День независимости - Форд Ричард. Страница 25

Я серьезно смотрю в ее упрямые голубые глаза и в первый раз понимаю, что она, скорее всего, носит контактные линзы, потому что голубизна хоть сколько-нибудь близкая к этой в природе не встречается.

Она стоит, обрамленная окном, ладошки сжаты у груди – учительница, свысока задающая сложный вопрос тупице-ученику.

– Вам не кажется иногда (создается впечатление, что облекающий Филлис ореол света связывает ее с некими высшими силами)…что никто больше в вашу сторону не смотрит?

Она слабо улыбается. Складочки, идущие от уголков ее рта, углубляются на щеках.

– Каждый день. – Я предпринимаю попытку ответить ей улыбкой мученика.

– У меня это ощущение появилось во время первого замужества. Мне тогда было двадцать, я училась на втором курсе Таусона. А этим утром в мотеле оно пришло снова – впервые за многие годы.

Джо и Тед по второму разу бурно обсуждают поэтажный план здания. Тед разворачивает хранившиеся у него где-то старые светокопии. Скоро они прервут наш с Филлис маленький seance [26].

– Думаю, это естественное чувство, Филлис, и, по-моему, вы с Джо хорошо печетесь друг о друге.

Я быстро оглядываюсь посмотреть, не приближаются ли уже наши специалисты по спортивному ориентированию. И слышу, как они со стуком проходят по разболтавшейся решетке подвальной печки, важно беседуя о чердаке.

Филлис покачивает головой, улыбается:

– Весь фокус в том, чтобы претворять воду в вино, верно?

Понятия не имею, что это может значить, но посылаю ей улыбку – и братскую, и, так сказать, адвокатскую, – дающую понять, что наше с ней состязание подошло к концу. Я мог бы даже похлопать ее по округлому плечу, да, боюсь, она мигом насторожится.

– Послушайте, Филлис, – говорю я, – принято считать, что происходящее с нами может идти по двум путям – успешному и безуспешному. Я же думаю, какой бы из них оно ни избрало в самом начале, мы всегда можем повернуть его на тот, который нам нужен. И что бы вы ни чувствовали, приобретая дом, – даже если вы не изберете вот этот, а то и вовсе никакого у меня не купите, – вы в конечном счете получите…

На этом наш seance и вправду заканчивается. Тед с Джо возвращаются в коридор и решают не подниматься по опускной лестнице на затянутый паутиной чердак, чтобы полюбоваться там на металлический крепеж стропил, установленный Тедом, когда в 1958-м здесь пролетел ураган «Лулу», проносивший стога сена между стволами деревьев, забрасывавший яхты на сушу, на целые мили от берега, и ровняя с землей дома повеличавее Тедова.

– Бог кроется в деталях, – замечает кто-то из этих теперь уже лучших друзей. Но все-таки добавляет: – Или дьявол?

Филлис спокойно смотрит на дверь, мимо которой они проходят сначала в одну сторону, потом в другую, прежде чем обнаружить нас в «гстн». Держащий в руках светокопии Тед выглядит, насколько я могу судить, всем довольным. Джо в его недозрелой бородке, вульгарных шортах и майке «Горшечники делают это пальцами» кажется мне пребывающим на грани истерики.

– Я увидел достаточно, – восклицает он тоном озлобленного железнодорожного контролера и быстро окидывает гостиную взглядом – оценивающим, как будто видит ее впервые в жизни. Довольный, он прижимает кулаки один к другому. – И то, что увидел, позволяет принять решение.

– Хорошо, – говорю я. – Тогда поехали. (Правило: мы едем завтракать, составляем предложение с указанием полной цены и через час возвращаемся.) Я успокоительно киваю Теду Хаулайхену. Он неожиданно оказался ключевой фигурой в схеме построенной ad hoc [27] по принципу «разделяй и властвуй». Его воспоминания, его несчастная покойница-жена, его бедные cojones [28], его мягкие, достойные Фреда Уоринга взгляды на жизнь и небрежный наряд – все это первоклассные орудия продавца. Из Теда получился бы хороший риелтор.

