Попаданец на максималках - 1 (СИ) - "Тампио". Страница 56

Что касается моих знакомых купцов, то с ними знакомство развивается. Вот поехал в банк по делам, а обратно до дворца не долго было добираться, вот и завалился я оголодавшим к Нектарию Николаевичу Бурышину. Тот обрадовался, стал меня наваристыми щами кормить. Домашние его выйти побоялись, но подглядывать не стеснялись.

— Благодарствую, Ваше Высочие, за оказанную милость! — кланялся купец. — Дочери мои все два вечера протанцевали. Одна даже ухажёра нашла из дворян.

Не знаю, чем его дочери на балу крутили, но кое-кого подцепить сумели. Обедневших дворян, наверное, больше некого. Пользы, как мне думается, от этого мало, но мечты о внуках-дворянах уж больно сладки.

— Ну, раз вам, Нектарий Николаевич, это по душе, то и хорошо. Давайте о деле поговорим.

Купец сразу подобрался.

— Мне потребно, чтобы вы составили бумагу, какой лес у нас иностранцы покупают, какими объёмами и по каким ценам. Везут ли они к себе необработанные брёвна или уже брус и доски. Какими путями везут, через Ладогу или Волгу. Весь расклад, короче. Ферштейн?

Брови ожидаемо поползли вверх.

— Это дело не одного дня, Ваше Высочие.

— Я и не тороплю. Хоть месяц информацию собирайте. Даже если не по всем вопросам, а только частично, то и это будет не плохо.

— Позвольте спросить, а с какой целью интересуетесь, принц?

— Имеется у меня задумок много. Вот и смотрю, что в первую очередь делать, а что погодя. Я один, и на всё меня не хватит.

— Так надо знающих и добрых людей в долю брать, — начал советовать купец. — Одному никак в нашем деле.

— Надо, — киваю. — Вот только мне не нужно слишком много помощников, главное, чтобы верные были, ну и умелые.

Собеседник приосанился.

— Так что если вы, Нектарий Николаевич, покажете себя с лучшей стороны, то можно будет и вас к серьёзным делам допускать, — продолжил я.

— Всё будет сделано в лучшем виде.

— Ну и замечательно. Я всё помню, так что лучшие из лучших смогут стать моими доверенными лицами, и мы таких дел наворотим...

Вот теперь купец полностью осознал причину разговора.

— И да, Нектарий Николаевич, — уже в дверях вспомнил я. — Вы же с людьми всякими дела ведёте, ну там с дворянами, купцами, мастеровыми разными... Не забывайте ненавязчиво обо мне в положительном ключе отзываться. Только меру знайте... Народ неискренность за версту чует.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Высочие! Всё будет сделано, как для себя...

Зачем мне это? Я про народное мнение? А что в этом плохого, когда о тебе, ещё на трон не вошедшем, начинают хорошо говорить? Про дядьёв моих, Тита и Дмитрия, народ даже плохо не говорит... В том смысле, что будто их и нет вообще. Я же не прошу меня любить. Достаточно, чтобы просто уважали, почитали, ну и побаивались в меру. Как отца родного. А любовь... Нет, преходяще это... Слишком эмоциональная штука эта любовь, — от неё до ненависти один шаг.

Вон, Мария-Антуанетта всю свою жизнь старалась, как говорят, завоевать любовь французской нации. Да и супруг её, Людовик Какой-то-там-по-номеру, тоже хотел народу помочь выбраться из нищеты. И что в итоге? Головы с плеч, и вся любофф. Надо быть жёстким, но справедливым. Кто-то сказал, что признак взросления — это когда в «Трёх мушкетерах» начинаешь болеть за государственника Ришельё, которому мотали нервы четыре алкоголика, три проститутки и чудо в короне.

***

Опять появилась нужда поговорить с императрицей, и причина для этого, конечно же, серьёзная.

— Ваше Императорское Величие, мне потребно отлучиться из столицы.

— Что значит отлучиться? — настороженный взгляд женщины ясно указывал, что я выбрал неудачное время и неудачную формулировку.

— Хочу съездить в Тулу или в Устюжну.

— Простите мой арелатский... А на кой?! — лицо Елены Седьмой не предвещало ничего хорошего.

— Пуркуа бы и не па?

— Нарываетесь, сын...

— Простите, матушка! Мне очень нужны кузнецы. Но те, кого я хотел выписать из Франкии, отказались приезжать в далёкую варварскую страну.

