Попаданец на максималках - 1 (СИ) - "Тампио". Страница 33

Пришлось тихо и вкрадчиво поведать, как её разрезанное клинками полуголое тело, и обагрённую кровью ночную сорочку, увидят ближайшим днём городские стражники. Как они будут таращиться и отпускать язвительные шуточки, поскольку простой народ ой как не любит дворян. Как новость о полуголой графине разойдётся по городу, и все знакомые и незнакомые горожане только и будут делать, что судачить о таком её неприглядном виде, о её посмертном позоре.

И знаете, что? Подействовало! Графиня умолкла, затем согласно кивнула мне. Её развязали, и она неожиданно хладнокровно поднялась и начала с помощью горничных тут же одеваться. Затем она легла на постель в своей опочивальне и молча приняла яд. Хотя всё проделанное, скорее всего, и было вызвано дворянской спесью, что подлые людишки посмеют насмехаться над ней, но нельзя было признать, — графиня продемонстрировала больше мужества, чем её супруг. Глядя на лёгкую смерть своей госпожи, яд приняли и почти все слуги, поняв, что это лучший выход.

Деньги мы, конечно же, забрали с собой, как и наиболее ценные вещи. Особенно мародёрствовать я не разрешал, чтобы не портить солдат. Сказал лишь, что эти трофеи, добытые в стычке с врагом, будут проданы, а деньги пойдут на улучшение быта лейб-гвардейцев и найм новобранцев. И я не врал. Засунув обнаруженные бумаги графа в мешок, мы удалились, раскидав зажжённые факелы по комнатам. Дом не сгорит, он каменный. А крыша... надо было соседям черепицу класть. Отправив своих гвардейцев в казарму отсыпаться, я побродил ещё по городу, и мне пришла в голову одна интересная идея...

Остаток дня я гонял своих солдат, как только мог, чтобы отвлечь их от неподобающих мыслей, которые могли прийти в их головы после ночного действа. На следующий день я приказал им одеться по-парадному. Затем мы промаршировали немного, и я задвинул речь:

— Мы живём в неспокойное время, когда враги короны желают извести законную династию, посадив на трон своего ставленника! Мы все слышали, что рассказывал один из заговорщиков, и узрели, насколько он был жалок, желая спасти свою никчёмную жизнь. Да, любой, кто замышляет против законного правителя, жалок, поскольку выступает против устоев государства. Но есть ещё много людей, верных присяге. Мы среди них. Так будем же истреблять этих никчёмных людишек, возомнившими себя достойнейшими из достойных! Кто это сделает, кроме нас? Никто, кроме нас! Ура!!!

После этих слов и последующих криков гвардейцев я выдал каждому по красной ленте, на которых были вышиты слова: НИКТО, КРОМЕ НАС! Потом я объявил, что это отличительный знак лейб-гвардейца, который лично участвовал в удалении плевел с плодородных земель Империи.

***

— Мы видим, сын наш, что вы находитесь в приподнятом настроении, — заметила императрица.

— Да, матушка, — не стал скрывать я. — На днях один из наших врагов перестал дышать.

— И сколько их ещё осталось?

— Немало, государыня. Но это не означает, что можно опустить руки и ничего не предпринимать. Постепенно, шаг за шагом мы будем приближаться к тому дню, когда у чудовища по имени Заговор, будут удалены все зубы, отрублены пальцы и вырван язык. Тогда мы сможем снова обрести спокойствие. Я надеюсь, что ещё несколько заговорщиков исчезнут прежде, чем их подельники поймут истинное положение дел.

— Как идут дела с обучением лейб-гвардии?

— Интенсивно, Ваше Величие. Вскоре они начнут заступать на посты во дворце.

— Что с вашими прожектами, принц?

— Они развиваются намного быстрее, чем я предполагал.

— Тогда вам следует заняться тем, о чём вы говорили недавно. Пропагандой. Вы, сын наш, назначены временным главой новой службы. В Министерстве внутренних дел подобраны кандидаты. От вас требуется показать им направление и дать в руки инструменты, с помощью которых они покажут верность короне.

— Да, Ваше Величие!

— Перед тем, как печатать бюллетени и газеты, вам следует приносить их нам для ознакомления. И да, не забывайте в газете что-то писать для дам. Мы думаем, что сие необходимо, хотя в Империи не так уж и много женщин, знающих грамоту.

— Да, Ваше Величие!

