Парадокс жнеца. Книга вторая - Котов Алексей. Страница 27

Сумки на плечах родственницы, тщетно пытающийся подняться — руки девушки бессильно скользили по грязи, так что она раз за разом падали лицом в землю, уже не было, кстати. Вот если бы сразу послушалась, может быть подольше бы продержалась.

Дальше события как-то ускорились, дееспособных курсантов становилось все меньше и меньше. После бега по полигону — для тех, кто «выжил», были физические упражнения, в ходе которых то один, то другой курсант терял силы, получая от инструкторов парализующий разряд витиса, замирая обездвижено в унизительных позах.

Кайсара не ошиблась в прогнозах, все мы действительно закончили ознакомительную процедуру с предстоящими перспективами отбора, лежа в грязи безо всяких сил. Я оказался одним из последних, и меня инструктор загонял довольно забавным (если со стороны смотреть) способом — заставив отжиматься сто раз, и самостоятельно ведя отсчет. Только после того как я отжался девяносто девятый раз, счет остановился — отсчитывая вслух, инструктор произносил «девяносто девять, девяносто девять!» раз за разом, покрывая меня оскорблениями как неспособного сто раз отжаться слабака до тех пор, пока я не свалился лицом в грязь, обессиленный. Парализующего разряда витиса, кстати, для меня не последовало — Кайсара об этом не упоминала, но похоже сама она, будучи здесь, продержалась недолго.

После дружелюбной приветственной экзекуции курсантов привели в чувство — тех, кто был обездвижен, после чего снова выстроили на плацу. Несмотря на то, что загнали нас до беспамятства, восстановились все довольно быстро. Грязнее только стали, а так — все те же горделиво приподнятые подбородки, скрещенные за спиной руки, бесстрастные выражения лиц. Никто обратно не попросился, все размеченные места вновь заняты.

— Каждый из вас сегодня упал лицом в грязь, — вновь заговорил безликий голос. — Через год, те из вас кто останется в Академии, собравшись в этом же самом месте будут машинами, способными показать значительно более лучший результат и заставить инструкторов устать в попытке загонять вас до состояния физической немощи. Но никто здесь больше вас гонять не будет, потому что вы уже упали в грязь. Запомните: нет смысла готовиться к проигранной битве прошлой войны, каждый раз вас будут ждать все новые и неизведанные испытания. Все ваши прежние достижения, все ваши возможности более не значат ничего, есть только здесь и сейчас, и грязь под вашими ногами. Единственный ваш легкий день — сегодня, дальше будет только хуже.

Воодушевляющее, надо сказать. И, судя по взгляду рядом стоящей Юлии, за душу трогает.

— Каждый из вас прибыл сюда по праву рождения и происхождения, чтобы, прежде чем уйти в политику, стать офицером и командиром. И вы, если выдержите уровень нагрузок обучения, ими станете. Но немногие из вас станут хорошими командирами, еще меньше — командирами боевыми. Во время обучения мы будем пытаться выявить тех из вас, кто может действовать в условиях внешнего давления и запредельных нагрузок. Выявить тех, кто готов не только смотреть врагу в лицо, но и грамотно ему противостоять в неблагоприятных условиях — которые мы будем создавать для вас весьма умеючи. Вы все уже поняли, что ждет вас впереди: постоянные падения лицом в грязь с осознанием своего бессилия в невозможности выполнить невыполнимую задачу, других здесь у нас для вас не будет. Выиграть без потерь можно только ту битву, которая не произошла — все это вы поймете впоследствии. Если же нет, то в политике вам делать нечего. Сейчас те из вас, кто, осознав предстоящий уровень нагрузок и ответственности испытаний не готовы двигаться дальше, могут обратиться к своему инструктору для того чтобы перейти на гражданский поток обучения.

Несколько минут стояла тишина, никто их собравшихся на площади патрициев даже не шелохнулся. Потом, явно по отсечке времени, зычными голосами заорали инструктора, подгоняя нас в сторону бараков. У ближайшего, больше похожего на загон для скота, инструктора заставили курсантов выбросить личные вещи — тех, у кого они остались, а такие были. Кроме этого, на входе в барак мы оставили и одежду, раздеваясь под аккомпанемент истошных криков подгоняющих нас инструкторов.

