Господин следователь (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 36

Никто не пострадал, документы целы, но теперь надо ремонтировать печь, что-то отодрать, поменять, приколотить, подбелить, вставить пару стекол, выбитых в суматохе. Работы дня на два, много — на три.

Велено разойтись, мы и расходимся. Но дома что делать? У Натальи Никифоровны имеются хозяйственные хлопоты, французский у нас вечером. Пообедав, решил прогуляться по городу, заодно зайти в фотоателье, заказать обещанную матушке фотографию.

Опасался, что усадят в кресло, стиснут затылок обручем и придется сидеть с полчаса, но нет, все сделали гораздо быстрее, за несколько секунд. Магниевая вспышка и все, свободен.

Собирался зайти к архивариусу, опять его потрясти, но отчего-то пошел к Мариинской гимназии. Оказывается, не зря. Моя кареглазая незнакомка шла навстречу. Не одна, с подругой.

Как здесь полагается знакомиться с девушками? Я и в своем мире на улице ни разу не знакомился. С теми барышнями, с кем имел дело (до встречи с Ленкой!), заводил знакомство в универе, у кого-то из друзей или в кафе. Подойти к кареглазой и спросить — девушка, разрешите с вами познакомиться? Неприлично, вроде бы. Так ведь и девушка сама знакомиться не пойдет. Эх, была не была. Подойду. Подруга — это даже хорошо.

— Здравствуйте барышни, — заступил я дорогу двум гимназисткам. Приподняв фуражку над головой, представился: — Чернавский Иван Александрович. Позволите проводить вас до дома?

— А вы кого намерены проводить? Обеих сразу? — поинтересовалась подруга моей кареглазой незнакомки — пухленькая барышня с румяными щечками. Кажется, ее где-то видел. Судя по лукавому взгляду, брошенному на подругу, прекрасно понимает, кого бы проводил и просто прикалывается.

— Милые барышни, мне бы для начала ваши имена узнать, — ушел я от прямого ответа. — Не могу же сказать — желаю проводить очень красивую девушку или просто, очень красивую? Или приличным девушкам не положено знакомиться на улице? Если это так, то сразу уйду.

— Нет, господин Чернавский, — слегка насмешливо сказала моя кареглазка. — Вы уж определитесь — кого вы хотите проводить и с кем желаете познакомиться?

— Разве это мужчина решает? — сделал умные глаза. — Общеизвестно, что выбор всегда остается за дамой.

Девчонки, слегка удивившись, переглянулись, а я процитировал:

— О, как нам часто кажется в душе,

Что мы, мужчины, властвуем, решаем.

Нет! Только тех мы женщин выбираем,

Которые нас выбрали уже[1].

Не так много стихов помню наизусть, но эти запомнил. Еще бы! Специально учил, чтобы произвести впечатление на Ленку. Произвел. Авось и тут не прогадаю.

— А что за поэт? — заинтересовалась кареглазая гимназистка. — Я почти всех поэтов знаю, но таких замечательных строк никогда не слышала.

— Знали бы вы, уважаемая незнакомка, сколько существует на свете замечательных поэтов, — нарочито грустно вздохнул я.

— Елена, — представилась-таки кареглазка. Не успел удивиться совпадению, как она добавила: — Елена Георгиевна Бравлина.

Вот тут я едва не запнулся за камень, выпиравший из булыжной мостовой. Запнулся бы — точно грохнулся и испортил свое реноме в глазах девушек. Ведь моя Ленка тоже Елена Георгиевна Бравлина.

— Елена… Елена Георгиевна, а вашу матушку, случайно, не Оксаной ли Борисовной зовут?

— Нет, с чего вы взяли? Мою маму зовут Ксения Глебовна.

Опять совпадение? Оксана — это же вариант имени Ксения. Борисовна… Хм. Тоже имеются ассоциации — Борис и Глеб, первые русские святые.

— А меня Татьяной зовут, — представилась полненькая подружка. — Меня можно попросту, без отчества. Если обратитесь по отчеству, стану думать, что я старуха, лет тридцати.

Слышали бы эти слова мои ровесницы из Москвы! Задушили бы собственными руками.

Похоже, тутошняя Ленка, что прикидывается пока Еленой Георгиевной, недовольна словами подружки.

— Таня, если я тебя старше на полгода, это не повод иронизировать, — укоризненно сказала кареглазая.

Ох ведь, старушки какие! Одной, как полагаю, лет шестнадцать, а вторая немного постарше.

