От революционного восторга к… (СИ) - Путилов Роман Феликсович. Страница 48

На перроне Киевского вокзала в Москве нас презрительно окинул взглядом молодой прапорщик, командующий двумя десятками юнкеров, что выстроившись цепью на перроне, задерживали мужчин призывного возраста и проверяли документы, но мне на отношение ко мне офицерика было глубоко наплевать — я торопился домой.

Наглый извозчик заломил за проезд между вокзалами пятнадцать рублей, но тут у него ничего не вышло — у меня оставалось всего десять рублей, поэтому сторговались на пяти, несмотря на его нытье и просьбы прибавить то детишкам на молочишко, то коняшке на овес.

Под неодобрительным взглядом извозчика купил на рубль газеты и уткнулся в чтение, читал не отрываясь до самого окончания поездки, до площади перед Николаевским вокзалом.

А почитать было что. Несмотря на все усилия, в Петрограде начались волнения. И если в прошлой истории в качестве предлога было использовано крайне неудачное наступление русской армии, обернувшиеся паническим бегством частей, численно превосходящих противника, но не имеющих никакого желания драться, то сейчас в качестве предлога переход на сторону врага военного министра.

С подробностями в газетных заметках было глухо, в основном общие слова, пространные рассуждения и извечные поиски виновных. К моему удивлению, князь Львов не ушел в отставку, а напротив, принял на себя еще и пост военного министра, пока шли консультации и шел поиск преемника, исчезнувшего по ту сторону фронта, Александра Федоровича.

В зеленый вагон третьего класса мы прошли без билетов, ткнув кондуктору на наши повязки и буркнув «Сопровождение, если что — обращайся». Железнодорожник округлил глаза, не с дороги отступил, пообещав доложить о нас обер-кондуктору.

Обер — кондуктор появился, как только поезд поравнялся с Нижними Лихоборами.

— Граждане, мне сказали, что вы следуете в вагоне без билетов? — мужчина, облаченный в черную форму, с синим кантом на фуражке, с серебристо-синим жгутом витых погончиков на плечах, кашлянул и подкрутил светлый ус.

— Мы, уважаемый, на службе, как и вы. У вас же тоже билета на имеется?

— Прощенья просим, но нас о вас не уведомили, поэтому…

— Уважаемый гражданин обер-кондуктор, или кто вы там, я пока в ваших знаках различия не разбираюсь. Кто вас уведомил или нет, мне неизвестно, но если вы не нуждаетесь в вооруженном сопровождении, так и скажите, и справочку нам соответствующую выдайте, мол так и так, и так, наш поезд в сопровождении не нуждается, и мы на ближайшей станции сойдем. Только в справке свою фамилию и должность полностью распишите. Нас итак в столицу без пайков отправили, так что, эта поездочка нам без интересу. То ли дело в Курск поехать, там и продукты дешевле прикупить можно, и служащие со всем уважением…

— Да мы тоже со всем уважением… — железнодорожник почему-то сменил тон: — Если правление, наконец, выделило серьезную охрану, это просто конец нашим мучениям. Нас же грабят, каждый рейс почитай. На станции Бологое заходят господа мужики и просто идут по вагонам и берут, что хотят. Господ военных стороной обходят, а вот остальных… В прошлый рейс молодой господин не хотел позволить своей даме отдать серьги, так его так избили, что на Николаевском вокзале его под руки господа из вагона выводили. Вы то ребята боевые? Не заробеете? Мазуриков то человек десять, не меньше.

— Не боись, товарищ, мы самые что ни на есть, боевые. Ты нас главное, перед станцией Бологое отведи в вагоны, куда эти гады заходят, остальное мы сами сделаем.

Поезд до столице шел почти сутки, а на станцию Бологое прибывал ночью. Любителей чужого добра мы заметили издалека — от из угла здания вокзала (хотя какие могут быть углы у здания, углов не имеющем?) вышла темная толпа и неторопливо двинулась в сторону вагонов второго класса. Увидев эту депутацию дежурный по станции мгновенно отвернулся в противоположную сторону, очевидно процедура замены паровоза типа «Сормовский» требовала его неустанного внимания. Редкие пассажиры, вышедшие прогуляться на время длительной стоянки шарахались в стороны, стараясь не столкнутся с налетчиками, по-хозяйски идущих по узкому, крытому перрону.

