Назад к ЭВМ (СИ) - Наумова Анна. Страница 5

В дверь громко постучали, прервав мои беспокойные размышления. Почти сразу же она распахнулась, и в проеме показалась лохматая рыжая голова.

— Пацаны, у вас индюшки не найдется? — хриплым басом спросила она, испуская сильный запах перегара. Кажется, вчера портвейн пили не только мы с Валькой. Пятница — всегда пятница. И сейчас, и тогда. Студенты всегда любили веселиться. Ничего удивительного. В университете мы почти каждую неделю ходили в клубы и пили там отнюдь не минералку.

Что же это за загадочная «индюшка»? Вряд ли тут принято держать птицу в комнатах. Или парень хочет одолжить кусок мяса на суп? Кажется, мне опять нужен переводчик. Пора вести словарик сленга восьмидесятых. Я осторожно потряс Вальку за плечо.

— Тут индюшку спрашивают, — ничего не понимая, повторил я просьбу рыжей головы.

Валька открыл глаза, зевнул и ничуть не удивился просьбе.

— Возьми на полке.

— Где?

— Ну вот же банка. Глаза разуй.

Я взял красную жестяную банку в белый горошек, на которую показывал Валька, и, по-прежнему ничего не понимая, молча отдал обладателю копны лохматых рыжих волос. Тот так же молча кивнул и ушел.

— Чего ты на банки уставился? — продолжая зевать и потягиваться, спросил Валька. — Впервые видишь? Ленька чаю хочет попить. Сам ленится покупать, постоянно к нам ходит. В хиппи подался. Они — забавный народ. Да я не жалуюсь, он едой из посылок делится. Мог бы сам найти и не будить меня. Сегодня воскресенье, я хотел подрыхнуть подольше.

Точно! «Индюшка» — это индийский чай. Эх, сколько нового мне еще предстоит узнать! Знать бы, как долго еще придется притворяться…

Я украдкой посмотрел на календарь, висящий на стене рядом с кроватью Вальки. Судя по всему, он имел привычку зачеркивать прошедшие дни, и сейчас она мне была очень на руку. Были зачеркнуты все дни в 1986 году по девятое октября включительно. Вчерашний день Валька вряд ли успел зачеркнуть: мы болтали с ним часов до двух ночи, приговорив всю бутылку. Сегодня — 11 октября, воскресенье, как и в моем мире. Значит, вчера я вернулся ровно на тридцать семь лет назад.

* * *

Как ни странно, адаптироваться к новой жизни оказалось не так уж и сложно. Весь день до вечера я просто ходил вместе с Валькой и все повторял за ним, притворяясь, что это для меня — не в диковинку. В целом, студенческий быт в общежитии, куда я попал, был устроен довольно просто: на каждом этаже находились общая кухня, где готовили еду, и душ. Жили в основном по четыре человека в комнатах, но нам с Валькой повезло: наша комната была очень маленькой, и в ней помещались только две кровати. Скоропортящиеся продукты оставляли в холодильнике и подписывали, остальные — хранили в комнатах. Чтобы принять душ, надо было или отстоять очередь минимум в сорок минут, или ходить мыться ночью.

От общежития до университета, где мне предстояло притворяться прилежным студентом, можно было дойти за полчаса. В шкафу я нашел кое-какую одежду, принадлежавшую моему двойнику, которая оказались мне впору. Не без легкой неприязни я надел ее. Ну что ж, притворяться — так до конца. Сказать: «Это не мое, и я носить не буду» — значит выдать себя с головой. В конце концов, ничего страшного, можно постирать и носить. Покупают же люди вещи в секонд-хендах. К тому же, Валька ждет джинсы.

— Ты когда едешь в «Склиф» за вещами? — спросил он вечером, укладывая волосы при помощи мокрой расчески.

Друг уже вовсю готовился к свиданию с девушкой своей мечты: надел темно-синюю, по всей видимости, модную рубашку, мои джинсы и остроносые ботинки, а еще щедро сбрызнулся одеколоном, одолженным у Леньки, который утром спрашивал «индюшку». Он явно хотел выглядеть в самом презентабельном виде.

— Куда?

— В Институт скорой помощи имени Склифосовского, тормоз! Ты там лежал.

— А… да. Собираюсь сейчас…

Здорово, что Валька сам об этом сказал. Было бы крайне глупо расспрашивать его, в какую больницу мне ехать.