Елена Георгиевна шла молча. Заметно, что девушка стесняется. А вот ее подруга была куда смелее.

— Мы про вас наслышаны, господин Чернавский, — хихикнула Татьяна. Видимо, девушкам известно о храбром следователе, вступившем в единоборство с преступником? Но дело оказалось хуже.

— Мой папенька говорит, что ему все время приходится возвращать вам бумаги из-за ваших грамматических ошибок.

Какая сволочь о том болтает? Покажите мне, я этому гаду сделаю тоже самое, что Герасим сделал Му-Му. Даже догадываюсь, что за гад. Не зря же мне показалось, что эту толстушечку где-то видел. Ошибся, но не слишком. Саму Татьяну нигде не встречал, зато часто вижусь с ее папенькой — господином Виноградовым. Копия батюшки своего. И язык такой же, как помело.

— Да, вы правы, — горестно вздохнул я. — Грамматика — это мое слабое место. Представляете, до сих пор делаю четыре ошибки в слове из трех букв.

— Как это возможно? — вытаращились на меня обе девчонки.

— Да очень просто, — любезно пояснил я. — Пишу слово еще как истчо.

Надеюсь, девушкам из Череповецкой женской гимназии Ведомства учреждений императрицы Марии не довелось слышать анекдот про Екатерину II? Ее письма мне доводилось читать, слово еще у императрицы написано правильно.

— А истчо, уважаемая Татьяна, хочу сообщить, что допускаю ошибки исключительно ради будущего вашего батюшки, — продолжал я, думая про себя, что удавил бы болтуна. — Для такого милейшего человека, как не постараться?

Припомнилось, как Виноградов утащил с банкета бутылку водки. Но дочери о том говорить не стану.

— Не понимаю вас, — настороженно сказала Елена Георгиевна. — Зачем делать заведомые ошибки?

Дочка помощника прокурора ничего не спросила, но выглядела озадаченной. Ладно, сейчас я вас еще больше озадачу.

— Все очень просто. Мой сослуживец — уважаемый батюшка Татьяны, признался, что собирается оставить карьеру государственного чиновника, подать в отставку и переехать в деревню. Жить среди первозданной природы, среди крестьян. Петушок поет поутру, коровки ревут, на пастбище просятся. Но что станет делать в деревне бывший помощник прокурора?

— Да, а что там станет делать мой батюшка? — захлопала глазенками толстушечка.

— Вот в том и соль! — поднял я вверх указательный палец. — В деревне нужны врачи, ветеринары и учителя. Из Александра Ивановича выйдет прекрасный учитель, но ему необходима стажировка. Поэтому мы, его коллеги, приносим бумаги с орфографическими и пунктуационными ошибками, а господин Виноградов их с удовольствием исправляет. Подождите-ка, — спохватился я. — А разве Александр Иванович не поведал домочадцам о собственных планах?

— Н-нет… — промямлила дочка помощника прокурора. — Ни мне, ни маменьке батюшка о своих планах не говорил.

На бедную Танечку было жалко смотреть. Видимо, она пыталась представить себе деревню. По моему разумению, жизнь в Череповце мало чем отличается от жизни в деревне. Нет ни водопровода, ни канализации. И по утрам, до тех пор, пока хозяйка не протопит русскую печку, в доме холодно. А ведь у нас еще только сентябрь. Что дальше будет?

— Наверное, Александр Иванович хотел вам сделать сюрприз. Да, точно — он как-то сказал, что ждет, покуда дочь не завершит обучение в гимназии.

Татьяна прикусила губу, а потом резко рванула вперед, бросив на ходу:

— Ступайте без меня.

Мы некоторое время шли молча, потом Елена Георгиевна спросила:

— Это не слишком жестоко?

— Что именно? — не понял я.

— То, что вы, Иван Александрович, ввели Танечку в заблуждение. Проще говоря — вы ей соврали.

Вот это да. А девушка очень умная и проницательна. Мне такие нравятся.

— Как вы догадались?

— Сложно сказать, — пожала плечами гимназистка. — Возможно, по вашим интонациям, а может — по вашему взгляду. К тому же, я несколько раз встречалась с Александром Ивановичем и он мне не показался человеком, готовым отправляться в деревню, тем более учить там детей. Он сам родился в глухом селе и его ненавидит. Танька сейчас прибежит домой, станет рыдать и требовать у отца ответа. Она же мечтает, что после гимназии отправиться в Санкт-Петербург или в Москву.