– Этот дом надолго на рынке не задержится, – выкрикивает Джо, к сведению всех окрестных соседей, которых может заинтересовать это сообщение. И, развернувшись, несется, точно рой запаниковавших пчел, к выходной двери.

– Посмотрим, посмотрим, – говорит Тед Хаулайхен и, поплотнее скручивая светокопии, с сомнением улыбается мне и Филлис. – Я знаю, миссис Маркэм, вас беспокоит то заведение за забором. Но мне всегда казалось, что оно сделало наши места более безопасными, а людей более сплоченными. Это примерно то же, что иметь под боком Эй-ти-энд-ти или Ар-си-эй [29], если вы понимаете, о чем я.

– Я понимаю, – отвечает непреклонная Филлис.

Джо уже проскочил дверь, спустился с крыльца на лужайку и теперь изучает контур крыши, доски лицевой обшивки, нижние грани кровельных балок; его обрамленный волосками рот приоткрывается, когда он приступает к поискам прогибов конькового бруса и повреждений от сосулек под свесами. Возможно, это лекарства от маниакальной депрессии сделали его губы такими красными. Джо, думаю я, и вправду нужен присмотр.

Я выуживаю из кармана ветровки карточку «Фрэнк Баскомб, партнер-риелтор» и опускаю ее на подставку для зонтов, что стоит в коридоре у двери гостиной, где я провел последние десять минут, стараясь удерживать Филлис в узде.

– Будем на связи, – говорю я Теду. (Еще одно правило. Менее специфичное.)

– Да, конечно, – тепло улыбаясь, отвечает Тед.

Филлис сдвигается с места – бедра покачиваются, сандалии пощелкивают, – по пути она пожимает маленькую ладонь Теда и говорит что-то о том, какой приятный у него дом и как жаль, что его приходится продавать, и уходит туда, где Джо пытается пояснее различить все то, что он видит, ибо такова его печальная участь – смотреть сквозь туман, который клубится в его голове.

– Они его не купят, – бодро произносит Тед, когда и я направляюсь к выходу. Он испытывает не разочарование, а скорее неоправданное удовлетворение тем, что чужие люди отвергли его дом, позволив ему, Теду, ненадолго вернуться к уютной, горестно-сладкой домашней жизни, которой все еще распоряжается он сам. Что же, видя выходящего в дверь Джо, всякий вздохнул бы с облегчением.

– Трудно сказать, Тед, – говорю я. – Кто может знать, что сделают люди. Если б я это знал, подыскал бы себе другую работу.

– Приятно думать, что твой дом представляет ценность для других. Меня это порадовало бы. Не так уж и много у нас теперь утешений осталось.

– Получилось не то, чего мы с вами хотели. Но я старался как мог.

Филлис и Джо уже стоят у моей машины, глядя на дом так, точно он – океанский лайнер, сию минуту показавшийся в море.

– Вы только не позволяйте себе усомниться в его ценности, Тед, – говорю я, снова сжимая его маленькую, жесткую, как сухарь, ладонь и тряся ее в подтверждение моих слов. И в последний раз вдыхаю запашок газовой утечки. (Через пять минут Джо сообщит свое мнение на ее счет.) – Не удивляйтесь, если я сегодня вернусь с предложением. Дома лучшего, чем ваш, им не найти, и я собираюсь сделать это для них ясным как божий день.

– Как-то раз через тот забор перелез один малый, я в это время набивал на заднем дворе мешки листьями, – говорит Джо. – Мы со Сьюзен пригласили его в дом, угостили кофе, сэндвичем с яичным салатом. Оказалось – он олдермен из Вест-Оринджа. Влип там в какую-то историю. Кончилось тем, что он около часа помогал мне с мешками, а после перелез обратно. Потом присылал нам поздравления на Рождество.

– Скорее всего, вернулся в политику, – говорю я, радуясь, что Тед не поделился этим анекдотцем с Филлис.

– Наверное.

– Ладно, будем на связи.

– Я все время здесь, – отвечает Тед, закрывая за мной парадную дверь.

Мы усаживаемся в машину, и мне начинает казаться, что Маркэмам хочется как можно скорее избавиться от меня и, что еще важнее, друг на дружку ни он ни она смотреть не желают.