— Так наймите местных. В Муроме, я как-то слышала, их много.

— Их я всегда нанять могу, но мне думается, что лучше брать лучших, чем годами из посредственных делать хороших.

— Допустим. Только мы не понимаем, зачем вам лично ехать в такую даль? Если в Тулу дороги ещё более или менее нормальные зимой, то в эту... Устюжну не на всяких санях добраться можно.

— Я не собираюсь на санях, — вырвалось у меня, о чём я сразу пожалел.

— Верхом на лошадке покататься захотелось? — с металлом в голосе спросила императрица. — После приключений в пограничье возомнили себя ловким... э-э... — женщина пощёлкала пальцами, — джигитом?

— Сие зело важно, матушка, — я провёл ладонью по шее, — вот так важно!

Императрица побледнела, а я ещё раз обругал себя идиотом.

— Вот именно это лихие люди с глупыми путниками делают, — тихо промолвила она.

— Я лейб-гвардию с собой возьму, — прибегнул я к последнему аргументу, хотя и понял, что с него и надо было начинать.

— Нет. Если так уж надо, то посылайте свою роту хоть в Чехию, а вы останетесь с нами.

— Мне что теперь, ближайшие два года за вашу юбку держаться?

— Да как вы смеете... — на глазах у женщины появились слёзы.

— Простите, маменька, — я совсем не был готов к такой реакции.

— Простите, маменька... — передразнила она. — Я тебя рожала, ночами не спала, а ты... ты... в Тулу собрался ехать. Самовар ещё с собой возьми. Не позволю!

Я оторопело наблюдал за сменой настроения императрицы и внезапно подумал: «Мужика бы тебе нормального, чтобы нервы лечить раз в неделю или даже два. Да хоть три, мне не жалко».

В дверь постучали, и вошёл лакей с запиской. Елена Седьмая взяла её, распечатала и стала читать. Щёки её чуть порозовели и она, окинув взглядом гостиную, сказала:

— Сын наш, посидите пока в нашей опочивальне.

Интересно девки пляшут! Чегой-то она? Но делать нечего, попёрся в её спальню. Стою там и к двери ухо приложил, но расслышал лишь глухие голоса. Ладно. Подошёл к бюро императрицы и выдвинул ящичек, в который она ключ у меня отобранный положила. Ага, вот он! Ключ перекочевал в карман. Ящичек закрыл и давай шаги от стены до стены считать, как Эдмон Дантес в своей камере. Но недолго я изображал из себя узника замка Иф. Дверь открылась и вошла Елена Седьмая.

— Сын наш, мы сейчас будем зело заняты, так что ступайте пока.

С этими словами она подошла к бюро, отодвинула тот же ящичек, в котором я только что копался, поводила рукой, вытащив ключ, открыла им потайную дверь на лестницу.

— Ступайте, — повторила она. — Завтра увидимся. И да, не забудьте внизу убедиться, что дверь затворена.

Я спустился, и выйдя в нишу, которая была отделена от коридора висящим гобеленом, плотно закрыл дверь. Ну и что это было? И откуда у императрицы два ключа? Ладно, надо быстро сделать дубликат и вернуть ключ в бюро. Вот только кто и где сделает мне копию? Кузнеца, что на конюшне и попрошу...

Кузнец посмотрел на меня с сомнением:

— Ваше вашество! Сделать запасный ключ никак нельзя. Да и не кую я здесь ничего. Только подковы ставлю, да железки какие гну.

— Почему нельзя?

— Министром двора запрещено, в целях... этой... безопасности.

— В городе кто может сделать? — с отчаянием спросил я.

— Да много кто. На Кузнечной улице любой сможет, но это далече. Ежели желаете побыстрее, то на Цветочной улице близ алтаря Гефеста находится лавка некоего Власа, он может помочь, но сразу предупреждаю, барин, лучше ступайте к кузнецам...

Ну, раз говорят, что куда-то соваться не надо, то туда мне и дорога. Иду к казарме лейб-гвардейцев и даю им некоторым особо надёжным десять минут на то, чтобы переоделись в цивильное. Они уже не удивляются, зачем понадобились, и быстренько выходят в гражданском. Знают, хитрованы, что будет им по рублю на пиво. Почему пиво? Водку я им запрещаю на службе пить. Вот такой я тиран... да. Императрица всё-таки была права.