Господин следователь (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 17

— Скажите честно — у вас претензии именно к моей грамотности или к тому, что я сынок вице-губернатора, который сразу же получил чин?

— К сыну вице-губернатора претензий у меня нет, — выдавил из себя титулярный. Посмотрев на меня исподлобья, добавил: — Вы отлично поработали. И дело ваше по обвинению Шадрунова, конечно же отправится в суд, раз явный убийца пойман, изобличен и пребывает под стражей. И кто осмелится ставить вам отметку? Но я все равно не понимаю — почему человек, закончивший курс гимназии и отучившийся в университете, допускает столько ошибок? Для меня гимназия была несбывшейся мечтой, не говоря уже про университет. Но вам-то это счастье принесли на серебряной ложечке, на золотом блюдечке. Ну, вы поймите, что мне просто обидно.

Верю, дорогой сын священнослужителя, верю. Самому бы было обидно.

— Ответить вам, отчего пишу с ошибками? — спросил я и, не дожидаясь согласия, сказал: — Да потому что никогда не думал — как же писать правильно. Если меня понимают — уже хорошо. Там более, что существует проект реформы, по которой из нашего языка уйдут и яти, и еры, и даже и, которая с точкой. Ну, сами-то подумайте, сколько нужно времени, чтобы освоить правописание? А если соотнести с экономией древесины?

— Причем здесь древесина?

— Так сколько бумаги удастся сэкономить, если в книгах не будет еров? Зачем они? Ладно, в старославянском языке эта буква делила предложения на слова, но теперь-то? Мы и так отделяем слова друг от друга, к чему мудрить? Вот, сами подумайте — сколько деревьев сбережем, если, скажем, из сочинений графа Толстого уберем еры?

Глава девятая

Благотворители

Дверь моего кабинета открылась и без стука вошел наш начальник — Председатель Череповецкого Окружного суда действительный статский советник Лентовский.

— Не помешаю, Иван Александрович? — деликатно поинтересовался главный судья.

— Никак нет, Ваше Превосходительство, — сорвался я с места. Все-таки, великое дело сила мундира, пусть у штатских чиновников команду «Смирно» не подают.

— Н-ну, Иван Александрович, я же просил вас — без чинов, — поморщился наш генерал.

— Виноват, Николай Викентьевич, исправлюсь, — бодренько отозвался я.

— Не возражаете, если присяду?

Я только руками развел. Разве генералы должны спрашивать разрешение у старлеев? Мне стало неловко. Мог бы и сам предложить стул.

— Чем заняты? — спросил Лентовский.

Я слегка замялся. Срочных дел у меня не было — да их вообще в последнюю неделю не было, поэтому штудировал книги.

— Вот, Николай Викентьевич, изучаю «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных».

Я не врал. А если и врал, то только отчасти. Кроме «Уложения» читал еще и учебник грамматики для земских школ. Его я нашел в книгах, оставшихся от мужа домовладелицы.

— Похвально, — одобрил мою деятельность Лентовский. — И что вы скажете о нашем законодательстве?

— Трудновато, — признался я.

Еще бы не трудновато! Вот как определено в «Уложении» понятие преступления: «Всякое нарушение закона, чрез которое посягается на неприкосновенность прав Власти Верховной и устанавленной Ею власти или же на права или безопасность общества или частных лиц, есть преступление». И что, нельзя было как-то попроще изложить?

— Охотно верю, — улыбнулся гражданский генерал. — Я, с тех пор, как закончил Ришельевский лицей, а было это — не соврать бы, почти тридцать лет назад, занимаюсь вопросами, связанными с гражданским и уголовным правом. Так мне и то иной раз трудновато.

Ришельевский лицей — это во Франции? Вона, куда занесло на учебу нашего генерала[1].

А я сидел как на иголках. От появления начальства, пусть даже и считающегося формальным, я ничего хорошего не ждал. Но с другой стороны — если я бы в чем-то провинился, так генерал вызвал бы меня к себе в кабинет.

— Я, Иван Александрович, хочу вас поздравить, хотя, повода для поздравления нет, но смею надеяться, что он будет, — заявил вдруг Лентовский.

