Карьера - Кеннеди Дуглас. Страница 14

— Я справлюсь.

— Как? Молитвами?

Пожимаю плечами:

— Просто разрулю ситуёвину Вот посмотришь.

— Можешь не сомневаться, еще как буду смотреть. Пристально. Да, придется еще кое-что сделать.

— Что именно?

— Уволить Айвана Долински.

— Подожди-ка, Чак…

— Нед, это не обсуждается. Именно Долински — корень всех бед.

— На самом деле виноват Тед Петерсон…

— Возможно, но именно Айван отсрочил решение практических вопросов с договором и позволил ворюге-Петерсону ускользнуть. Раздолбайство Айвана представляет для нас с тобой угрозу…

— Айван — не раздолбай. Как раз этим утром продал «Эн-Эм-Ай» большую шестистраничную вкладку. В майский номер. Подписал контракт, чтобы не было сбоев.

— Прости, Нед. Долински вылетает. Если завтра к двенадцати не выкинешь его сам, то вышвырну я.

— Хочешь сказать, прямо перед моим увольнением.

— Решишь проблему — останешься. Вот в чем дело. Усек?

Киваю. Чак открывает дверь и тихо произносит:

— Пожалуйста, Нед, не заставляй тебя увольнять.

Долго, неподвижно сижу в кресле за столом, уставившись в ночь, где валит снег. Осталось только одно решение, единственный способ спасти шкуру. «Босс, пожалуйста, дайте позвонить Теду Петерсону».

Завтра утром сразу же поручу Филу Сирио связаться с «Джи-Би-Эс». К черту последствия. Теперь проблема стала вопросом жизни и смерти.

И вновь густой снегопад означает: все таксисты Нью-Йорк Сити впали в спячку. А потому добираюсь до центрального вокзала пешком и мчусь на шестой электричке к центру.

К моменту моего прибытия Клаус Креплин уже восседает за столиком для почетных гостей. Поприветствовав гостя змеиной улыбкой, знаками предлагает сесть, хватает со стола пачку «Данхилла» и прикуривает сигарету от изящной серебристой зажигалки.

— Знаете, почему я выбрал этот ресторан? — спрашивает немец. — Из-за икры и сигарет. Одно из немногих заведений в этом полуневротическом городе, где можно курить, не опасаясь ареста.

Официантки одеты в изящные, обтягивающие черные платья с высокими подолами. Одна подходит к нашему столику, держа в руках поднос. Креплин внимательно смотрит на девушку.

— И конечно же, обворожительная атмосфера, вы не находите?

Официантка ставит поднос, на котором — глыба льда и пара миниатюрных подставочек искусного дизайна из нержавеющей стали. На каждой — шесть стопок, до краев наполненных чистой влагой. Девушка ставит перед нами по одной.

— Полагаю, вы не против, — замечает Креплин, — я позволил себе заказать от нашего с вами имени.

— По шесть рюмок водки? — удивляюсь я.

— Эксклюзивная дегустация. Разумеется, под икру, — поясняет Креплин, и официантка ставит между нами ком льда. Внутри покоится тяжелая вазочка с белужьей икрой.

Стоимость угощения даже страшно представить.

Креплин снимает с подставки первую рюмку. Следую примеру босса.

— Прозит! — чокается Креплин о мой стаканчик и в один присест осушает собственный.

Выпиваю водку, ледяная жидкость действует на пищевод, как анестетик, успокоительная сила которого незамедлительно дает себя почувствовать.

— Полагаю, выпивка пошла вам на пользу, — замечает Креплин.

— Выдался непростой день, — поясняю я. — Но думаю, вам уже известно о сегодняшних событиях, не так ли?

— Слышал, вы ввязались в опасную и рискованную игру. Сможете найти выход из ситуации?

— Вне всяких сомнений, — заверяю я.

— Тогда давайте выпьем за это радостное известие, — предлагает Креплин.

Поднимаем по второй стопке. Цок. Как там говорят в России? «Между первой и второй…»

— Знаете, отчего у меня возникло предчувствие, что мы сработаемся? — начинает разговор Креплин, намазывая на блины ложку икры и молниеносно поглощая закуску. — Потому, что при первой встрече вы держались со мной холодновато. Слегка вызывающе. Мне нравится подобный стиль — лояльный сотрудник, отличный начальник для своих людей — о, простите, — лидер для коллег, как вы сказали, но не поддакивающий бездумно начальству. Люди, способные сочетать преданность корпорации с независимостью воззрений, вызывают мое уважение. В отличие от Чака Занусси.