Двери вагонов второго класса сегодня, по моей просьбе были заперты, хотя в последнее время этого не делали ввиду бесполезности этой меры — молодчики предусмотрительно брали с собой парочку ломов, с помощью которых выламывали двери вагонов в течении пары минут.

— Граждане, прошу предъявить билеты в этот вагон… — я вышел из полутьмы и остановился в пяти метрах от сгрудившихся у входа в вагон второго класса аборигенов.

— Ты иди поздорову, господин хороши — не глядя буркнул широкоплечий юноша в тесном, с чужого плеча, спортивном, в крупную клетку, пиджаке, что прилаживал наконечник лома к щели двери вагона.

— Транспортная милиция, всем отойти от вагона, иначе будем стрелять.

— Векша, разберись с «фараоном». — окинув меня взглядом буркнул бородатый мужик лет сорока, в сером макинтоше и черной фуражке, по- видимому старший, и «клетчатый» Векша шагнул ко мне, поигрывая ломом. Сбоку бить было несподручно, мешали колонны, что поддерживали крышу над перроном, поэтому Векша, хекнув, вздел лом верх, как цеп, про обмолоте зерна, но, в тот момент, когда металлическая дубина летела вниз, чтобы пробить мою глупую голову, я уже падал на спину.

— У! — разочарованно взвыл Векша, поняв, что не попал, начал задирать лом для нового удара, когда короткая очередь из автомата вертикальной строчкой прочертила его рубаху.

Векша покачался, после чего занесенный за спину лом перетянул его, и парень рухнул на спину.

— Ах ты сука…- старший потянул из-за пояса что-то стреляющее, когда длинная очередь, выпущенная снизу-вверх срезало его и пару человек, стоящих рядом. Черная толпа, только что, бывшая единым и агрессивным организмом, готовым смести все, что, по глупости, встанет на его пути, колыхнулась, после чего с воем бросилась от места трагедии.

У соседнего вагона визжала женщина, упавшая на корточки и закрывшая лицо руками, светлая шляпка лежала на перроне.

Меня подхватили сзади, голос Пучкова выругался и вздернул меня на ноги, ухватив за куртку.

— Спасибо. — я кивнул головой, не сводя взгляда с темных фигур, лежащих на перроне: — Отряхни меня…

— Что?

— Я говорю — отряхни меня.

— А! Сейчас. — широкая ладонь несколько раз ударила меня по спине, выбивая пыль и дурь: — Командир, а ты зачем падал? Я уж думал — хана тебе пришла, в Питер один вернусь…

— А как мне стрелять было? — я пожал плечами: — Людей полно на перроне, куда не выстрели, можно в обывателя попасть. А если снизу-вверх стрелять, то максимум крышу повредишь. Да и вообще, если прокурорские насядут, всегда можно сказать, что он тебя с ног сбил и добивать собирался…

— А на кого прокурорские насядут?

Ну да, «прокурорские насядут» — это из другой оперы, здесь к применению оружия относятся гораздо разумнее.

В это время к составу зацепили паровоз, кондуктора стали зазывать пассажиров занять места в вагонах. К месту происшествия никто не спешил, городские или железнодорожные власти не появлялись, и я решил проявить инициативу — подошел к дежурному по станции.

— Скажите гражданин, а эти так и будут на перроне валятся?

— Вы от меня что хотите, гражданин — железнодорожник вчитался в надпись на повязке: — транспортный милиционер? Утром военный комендант придет в присутствие — разберется.

— Раненые так и будут здесь до утра валятся?

— Ну а что? Я разве должен доктора им оплачивать? Вы лучше садитесь в вагон побыстрее. Вон, приятели раненых из-за здания выглядывают, а подойти боятся. Вы лучше уезжайте отсюда, они своих раненых сами в доктору отвезут, не сомневайтесь.

— Ну тогда вот это возьмите. — я протянул дежурному небольшой пистолет, судя по дурацкому виду — французский или австрийский, что, слишком нерасторопно, пытался вытащить из-за пояса бригадир налетчиков.

— А мне это зачем? — дежурный даже руки за спину спрятал.

— Ну значит коменданту отдайте, когда появится.