Евангелие зимы - Кили Брендан. Страница 32

– Эй, – сказал я, – если мы попремся внутрь, сработает сигнализация.

– Не попремся, – заверил он. – Мы полезем наверх. – Окно возле запасного выхода было забрано металлической решеткой. Марк посмотрел на крышу: – Залезешь?

– Брось, – не поверил я, – ты прикалываешься.

Марк улыбнулся. Впервые за весь день я увидел, как он немного расслабился.

– Я-то смогу, – сказал он. – Но я видел, как ты плаваешь. Сможешь подтянуться? – Не дожидаясь ответа, он полез по решетке. Добравшись до края крыши, поколебался, но всего на несколько секунд. Взявшись за бортик крыши, он подтянулся и перекатился вперед, скрывшись из виду.

Я полез за ним, но куда менее уверенно. Подъем был труднее, чем я ожидал, и, когда я подумал, с какой высоты придется падать, даже не стал смотреть вниз. Когда я подтягивался на дрожащих руках, решетка дребезжала. Было слышно, как от ветра шумят деревья футах в десяти-пятнадцати подо мной. Я изо всех сил цеплялся за решетку и лез медленно. Когда же я наконец добрался до верха и заглянул через каменный выступ, Марк сидел совсем рядом.

– Помощь нужна? – спросил он. Упершись ногами в выступ, он подхватил меня под мышки и втащил на крышу.

Я еще с земли разглядел, что крыша шла уступами. Одна плоская терраса, на которой мы стояли, примыкала к низкой стене, выше была другая огромная плоская поверхность, тоже ограниченная короткой стенкой, а потом уклон крыши резко шел вверх, к переднему фасаду. Мы пристроились у первой низенькой стены и пили из наших бутылок. Я все пытался отдышаться. Обычно Марк вообще не пил, но сегодня тянул ром быстрее меня. Он улыбался, но в его улыбке сквозил еще не улегшийся гнев. Марк допил бутылку и запустил ею в дальний конец крыши.

– Осторожно, это из запасов самого Джей-Пи Донована. В прошлый раз, набухавшись этого добра, я окатил Софи.

Я засмеялся, но Марк меня не поддержал.

– Ха, – невыразительно произнес он. – Вспомнилось, да? Все было хорошо, пока моя мать не прибежала со своими крутыми мерами, как церэушница…

– Слушай. – Я взял его за плечо. – Сейчас мы здесь. Забудь о них. Отдыхаем на свободе. Об этом и думай. Свобода! – Я показал на простиравшуюся перед нами террасу. Фонари парковки внизу мало что освещали. Со школьной крыши действительно лучше было видно звезды: темное небо висело над нами огромной чашей. Мы развернулись и улеглись головами к стене, изменив, так сказать, прежнюю точку зрения.

– Ух ты! – сказал Марк. – Просто глюк.

Он засмеялся, и я тоже, радуясь, что он счастлив. Мы вместе допили ром из моей бутылки и затянулись коротким косячком. Через некоторое время мы уже покатывались от глупого смеха. Я тыкал пальцем в звезды, и, когда я на них показывал, Марк тоже указывал в небо, а другой рукой тыкал в меня. Я помирал со смеху.

Марк встал.

– Давай освободимся по-настоящему. – Он начал снимать одежду. Я перестал смеяться, когда он остался в трусах и носках. Марк смотрел на меня с серьезным видом. – Ты тоже, дуралей!

Я поколебался, но последовал его примеру, радуясь, что Марк хоть трусов не снял. Когда я остался в нижнем белье и носках, ноги сразу замерзли, и я отпил еще рома, чтобы согреться. Марк отобрал у меня бутылку, допил, размахнулся и зашвырнул ее за край крыши. Пластиковая бутылка загромыхала о пожарную лестницу.

– Йе-ху! – заорал он. – К черту!

Мы прыгали по крыше как сумасшедшие, потрясая кулаками в воздухе, в дикой пляске вокруг вороха сброшенной одежды.

– По-моему, можно забраться еще выше, – сказал он. – Смотри!

Он разбежался и запрыгнул на соседнюю террасу.

– Давай, – позвал он, нагнувшись ко мне.

Я последовал его примеру. Тем же способом мы забрались на следующий уступ и на животах поползли по крутому уклону. Добравшись до края, посмотрели вниз. По улице проехала машина, но не притормозила.

– К чертям их всех! – снова крикнул Марк.