— Чак — отличный парень.

— Хотите узнать мое мнение о вашем руководителе? Слишком жирный. До смерти меня боится. Страх — одна из причин, по которой я его презираю. Вдобавок телесная полнота указывает на абсолютное отсутствие дисциплинированности.

— Возможно, Занусси злоупотребляет пончиками, но своим успехом журнал обязан Чаку. Превосходный редактор, до тонкостей разбирается в компьютерном бизнесе.

— Эдвард, я потрясен. Такая преданность по отношению к человеку, не далее как час тому назад угрожавшему уволить вас, если не разрешите проблему с «Джи-Би-Эс»…

— Откуда вы знаете о кризисе?

— Ну, это же я приказал Чаку Занусси уволить вас, если не сможете решить проблему.

— Благодарю.

Креплин издает сдавленный смешок:

— Экзамен. Знаю, вы его выдержите. С блеском. А значит, Занусси не сможет вас уволить, верно?

«Фил, звони».

— Нет, Клаус. Не сможет.

— Превосходно. Ибо когда трудности, а заодно и Рождество окончатся, я уволю Чака. Лично.

Дотрагиваюсь до третьей стопки и пытаюсь изобразить спокойствие:

— Вы это серьезно?

— Серьезно настолько, что мне уже известно имя преемника Чака.

— И кто же счастливчик?

— Вы.

— Быть не может…

— Решение уже принято. Как только наступает второе января, то вы, если не возражаете, становитесь новым редактором «Компу-Уорлда».

Машинально поднимаю стаканчик с водкой и выпиваю до дна.

— Э-э… спасибо.

Глава шестая

На шестой стопке я сказал:

— Я волнуюсь. Чувствую испуг.

— Волнение и страх объяснимы, — ответил Креплин, — вполне естественная человеческая реакция на любые существенные карьерные достижения.

— Чак — мой начальник.

— А я командую Чаком. А Дитрих Зандерлинг — мной. Держатели акций, в свою очередь, управляют герром Зандерлингом. Каждому приходится отчитываться перед другими.

Мы покончили с ужином и бутылкой «Каберне-Савиньон» за пятьдесят пять долларов, и Креплин вновь перешел к делу.

— Вы не разу не спросили о деньгах. Почему? — начал немец.

— Вы ели.

— Весьма деликатно с вашей стороны. Вас интересует сумма, о которой идет речь?

— Естественно.

Креплин тихонько хохотнул:

— Ну, оклад весьма привлекателен. Основная ставка — сто пятьдесят тысяч в год, но сумму следует удвоить: подразумеваются и выплаты от акционерного капитала, и бонусы.

Нервно сглатываю.

— Разумеется, помимо стандартных корпоративных премий и полной медицинской страховки вам предоставят личный автомобиль выбранной вами марки стоимостью до, скажем, пятидесяти тысяч. Все гаражные расходы возьмем на себя. Если вы состоите в спортивном клубе… Вы, кажется, играете в теннис?

— Вы потрудились над сбором данных.

— Естественно. Как бы там ни было, расходы на теннисный клуб также компенсируются. Компании нравится, когда руководство… — как это у вас говорится? — держит форму.

Креплин попросил счет, затем произнес:

— Ну так как, вы согласны с условиями оплаты труда?

Мне подфартило. Я выиграл в лотерею. Сорвал банк. Ну, не совсем… но, черт побери, триста штук в год? Просто дыхание перехватывает. Вот-вот попаду в премьер-лигу…

— Клаус, я, разумеется, согласен, — и тут же, не договорив, подумал: «Но возненавижу себя, потому что придется предать Чака».

Поскольку шел чересчур густой снегопад, не благоприятствовавший походу в Сохо, Креплин настоял, чтобы я проводил его до номера в «Вордорф Тауэре», пропустить на ночь по стаканчику. Когда такси выехало в центр города, немец посмотрел мне в глаза:

— Должен попросить вас о некотором одолжении.

— Конечно, Клаус.

— Боюсь, речь идет даже не о просьбе. Скорее, о приказе. Он таков: ни с кем не обсуждать полученное предложение о работе.