— Чего сидишь тогда, в потолок смотришь? Собирайся, тебя там до ночи ждать не станут. И не забудь попросить, чтобы память обратно вставили! — товарищ явно пребывал в очень хорошем настроении, предвкушая романтический поход в кино. Видимо, мои постоянные переспрашивания его до сих пор не удивляли, а только забавляли. Простой, добрый и бесхитростный Валька наивно полагал, что моя рассеянность — просто следствие травмы. Что ж, пока это мне только на руку.

— Надеюсь, дорогу сам найдешь, или мозги начисто отшибло? Проводить не смогу: Томка через час меня у кино будет ждать. На семь часов билеты взял.

— Найду, — сказал я, решив, что не пропаду и доберусь сам. В конце концов, просить Вальку проводить меня в место, откуда я вчера сам приехал, было бы и впрямь странно. Не будет же он водить меня за ручку.

Пожелав товарищу удачи и наказав беречь джинсы, я впервые в своей новой жизни остался один.

Глава 3

Двойник

Сидя на кровати в комнате, я слышал, как Валька бодро зашагал по этажу к лифту, напевая: «When I feel the time is right, and you’re staying by my side…». Это, кажется, песня популярной в то время группы. Я когда-то добавил ее себе в подборку. Счастливый и влюбленный человек! Радуется жизни и ни о чем не переживает. Он еще ничего не знает ни о грядущем развале СССР, ни о том, что ему, скорее всего, придется бросить работу по профессии и работать где угодно, чтобы выжить и прокормить семью в лихие девяностые, ни об августовском путче девяносто первого. Не знает он пока ни о махинациях Мавроди, ни о ваучерах, ни о падении курса рубля в девяносто восьмом. Я ничего из этого не застал, так как родился в самом конце XX века, но читал про эти события, да и в памяти родителей они отложились надолго. Трудно забыть, как не платили зарплату месяцами, как несколько раз серьезно срывал спину, разгружая вагоны, или отморозил пальцы, стоя за прилавком на рынке. От участия в «МММ» родители отказались, а вот бабушка с подругой, наслушавшись дурацкой рекламы с Леней Голубковым, послушно отнесли туда все свои сбережения.

Но сейчас Вальке и не нужно это знать. Ему только девятнадцать, он полон сил, в ушах у него звучит любимая музыка, в кинотеатре показывают «Кобру» с участием Сталлоне, и он наконец добился согласия на свидание от девушки, в которую давно был влюблен. А в шкафу под зимними вещами, в коробке из-под обуви у нас надежно припрятана от строгой вахтерши и комсорга Лиды еще одна непочатая бутылка портвейна, которой мы вечером собрались отметить удачное Валькино свидание и — возможно — создание крепкой пары и впоследствии — ячейки общества.

Второй день моего пребывания в новом «старом» мире подходил к концу. За пару дней проживания в студенческой общаге я почти привык отзываться на имя «Матвей» (правда, иногда все еще по привычке оборачивался, когда кто-то кричал: «Леха!») и обучился некоторым нехитрым лайфхакам… ой, премудростям. Так, никаких больше «лайфхаков»! Не проколоться бы случайно в разговоре! Не далее как утром я попросил Вальку «перестать меня троллить», а он посмотрел на меня, как на придурка. Пора забывать сленг зумеров. Ни про какие «троллинги», «скамы», «рофлы» и «чилы на расслабоне» тут и не слышали.

Внимательно слушая Вальку и ребят вокруг, я потихоньку узнавал, что происходило в окружающем меня мире. Заодно я усиленно напрягал голову, вспоминая то, что видел и слышал раньше. Оказывается, в тот год в СССР активно проводилась антиалкогольная кампания. Поэтому любое спиртное не просто запрещалось проносить и хранить: его и купить-то рядовому гражданину было непросто. Однако добродушный Валька, умеющий располагать к себе людей, быстро подружился с директором находящегося неподалеку продуктового магазина армянином Арсеном, у которого были свои каналы поставок горячительного. Иногда вечерами он с двумя друзьями (мной и Ленькой, который просил поделиться «индюшкой») ходил в магазин разгружать ящики с овощами. В благодарность за помощь мы получали небольшие деньги, а еще можно было выпросить еды и иногда — пару бутылок вина, которое Арсен прятал от проверок в только ему известных местах. Консервы, которыми мы поужинали в мой первый вечер в общежитии, были тоже оттуда. Пока я лежал в больнице, Валька вечерами ходил разгружать машины с картошкой, вот и поживился провизией. Рассказывать кому-либо о нашем бартере строго воспрещалось.