Охотники на троллей - дель Торо Гильермо. Страница 47

Я вернул каждый камень на прежнюю позицию.

Мы прошли по Кладбищу душ без единого слова. К тому времени, как мы добрались до его конца, я чувствовал, будто стал свидетелем геноцида целого вида. Последний розовый клочок был наколот на каменный рог тролля, который погиб, стоя на четырех лапах, и я опустился на колено, чтобы убрать неподобающий цветной лоскут.

Мои товарищи по охоте на троллей ждали впереди. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – мерцающий свет на их телах исходит не от Моргунчика. На самом деле освещение шло из комнаты, которая ожидала нас за поворотом: огненно-красный свет с раскаленными добела отблесками. Вокруг лодыжек моих друзей словно прилипчивые крысы заклубился бурый дым. Не было необходимости видеть собственными глазами, чтобы понять – мы нашли Гумм-Гуммов.

37

Сверху длинными липкими струйками капало черное масло, попадая на кожу, оно жгло ее как муравьиные укусы. Стены сочились белым гноем, он полз к полу плоскими червями. С каждым шагом нас обдавала волна горячего пара, который выстреливал из содрогающегося металлического сооружения. Лязгающие стоны этого механизма вливались в стенания, воздух сгустился до тумана.

Мы перешагнули через язык расплавленной стали и оказались за конвейерной лентой, грубо сшитой из лоскутков грязной ткани; лента доставляла груз в большую жестяную воронку. Сейчас конвейер был пуст, на нем виднелись лишь жирные пятна, но я все равно проследил за его бегом. Воронка вела в громыхающую коробку размером с домик на детской площадке, сколоченную железнодорожными костылями из ненужного металла: помятого кузова спортивной машины, детского автомобиля, неоновой вывески стрип-клуба. Вокруг змеились обугленные провода, от кое-как протянутых электрических цепей поднимались ядовитые испарения. Коробка тряслась как стиральная машина, которая вот-вот взорвется, и я услышал, как жужжат внутри пилы и мелодично позвякивает по останкам дробилка. С другого конца торчал желоб.

Мое плечо сжала шипастая перчатка.

– Машина, – сказал Джек. – Ты и правда хочешь на это смотреть?

Через очки-авиаторы ничего нельзя было разглядеть, но в этом не было нужды – твердая хватка говорила сама за себя.

Я вскарабкался вместе с Табом на гору сломанных пинбольных автоматов, чтобы взглянуть поближе. Тонкие опоры поддерживали уходящую вверх ржавую трубу, изнутри доносилось хлюпанье сочной субстанции. Воняло смертью, но я наклонился в сторону одной из секций проржавевшей до дыр трубы.

Внутри было мясо, комковатая колбаса из равных частей красных мышц, белых костей и серых жил, вместе с разноцветными хрящами внутренних органов. Сочная каша вытекала из трубы неровными рывками, когда Машина толкала ее вперед. Калейдоскоп внутренностей вогнал меня в ступор, и я оказался застигнутым врасплох, когда выдавилась новая порция мяса и показалось нечто, утонувшее в этой массе.

Девчачий берет.

К горлу подступила тошнота.

Я мог думать только о девочке в бордовых очках с листовки, погрузил лицо в испарения Машины, и пар проступил на лице капельками, похожими на слезы. Но через секунду рядом оказался Джек и оттолкнул меня обратно к трубе, весьма жестоко. Мне хотелось его убить, хотелось погрузить зубы в его шею и разорвать глотку на мокрые ошметки.

Гвозди перчаток Джека впились мне в голову. Кровь потекла по щекам.

– Посмотри на это! – потребовал он.

– Я тебя ненавижу! Ненавижу!

– Гумм-Гуммы тебя заражают! Здесь все ядовито! Смотри же!

– Я убью тебя!

– Просто посмотри!

Гвозди вокруг головы заставили ее повернуться к трубе, и я задохнулся в вони. Я не мог ничего поделать, только смотреть, куда он велел: вкрапленные в мясо зубы, белые как жемчуг. Меня затошнило, потом мясо скатилось дальше, и я увидел, что зубы мелкие и заостренные.

– Крысы! – прокричал Джек. – Тут в основном крысы!

Среди волокон мяса я различил длинный розовый хвостик.

– Разве ты не чувствуешь их запах? – спросил Джек. – Это старое мясо. Осталось еще с прошлой войны. Ему приходится приправлять его животными, чтобы продержаться, пока не будет закончен Киллахид. А это значит, что твоих друзей здесь нет, пока нет. Ты должен собраться, Джим.

