосом, навозом. Деревня Кузыня, расположенная в полутора верстах от местечка Ломницы, была погружена в буколический сон.

Здесь стоял самокатный батальон, в котором председатель комитета числился рядовым. Романов уже знал, что эта часть в дивизии на плохом счету, слывет самой недисциплинированной, насквозь большевистской. Поэтому задержание изменника требовалось провести без шума, а главное быстро — пока Гвоздев не хватился пропавших помощников.