— А с чем меня можно поздравить? — слегка оторопел я. Насколько мне известно, дело по обвинению Шадрунова в убийстве суд еще не рассматривал — там очередь, а если бы и рассмотрел, так поздравлять не с чем.

— Наш уездный исправник написал на вас ходатайство о награждении.

Уездного исправника, коллежского асессора Абрютина, которому подчинялась наша полиция, включая моего приятеля пристава Ухтомского, я почти не знал. Видел пару раз, вот и все.

— А с чего вдруг — о награждении? — недоуменно спросил я.

— Наш исправник, Василий Яковлевич — человек очень справедливый. Ему доложили, что во время ареста Шадрунова судебный следователь Чернавский проявил себя с самой лучшей стороны. Более того — спас нижнего чина полиции, поэтому глава уездной полиции решил, что вас следует наградить.

Я чуть не застонал. Ну за что награждать-то? За то, что ухватил за шкирку городового и отшвырнул его в сторону? Или за то, что треснул кузнеца чуркой? После того инцидента, когда страсти немного схлынули, мне стало стыдно. Скорее всего городовой бы по голове не получил, потому что пьяный кузнец наверняка промазал. Так чего огород-то городить? А если мой нынешний отец узнает? Матушка? Они же переживать станут. Я, кстати, письмо собирался написать, но так и не собрался. Вот, как домой приду — сразу засяду. А то и прямо здесь, подожду только, пока Председатель не уйдет.

— Василий Яковлевич пришел ко мне, попросил, чтобы я дал вам краткую характеристику. И я, разумеется, ответил, что вы очень добросовестный человек, что занимаетесь изучением права, даже дома, по вечерам, читаете книги. А ведь в вашем возрасте у молодых людей другие интересы. Девушки там, общение со сверстниками.

Ага, другие интересы. У меня пока никаких интересов. Ни к девушкам не хочется, ни с ровесниками общаться. Какие девушки? Да они все умерли за много лет до моего рождения! Я до сих пор еще привыкаю. И книги читаю — учебники по географии Российской империи и карты Череповецкого уезда, Памятные книжки Новгородской губернии. Еще изучаю Адрес-календари дома Романовых, чтобы не забыть кого-нибудь из великих князей или не перепутать. Иной раз кажется, что я шпион, которому нужно вжиться в чужой образ. А еще огромное спасибо моей квартирной хозяйке, что оставила в моем распоряжении библиотеку мужа и за ее бесчисленные консультации. Если бы не Наталья Никифоровна, как бы я узнал, что мои носовые платки следует называть гарнитуровыми? Я-то считал, что это просто шелк, а гарнитур всегда ассоциировался с мебелью. И что летние ботинки с верхом из ткани, в которых любят щеголять юные черепанки (да-да, не череповчанки, а именно так!) именуют прюнелевыми? А люстриновые платья не имеют отношения к люстрам, хотя шерсть, из которых они сотканы и блестит?

А Лентовский продолжал свой монолог.

— Исправник отправит свое ходатайство в Новгород, губернатору, а Его Высокопревосходительство уже примет решение — передать ли ходатайство выше, министру внутренних дел, чтобы тот отправил в министерство юстиции или он сам вас наградит, властью губернатора.

М-да, дела. Нет, письмо я обязательно напишу, чтобы родители знали — сынок в порядке. Губернатор непременно известит моего отца. А то и совсем просто. Масолов частенько бывает в столице или объезжает губернию, а в его отсутствие губернаторские обязанности кто исполняет? Ответ очевиден — вице-губернатор. Но есть надежда, что при здешней бюрократии, когда нужно передавать из родного ведомства в другое, времени пройдет изрядно.

Не дай бог, действительно наградят меня чем-нибудь на первом-то году службы, а сослуживцы живьем сожрут.

— Иван Александрович, на самом-то деле я пришел к вам по другому вопросу.

Ну вот, я так и думал. Неужели сейчас станет читать нотацию о моей безграмотности? Но Лентовский заговорил совсем о другом:

— Вы ведь знаете, что существует Череповецкое тюремное отделение Новгородского комитета Общества попечительства о тюрьмах?