Казалось, мир подо мной переворачивается. Чувство равновесия во мне было разбалансировано, и я, хоть и лежал неподвижно, не мог избавиться от ощущения, что меня тянет вперед, за край крыши. Я сполз пониже и перевернулся на спину. Стало легче, но при виде купола ночного неба мне показалось, что я падаю вверх, к звездам.

– Черт! – воскликнул я.

– Да, – согласился Марк. – Мне кажется, будто я лечу.

Я запрокинул голову и посмотрел на него. Он стоял на краю крыши, опустившись на колени и разведя руки в стороны. Я вздрогнул.

– Слушай, давай одеваться, – сказал я. – Я больше не могу.

– Нет, – уперся он. Когда я оглянулся, он придвинулся еще ближе к краю. – Нет.

– Марк!

– Нет. Пошли они все! Пусть поцелуют сенатора Ковольски в жопу. – Он сдернул трусы и сверкнул передо мной задницей. Потом попытался повернуться на коленях и показать зад всей улице, и его ноги взметнулись над крышей и задергались в воздухе над школьным крыльцом. Он засмеялся и свесил голову на грудь, и я не мог понять, плачет он или нет.

– Эй, ты чего? – окликнул я.

– Как у тебя получается? Как ты с ума не сошел? – спросил он тихо, стоя на самом краю в верхней точке крыши.

– Это же ты всегда хладнокровный, собранный.

Руками Марк опирался о крышу перед собой, и, хотя скат был крутым и уклон шел в мою сторону, его ступни торчали над краем и казалось, что его носки вот-вот улетят в родной квартал.

– Эй, – сказал я, – спускайся оттуда, слышишь?

– К черту все это. Это я-то хладнокровный? Скорее отмороженный. И ты это знаешь. Причем лучше, чем другие.

– Чувак, ты набрался. Кроме шуток, ты пьян.

Он поднял голову.

– Ты хочешь сказать, что я тебе небезразличен?

Его голос шел вверх, и я не мог понять, то ли он передразнивал Джози, сказавшую это на новогодней вечеринке, то ли действительно хотел это знать.

– Да ладно тебе, успокойся.

Марк вытянул одну ногу – колено оказалось в воздухе, за краем крыши. Почти голый, перегнувшийся через край крыши, он казался фигурой берсерка с какой-нибудь ладьи викингов, несущейся в темноту. С невеселым безумием во взгляде он спросил:

– А правда, ты бы меня выручил в случае чего?

– Господи Иисусе, парень! – Я встал на четвереньки и пополз к нему. – Ты что, свихнулся?

– Ты это знаешь. – Он оторвал руки от крыши и начал клониться назад. Нога выехала еще дальше за край. Марк улыбнулся, но тут же покачнулся, и его повело вбок. Он вскрикнул.

– Марк!

Он поскользнулся и потерял равновесие – нога соскользнула с карниза. Он изогнулся, ударился о выступ на краю, но я успел схватить его повыше кисти, когда он уже съезжал с крыши. Он не упал – я держал его крепко. Он дрожал всем телом, когда мы забросили руки на плечи друг другу и съехали по скату крыши, как с горки. Марк не сопротивлялся. Я остановил скольжение у первой низенькой стены и без сил лег на холодную крышу.

– Что с тобой творится, черт побери? – спросил я.

Марк молчал, но через мгновение его глаза стали красными и мокрыми. Он приподнялся и сел, опустив голову между коленей, потом привалился ко мне. От ветра кожа у меня покрылась мурашками.

– Пошли, – сказал я, – надо одеться.

Мы спустились с первого уступа. Со второй террасы спортплощадка и парковка открывались как на ладони. Слева на дороге я увидел фары машины, свернувшей к школе. Я торопливо повел Марка к следующей террасе, но не успели мы добежать до нее, как машина въехала на парковку. Я упал на живот и рванул Марка за собой.

– Не поднимайся, – велел я.

Мы ползком добрались до низенькой стенки и, выглянув из-за нее, посмотрели на нижнюю террасу и пришкольную территорию. Машина остановилась перед спортплощадкой; включился дальний свет. Полиция. Из машины вышел коп и поводил лучом фонарика по игровому городку, качелям и бетонным кубам. На кубах он задержался. Наша одежда лежала на следующей террасе, но я боялся, что нас заметят, пока мы будем перелезать через стенку. Лежа на животе за бортиком, мы были невидимы. Я замерз, но двигаться не решался. Марк вниз не смотрел – он лежал на спине с мокрыми от слез щеками и глядел в небо.