Внутри барака находились душевые. Вернее, душевая — большой зал, поверху которого шла разводка из частично покрытых ржавчиной труб, из которых вниз смотрели душевые лейки. Нас здесь оказалось около полутора сотен, а леек заметно меньше, как бы даже не вдвое.

— Для того, чтобы смыть с себя грязь, у вас есть две минуты, — сообщил безэмоциональный голос.

Для многих это испытание, судя по лицам, оказалось гораздо тяжелее того, что случилось недавно и закончилось для каждого физическим истощением. И дело даже не в том, что вода оказалась ледяной, а напор очень слаб; дело было в том, что толкаться под лейками приходилось буквально как сельдям в бочке. Если недавно на плацу мы стояли разделенные и расставленные по широким меткам, то сейчас происходящее походило на грязную (в нескольких смыслах) вечеринку лучших друзей в финальной ее стадии: активное мельтешение голых тел в тесноте под жидкими струйками воды.

Две минуты никому не хватило, чтобы в такой толпе и с таким количеством воды смыть с себя всю грязь — больше получилось размазать. Но на выходе из душевых нам каждому выдали полотенце, так что недомытое получилось кое-как стереть. Потом нас погнали в раздевалку, где — точь-в-точь как в карантинном бараке, стояли шкафчики с приготовленной для нас формой. Только здесь, в отличие от, нас ждали полевые мундиры Академии.

После того как все переоделись, нас проводили на выход — именно проводили, истошные крики прекратились, инструктора вдруг все как по команде стали вежливыми зайчиками. Прошли мы по территории в один из корпусов, в котором в большом зале были накрыты столы, буквально заваленные разными яствами. Приветственный ужин, который открывал увешанный регалиями начальник Академии. Он уже произносил речь, с интонациями доброго дядюшки обращаясь к прибывшим курсантам.

— Посоветуешь еще что-нибудь? — услышал я негромкий шепот.

Ожидаемо — минуту назад, когда занимал место, рядом со мной приземлилась «родственница» с красной отметкой на лице, довольно бодро оттеснив при этом сразу несколько человек, кстати.

— Будь умерена, — не стал я отмалчиваться.

— В еде?

— Да во всем, — пожал я плечами, и повторил одно из напутствий Кайсары: — Если на столе красное вино и виноград, будь уверена — это только лишь для того, чтобы благородный фонтан твоей рвоты выглядел красиво.

Юлия недоверчиво посмотрела на меня, но продолжать разговор не стала. Тем более что нам начали представлять преподавателей. Я в это время перекусил — умеренно, по заветам, после чего нас развели по отдельным комнатам-кубрикам. В моей меня ждал Виталя, сообщивший что устроился неплохо, но доступ ему будет открыт в корпус общежития курсантов в один лишь вечерний час и то после того, как закончится отбор.

Ожидаемо, сюрпризом не стало, Кайсара и об этом предупреждала. Теперь Виталя — когда отбор закончится, единственный мой канал связи с внешним миром. Понятно, что если в фамилии случится что-то экстраординарное, будет исключение, но общее правило таково — все контакты с внешним миром теперь очень строго дозированны.

Насчет умеренности в еде я, кстати, совсем не ошибся. Уже в середине ночи в комнате зажглось ударившее по глазам яркое освещение, а звук ревуна заставил спрыгнуть с постели, выбегая в коридор. И после этого до утра мы тренировались, раз за разом выстраиваясь в коридоре ровно по линии в предназначенной для побудки форме одежды.

Удовлетворительные результаты получились не сразу, но все же наш поток справился. Команда «отбой» прозвучала около пяти часов утра. Часов у меня не было, но я понял это по тому, что инструкторов сменили другие и освещение поменялось на дневное. А то, что день в Академии начинается в пять утра, я знал от Кайсары.

Как она меня и напутствовала, в первую, самую жесткую неделю отбора, за время которого поток покинуло несколько курсантов, и после — в следующие пару недель, не происходило ничего экстраординарного. Ну, не считая того, что мы находились под постоянным прессом, балансируя на грани собственных возможностей.