— Теперь о вас, сын наш, — Елена Седьмая улыбнулась. — Вчера отбыл последний гонец с вашим портретом. Осталось лишь ждать ответы. Возможно, что-то будет передано сразу, а, возможно, для этого потребуются месяцы, — женщина вздохнула.

— Да, Ваше Величие!

Увидев знак, что аудиенция закончена, я удалился было, но остановился и спросил:

— В Хазарию посылали?

— В Хазарию? — полное недоумение читалось на лице императрицы. — А надо?

— Я вот подумал, маман, что Булгария у нас как гвоздь в башмаке. И ходить с ним, то есть, с ней, опасно для здоровья.

— Мы думали, сын, что вам понравится дочь короля ляхов.

— Разве король там что-то решает? Он имеет лишь представительские функции, да общается с послами. Вот в Хазарии власть настолько централизована, что никто и пикнуть не может, если кахан не позволит.

— Садись, сын, рассказывай, — Елена Седьмая от изумления перешла на ты.

— Я внимательно изучил политическую географию и понял, что соваться нам в Европу смысла особого нет. Её государства грызутся друг с другом, как пауки в банке или крысы в бочке. Ляхам нужны лишь наши воины, чтобы отхватить от германских княжеств и герцогств земель побольше. Нам-то что с этого будет?

— У империи нашей будет крепкий союзник.

— То есть Поляндия — могучее государство?

— Да, сын наш.

— Чего же оно без нашей и свейской помощи не отваживается с германцами сцепиться? — спросил я.

— Германцы объединят свои армии и, увеличив тем самым силу, дадут отпор.

— Значит, наши люди должны воевать и погибать лишь для того, чтобы ляхи земель себе урвали? А что конкретно получит Империя? Письменную благодарность от их короля? Я эту бумагу даже в нужнике по назначению использовать не смогу.

— Они же союзники! — пыталась объяснить матушка.

— И как они нам помогают? В какой последней войне? После женитьбы моего дядьки на этой жемайтийке нам с Запада врагов ожидать не приходится. Ну если только балканцы пограничные города осадить захотят.

— Хорошо, допустим. Так Хазария нам зачем?

— Делить Булгарию, как я сказал. Зачем нам в подбрюшье два потенциально враждебных государства? Поделим одно и приобретём союзника в лице другого. Точнее, наоборот. Вначале союзник, а потом — делёжка.

Елена Седьмая надолго задумалась над моими словами.

— Надо с министрами вопрос этот обсуждать. Про Булгарию.

— Я намереваюсь перенести столицу к месту слияния Оки и Волги. Если Булгарию поделим, то новой столице никто не будет угрожать, поскольку я хоть сейчас готов провести границу с Хазарией по нижнему течению Камы.

— Зачем? — продолжала недоумевать государыня.

— Чтобы развивать мануфактуры на Урале, хотя бы. Насколько я помню, последний военный конфликт с Булгарией был сколько-то лет назад, когда она захотела пограбить наши уральские остроги.

— Это не Булгария захотела пограбить, а кто-то из булгарских разбойников.

— Ага, ну да, конечно!

— Не верите?

— Конечно, верю! Как нельзя верить в то, что правитель Булгарии позвал хазар защитить своих разбойников, вторгшихся на чужую территорию? Обязательно в это надо верить. Мы же тогда им быстро надавали, так что полноценной войны и не было. А вот военные отряды Хазарии, собранные для помощи нашим врагам, были.

— Хорошо, сын наш, — было видно, что императрица не согласна со мной, но спорить дальше не хочет. — На днях отправлю ваш портрет в Хазарию.

— Впрочем, — решил я оставить за собой последнее слово, — с каханом можно договориться и без династического союза. В любом случае, Хазария — это сила, победоносно воевать против неё, даже призвав ляхов и объединившись с булгарами, вряд ли получится. Всего хорошего, Ваше Императорское Величие, — я поклонился и ушёл, оставив матушку в растерянном состоянии.

***

«Сено — солома! Сено — солома! Сено — солома!» Вспомнил я исторический анекдот про российскую армию времён Петра Первого, когда увидел, как сержант Пуговкин учил строевому шагу новобранцев. Ну да, бегают они лучше, чем ходят по плацу. Чтобы не смущать моего бравого подчинённого, я направился на кухню. Уж очень хотелось мне Пьера опять поварить, но этот злодей специально каждый день наводил такой порядок, такой блеск, что даже глазам смотреть было больно. Ладно, живи...