Он встал и показал на шаткую трубу, высоко торчащую на ржавых опорах.

– Следуй за мясом, – сказал он.

Мы нырнули в черный дым и оказались на чашеобразной арене, окруженной природными каменными колоннами. Мясной трубопровод извивался над нашими головами подобно американским горкам в миниатюре, вонючая жидкость капала на щеки, а потом поднималась выше на качающихся шатких шестах. Мы вытягивали шеи и брели по пустынной поверхности вслед за трубой. Она пересекала пространство над нашими головами самым нелогичным образом, а потом устремлялась к грязному помосту в шести метрах над землей. Там труба резко спускалась вниз и колючей проволокой крепилась к раздвоенной скобе. Из открытого конца трубы комья мяса, похожие на собачий корм, шлепались в открытый рот Гунмара Черного.

Надежда покидала охотников на троллей, словно из нас вытекала кровь.

Даже не считая помоста, Голодный был больше всех нас вместе взятых. Он сидел на троне из желтоватых костей тех ста девяноста детей, что погибли во время Эпидемии молочных пакетов, и длинными, похожими на сосульки зубами пожирал капающее на морду и грудь мясо.

Титул «Черный» оказался метафорическим: его кожа блестела и пузырилась темно-красным. С каждым глотком его конечности дергались в самых неожиданных для суставов местах – на каждой руке по два локтя, на каждой ноге по два покрытых струпьями морщинистых колена, и все сгибались в любом направлении. Его искривленный позвоночник удлинялся и изгибался как перископ, от затылка вниз по спине сбегали толстые шипы, похожие на иглы дикобраза. Он широко раскинул все шесть рук, торчащих из жилистой груди, каждую покрывали гноящиеся нарывы, кроме верхней левой, которая, как и было обещано, оканчивалась потрепанным деревянным бруском с зарубками за каждую жертву.

Гунмар открыл рот, показав неровный язык, и с накопленным за четыре десятилетия негодованием прошипел:

– С-С-С-С-С-СТАРДЖЕС-С-С-С-С.

Мы отвернулись от его теплого дыхания. Услышав свою фамилию, я почувствовал, как гулко бьется сердце, а когда взглянул снова, Гунмар одним когтем щекотал Глаз Злобы. Левая глазница Гунмара давно заросла, но Глаз довольствовался и тем, что сидел на плече хозяина как попугай.

– Эй, Джим, – прошептал Таб.

– Да.

– Если мы не смогли справиться с глазом, то как же сможем с остальными частями?

– Слушай, Таб, – сказал я. – Я бы, пожалуй, смог прожить без ответа на этот вопрос.

– Джим! Сюда!

Больше никогда в жизни я не спутаю шотландский акцент с английским. Я настроился на источник звука и обнаружил Клэр справа от трона Гунмара. Не совсем Клэр, а ее голову. Да, несколько сюрреалистических секунд я верил, что меня зовет отрубленная голова, и решил, что убит и переместился в волшебную страну. Но Клэр была жива, хотя по какой-то причине я видел лишь торчащее над помостом лицо. За ней я заметил дергающиеся головы других детей, не меньше десятка. Там не было клетки и никаких других троллей, кроме Гунмара, – так почему же они не сбежали?

Откуда-то сзади донесся скрип несмазанного металла. Сверху из переплетения труб плюхнулась последняя капля колбасы. Машина была пуста и нуждалась в свежем топливе.

АРРРХ!!! хлопнула по торчащему из черепа валуну.

– Гунмар! Дерись! Давай!

– С-С-С-С-СНАЧАЛА, – прошипел Гунмар раздвоенным языком, – МОИ ДРУЗ-З-З-З-З-ЗЬЯ.

Из тени помоста выступила вызывающая тошноту толпа троллей – кошмар из двойных челюстей, фасеточных глаз и раскачивающихся негибких тел. Они тащили дубинки и цепи. Их волосы затвердели от высохшей крови, а тела изменились от близости Гунмара: из струпьев появились дополнительные глаза, из язв прорезались новые пальцы, сыпь поблескивала от только что выросших зубов. Там были Нульхаллеры, G˘räçæ^øı˘vo´´d’ñu°ý, Червячники, Кровяшки, Дзуннны и еще куча слабовольных мерзавцев, из которых состояло это поколение Гумм-Гуммов. Так что я сильно удивился, услышав бормотание Джека: