Инженю, или В тихом омуте - Ланская Ольга. Страница 39

— Завязывай! — грубо оборвал длинный. — Не для тебя стараюсь — разговор есть. Да и…

Он обернулся на ресторан, и она подумала, что ему просто не хочется прямо сейчас туда возвращаться — но хочется потянуть время, чтобы о ней там забыли.

— Садись, короче…

Он молчал по пути — никакого разговора к ней у него явно не было. И она молчала. Наверное, надо было пококетничать с ним, но не было сил — а объяснять в который раз, что она на их стороне, было бесполезно. Его и остальных ее благие намерения не трогали — и они не собирались их оценивать. Так что она просто смотрела в окно, не думая ни о чем — удивившись, когда джип, мчавшийся какими-то глухими набережными и задворками, вдруг выскочил неподалеку от ее дома.

— Спасибо, что довезли, Володя, — разорвала наконец тишину, кода джип притормозил у подъезда. — Поверьте, мне жаль вашего… товарища. И что я никого не увидела — тоже… Спасибо.

— Потом благодарить будешь. — Длинный усмехнулся, к нему, видно, вернулось нормальное настроение. — Короче, я объявлюсь на днях — завтра или послезавтра. Показать тебе надо кое-кого. Чтоб из дома ни шагу — сечешь?

— Но, Володя… — Глаза округлились автоматически, и рот приоткрылся, хотя он, естественно, вряд ли мог оценить такое выражение лица. — Ведь мне… У меня есть родители, и… и меня могут вызвать в милицию — а если я не приду…

— На х…й их посылай! — Избегавший резких выражений длинный, кажется, решил, что церемониться с ней более не стоит. — Ладно, вызовут — сходишь. Тогда это — мобильник мой запиши, позвонишь завтра днем. Один х…й если дернем тебя, то вечером. Че, ручки нет? Ну и у меня нет — я че, писатель? Да х…й ты запомнишь — пошли к тебе, запишешь…

Ей не хотелось его приглашать — но ссориться из-за мелочей было ни к чему. И она улыбнулась приветливо — она слишком долго была в чуждой, опасной среде и в состоянии напряжения, но настолько срослась с ролью, что и сейчас играла ее на высшем уровне.

— О, конечно. Правда, у меня такой беспорядок — вы же понимаете, когда живешь одна, все так непросто. Столько забот — что надеть, чтобы понравиться мужчинам, как накраситься. И…

— Да че я, трусов женских не видел, что ли? — махнул рукой длинный. — Давай живей — мне обратно ж ехать, самые близкие там в другой кабак перебрались, чтоб помянуть как положено…

Если честно, ей плевать было на его грубость и на безразличие к ней, пришедшее на смену утренней заинтересованности. Конечно, она предпочла бы, чтобы он был целиком и полностью на ее стороне — хотя бы один из всей этой шайки. Как Мыльников в милиции, хоть немного защищавший ее интересы перед своим начальством. Но сейчас ей хотелось только, чтобы он побыстрее убрался, — и то, что он торопится, ее радовало. И потому, когда они вошли в квартиру, она даже не предложила ему пройти в комнату, оставив его в коридоре, — а сама начала искать в комнате ручку, после непродолжительных поисков обнаружив ее в позабытой дома сумочке.

— А где трусы-то? — Длинный так тихо вошел, что она не услышала, — и стоял сейчас за ее спиной, изображая придурковатое изумление. — Говорила, бардак, я уж думал тут трусы с лифчиками повсюду, а что-то не видать…

— О… — протянула, не отдавая себе отчета, кому собирается сказать привычную фразу. — Дело в том — это очень интимно, так что пусть это останется между нами, — что я не ношу белья. Мне так удобней.

— Да ну? — Длинный все еще строил из себя придурка. Может, у него была такая манера заигрывать — вряд ли способная пробудить к нему интерес у кого-нибудь, кроме малолетней провинциалки, но с другой стороны, с кем он еще мог так фривольно себя вести? — Так ты все это время?.. Не, в натуре? Ну прям вот так?

Она стояла к нему спиной, нагнувшись над креслом, копаясь в сумке — соблазнительно выставив туго обтянутую платьем попку. И вдруг отчетливо почувствовала горячий взгляд на своем теле.

