Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Кузмичев Иван Иванович. Страница 70

– Странно, а почему в Рязани не откроешь свое предприятие? – изумился Александр.

– Ха, а то ты сам не понимаешь, – улыбнулся Артур. – Мы же теперь все в одной упряжи, коли можно так выразиться. Да и дел своих почти не осталось.

– Как не осталось? А у тебя? Да и у меня в поместье много чего личного есть, то же разведение овец взять! – возразил помещик другу.

– Да? Ты так думаешь? А вспомни, кто тебе денег отсыпал и помог, пусть и немного? – спросил датчанин.

– Алекс, но ведь все хозяйство целиком и полностью мое; что хочу, то с ним и делаю, – ответил Артуру Саша.

– Но ведь ты ему наверняка что-то обещал, как встанешь на ноги? – допытывался Артур.

– Да ничего не обещал. Разве что в случае продажи шерсти царским приказчикам отдавать ее за полцены от той, что на рынке.

– Вот! – поднял палец вверх Артур Либерас. – А у меня договоренность с царевичем такая: он мне помогает и всячески поддерживает, а я ему самородков присылаю с тех городов, где нашел их.

– Но ведь денег ты ему не платишь? – усмехнулся Саша.

– Да, денег я царевичу не плачу, – ответил Артур и замолчал, переваривая услышанное.

Видимо, его представления о царевиче претерпели некоторые изменения, потому что обычно спокойное лицо было до крайней степени напряжено, словно хозяин оного усиленно о чем-то думал.

Больше ни о чем не разговаривая, друзья ехали минут пятнадцать. Каждый думал о своем, переваривая ту информацию, которая попала к ним за последнее время.

Внезапно невдалеке запела какая-то птица, и над кронами сосен взметнулась стая птах, громогласно оповещая всех о своем беспокойстве. Не успели друзья понять, в чем дело, как сбоку от проторенной дороги раздался мушкетный выстрел. Если бы не кочка, подвернувшаяся под копыто коня, то пуля, шедшая в голову Александру Баскакову, туда бы и попала, но с головы только слетела треуголка, скрывшись в придорожной канаве.

– Давай, родненький! – заорал Саша, опомнившись, своему коню.

Не зря говорят, что конь – самый верный, преданный и понимающий друг человека (после собаки, конечно), а то как же можно было объяснить его галоп буквально с места?!

Артур же, почувствовавший, что дело серьезно, тут же выхватил из седельной сумки пару пистолей и, понукая коня, выстрелил в сторону чахлых кустов, где бы он сам устроил засаду. Оттуда донеслись проклятия и стон раненого человека. Не размениваясь на еще один выстрел, датчанин, давно ставший русским по духу, прикрывая друга, поскакал следом за ним, настегивая своего Мальдора.

– Ушли! – радостно крикнул Александр, после того как они проскакали пару верст, оставив позади проклятия засевших в засаде разбойников и десяток их выстрелов.

– Да, – слабо улыбнулся Артур.

– Ты что такой бледный, друг? Тебя не задели? – обеспокоенно спросил друга Баскаков.

– Все хорошо… все хорошо, – прошептал барон Либерас. – Мы все-таки ушли…

Еле разжимая губ, Артур начал заваливаться вперед, падая с крупа коня в разбитую весенней распутицей колею, наполненную водой с полусгнившими листьями.

– Артур! – бросился к товарищу Саша, мгновенно поднимая его из лужи.

Обняв друга, Александр почувствовал, как по правой руке, лежащей на спине чуть ниже ключицы, течет что-то теплое. Взглянув на руку, он увидел кровь, медленно капающую на темную гладь воды…

7 апреля 1709 года от Р. Х.

Рязань. Резиденция царевича Алексея

– Милый, ну почему нельзя? – в сотый раз за вечер (пардон, за ночь) спросила меня Юля.

– Потому что это может быть опасным, любимая, – устало ответил я; только вот усталость эта больше была похожа на сладостную истому, приятно расслабляющую все тело.

– Я уже давно не маленькая!

– Конечно-конечно, милая, ты не маленькая, только вот, когда спишь, очень уж похожа на младенца, – ответил я ей, целуя.

– Правда? – улыбнулась Юля, но, вспомнив, что обижена на меня, тут же согнала прелестную улыбку со своих уст. – Вот так всегда, сначала огорчит, а потом задабривает, – недовольно сказала она, целуя меня в ответ и меняя гнев на милость.

– Мне прекратить, солнышко? – участливо спросил я, еле сдерживая смех.

– Нет, конечно! Меня надо долго задабривать, а то стану злой и противной, как Баба-яга!

– Милая, скажу тебе со всей серьезностью: тебе это не грозит! – совершенно честно сказал я любимой.

– Правда? – обрадовалась она.

Что ж поделать, все девушки падки на лесть, и комплименты – беспроигрышный вариант. Но сладкую пилюлю стоит слегка подсолить.

– Конечно, тебе явно не столько лет, чтобы быть такой старой… – ответил я, тут же защищаясь от ее зубок, попытавшихся укусить меня за плечо. – Ай! Милая, больно ведь, – потер я укушенное место, специально показывая, что боль неимоверная.

– Так тебе и надо! – сказала моя возлюбленная и тут же спросила: – Правда больно, милый? Давай я посмотрю или примочку сделаю.

– Не надо, солнышко, все не так печально, чтобы мне примочки ставить.

– Я знаю, ты специально так говоришь, – сменила тему Юля.

– Ты о чем, заинька? – сделал я вид, что не понял.

– Ты не хочешь, чтобы я плакала! – обвиняюще сказала она, и на ее глазах тут же стали набухать слезы.

– Ну что ты, милая, успокойся, ты же прекрасно знаешь, что я не могу взять тебя с собой. Мне так будет спокойней. Просто пойми.

– Если ты умрешь, то мне незачем жить дальше, – спокойно сказала девушка, глядя в потолок.

– Что ты говоришь?!

– Я так решила, тебе меня не переубедить.

– Хорошо, но давай договоримся.

– О чем, милый?

– Ты будешь ждать пять лет, если вдруг случится что-то непредвиденное.

– Почему это?

– Потому что я постараюсь вернуться назад в Россию уже только потому, что здесь моя любимая! – ответил я ей, прижимая к себе и ласково поглаживая по головке.

– А вдруг кто-то скажет, что ты не вернешься?

– Все равно, никому не верь! Я обязательно вернусь. А тебе, между прочим, еще своих воспитанников готовить. Забыла, что епископ Иерофан выделил пятерых послушников к твоим отобранным знахарям?

– Они же только приехали, – попыталась увильнуть моя возлюбленная.

– Ничего, пускай с первых дней привыкают к занятиям, и вообще, инициатива наказуема, как говорил один известный человек. Вот так-то! – улыбнулся я ей.

– Но я вообще-то думала, что я больше не буду учить, а буду только руководить и показывать, что и где, какие травы при каких болезнях применяются.

– Это так и будет, милая, но сначала необходимо подготовить этих самых учителей. Твои преемники, конечно, хороши, но с тобой им не сравниться! Так что во время моего отсутствия обучай их всему, чему сможешь. И знаешь, я, когда приеду, проверю, чему они обучились. Договорились?

– Хорошо, любимый, – согласилась Юля. – У нас осталось не так много времени, милый, – игриво сказала она, переворачиваясь на живот и лукаво глядя на меня.

– Полностью с тобой согласен, заинька…

Что ж, просить меня дважды не надо…

Каждое действие вызывает противодействие. Что ж, я с этим согласен на все сто процентов, тем более что это доказанный закон физики. Но все же не совсем приятно чувствовать действие этого закона на самом себе.

Как и ожидалось, новость, которую я привез с собой из Воронежа, внесла сумятицу в наши ряды, ведь многое из нужного строилось именно при моем участии. Однако ввиду моего скорого отъезда я принял решение не замораживать проекты, что было бы глупо, а продолжать работу. Правда, надо заметить, что после некоторого пересмотра части научных изысканий, как я частенько называю про себя всю эту катавасию, пришлось отказаться от проекта парохода. Обидно, но после того как я посмотрел смету необходимого для его постройки, желание построить его пропало тут же. Как говорится, отложен до лучших времен.

Вместе с тем день, когда я попал в Рязань, пятое апреля, стал знаменательным в силу того, что был объявлен днем окончания учебного года. Правда, пришлось это сделать потому, что девятого числа батальон витязей, разросшийся до восьмисот человек, не считая обслуги, стал полком – не до конца укомплектованным, но все же. Да и срочность выступления под Могилев вместе с 5-м, 7-м и Рязанским полками сыграла свою роль в этой спешке. А через пару дней за ними должен был выступить и полк Бернера, расквартированный на постой под Тулой.