— О, вы меня смутили. — Она потупилась, обернувшись, разумеется, ничуть не покраснев. — Вот ручка — давайте ваш номер…

— Не, у тебя там, в натуре, ничего, под платьем? — Длинный подошел ближе, опуская руку на попку, словно мог через плотный винил прощупать что-то. — Не, не пойму — ну-ка подними…

— Нет-нет, что вы! — Она отстранилась, но он развернул ее рывком, запуская руку под платье. — Прошу вас — мы так мало знакомы. И к тому же вы женаты. И…

Потом она сказала себе, что с таким уродом совершенно ни к чему было так играть — надо было с самого начала вести себя совсем по-другому, безо всякого кокетства. И без двусмысленных фраз насчет белья — стереотипных для нее в разговоре с мужчиной. Потому что это был не тот мужчина и не та ситуация. А так она его буквально спровоцировала — сама лично.

— Слышь, давай по-быстрому! — Он не спрашивал, он даже, в общем, не предлагал — это была скорее команда. — Давай-давай — не то с утра на тебя смотрю, все думаю, что классная ты девчонка, устал уже штаны напрягать. Ну че ты — платье подними да на коленки встань, на диван вон.

— О, это невозможно, — запротестовала слабо, уже поняв, что сама себя загнала в ловушку. — Сейчас невозможно. Может быть, потом…

— Да кончай ты! — возмутился длинный. — Сама ж говорила, что Сашок тебе понравился. Трахнуться с ним хотела — точно? Ну так Сашка нет — я за него. А то непорядок выходит. Братва за свои слова отвечает — ну не могу я, чтоб Сашок за свои не ответил. Вот за него и отвечу…

Она стояла, молча глядя мимо него. У нее было немало мужчин, и некоторые из них были не лучше этого длинного — но с такими она давно не общалась, в последнее время она все-таки выбирала более солидных и респектабельных, хотя бы внешне. Да она еще пару лет назад сказала себе, что будет делать это только с самыми достойными из желающих ее — а этот к ним не относился. Он был ей нужен, потому что ясно было, что ей еще придется с ним встречаться, — но все же она медлила.

— Слышь, ты че? — Оживившиеся глаза длинного сразу стали тупыми и тяжелыми. — Ты слышала, о чем мы с Серегой терли — ну с тем, который подходил? Слышала, нет? Да если бы не я, тебя бы сейчас впятером имели — и по х…ю им, что ты свидетель, под кайфом пацаны и в горе опять же. А я, понимаешь, за тебя встаю — а ты… Ты смотри — нам с тобой еще дела делать…

Кажется, он собирался начать ей угрожать — по крайней мере у него был такой вид. Но она решила, что лучше до этого не доводить. Лучше, чтобы он остановился на том, что уже сказал.

— О, Володя, — зачем вы так? — Она заставила себя подойти ближе, коснуться пальцами его груди, провести картинно по редким волосам, торчавшим из-под расстегнутой рубашки. — Конечно, я все понимаю — и я вам благодарна очень. Просто так сразу — я не привыкла, когда так быстро. И вы торопитесь — а для секса это плохо…

Длинный молчал, не проникаясь ее словами, и ей пришлось закончить повисшее предложение:

— Но… Хотите сходить вместе в душ?

— Да некогда мне! — Длинный положил ее руку себе на ширинку. — Давай по-быстрому — платье задери, и все дела. А в душ потом сходим — на днях, как дела сделаем. Надо ж тебя отблагодарить будет, как считаешь?

Она любила животный секс — так она называла, когда мужчина был сильным, уверенным, властным и делал с ней все, что захочет, заставляя ее чувствовать себя ужасно слабой и безвольной в его руках. И ей в принципе не надо было даже, чтобы мужчина принимал перед сексом душ — в этом было тоже что-то животное. Хотя она сама всегда ходила в ванную — а уж сейчас, после десяти с лишним часов вне дома и на жаре, это было особенно необходимо. Были, правда, такие, которые не давали ей вымыться, а сразу тащили в постель. Но с этим в любом случае все было совсем не по-животному — обычное свинство с самым настоящим хамом, который все равно не сможет ее оценить. Которому просто важно кончить — и необязательно в нее. А такое она ненавидела — ей важно было, чтобы именно ее хотели.

Она мысленно пожала плечами — свинство, но ради дела, ради собственного спокойствия и безопасности. И, быстро сняв полусапожки и стянув колготки, решительно потянула вверх платье, кинув его в кресло, поворачиваясь к этому. Надеясь, что он разделся уже. Но этот урод снял только пиджак — и расстегнул «молнию» на брюках, выпустив наружу член. Самый обычный, средних размеров член — который к тому же еще и не мог встать, полунапрягшись и покачиваясь жалко.