Штангист: назад в СССР (СИ) - Март Артём. Страница 31

— Да я ж тебя прямо тут уложу. Костей потом не соберешь, — хмыкнул Маратик, показывая всем напускную уверенность.

Но я видел, что он совершенно не ожидал, что я перейду в контратаку.

— Драться будем? — Не отступал я. — Вон там, за школьным туалетом.

Я указал на кирпичное приземистое зданьице с шиферной крышей, стоявшее вдали, за стадионом и заворотом бегового кольца.

— Я драки не боюсь, — покачал я головой. — Стоять буду сколько понадобиться. Понял?

Конечно, я понимал, что мне не победить крепкого и высокого Марата. Но и отступить просто так я не мог. Характер не позволял. Кроме того, долго проработав с мальчишками, я знал, что только трусы сразу грозят дракой. Только слабые люди, надеясь, что до кулаков не дойдет, пытаются напугать своего соперника. Таким раз дашь отпор, и они тут же сдуваются, прекращают лезть со своими угрозами. А Марат был явно из слабых. Я видел по поведению мальчика, что он хочет внимания. Что надо ему, чтобы кто-то извне постоянно напоминал самому Марату, что он сильный парень. Что многое может. Не было в этом мальчишке внутренней силы. Потому он старался всем вокруг свою телесную силу доказать. В том числе и Рыкову.

— Не станешь ты хорошим спортсменом, — уже не так пылко ответил Маратик. — Тебя Вадим Сергеевич не возьмет к себе. Так и будешь с Перегудиным болтаться, пока штангу не бросишь.

— Если будем драться, то пошли, — сказал я. — А если нет, не о чем мне с тобой разговаривать, время тратить.

Не отрывая друг от друга взглядов, мы простояли так еще несколько мгновений. Потом Кайметов отвел глаза.

Хмыкнув, я поправил отцовскую сумку и повернулся к выходу.

— Стоять! — Схватил меня за футболку Марат. — Я с тобой еще недоговорил!

Не проронив ни слова, я оттолкнул мальчишку. Тот, изумленный, толкнул меня в ответ, да так, что я еле на ногах устоял. Силы в нем было немерено.

Я не растерялся. Размахнувшись, я ударил. Врезал Марату кулаком в щеку изо всех сил. Мальчишка только отпрянул от удара. Изумленный, что получил по лицу, уставился на меня дурными глазами. Спустя мгновение его лицо исказилось злобной гримасой, и мальчик кинулся.

Мы сцепились в клинче, и Марат замахнулся. Ребята тут же стали разнимать нас.

— Э! Э! — Борясь с Маратом, услышал я, как кричит Константин Викторович. — Э! Вы че творите, черти маленькие⁈

Его словам я не придал особого значения. Все потому, что изо всех сил старался не дать Марату завалить меня на землю. Старался устоять на ногах. Тело мальчика тряслось от страха. Ноги подкашивались, а в руках иссякала последняя сила. Одной только волей я заставил тельце не отступить. Приказал ему стоять до конца, что бы ни случилось. Драться, до последней капли силы.

— А ну! — Вклинился между нами подоспевший дядя Костя. — А ну, расцепитесь! Кому сказано⁈

Он разнял нас, широкими своими, взрослыми руками. Растолкал по разные стороны.

— Вы что творите⁈ Да еще и на территории школы!

— Он первый начал! — Крикнул вдруг перепугавшийся Маратик. — Он меня ударил! Вот, видите⁈

— За дело, — буркнул я вполголоса.

— Это правда, Вова? Это ты? — Опустился ко мне дядя Костя.

Устремив в него свой тяжелый взгляд, я не ответил. Константин Викторович вздохнул и выпрямился, заозирался по сторонам, чтобы посмотреть, не видел ли кто потасовки. Потом глянул на перепуганного Маратика. А Марат и правда испугался. По-настоящему. Я видел это в его взгляде.

Еще бы. Я прекрасно знал, что за драку, если конечно, поймают, могут вызвать на дисциплинарный совет спортивного общества. Там ты обязательно получишь замечание, а могут и от тренировок отстранить, а то и вовсе выгнать из спортшколы. Этого Марат и испугался.

— Все, — буркнул Кностантин Викторович вполголоса. — Идите отсюда. Идите по своим делам. Ничего не было. Никто ниче не видел.

— Еще раз станешь меня задирать, — холодно посмотрел я на Марата Кайметова, — Просто так ты уже не отделаешься, понял?

Марат спрятал угрюмые глаза. Поддавшись уговором своих друзей, пошел прочь, к выходу со двора спортшколы.

Наступило двадцать пятое мая. Прошли скучные контрольные работы, предвещавшие конец учебного года. Нам выставили оценки за год и за четверть. Работы были скучные, конечно же, по сравнению с тренировками, на которых скучать просто было некогда. Все мое внимание, всю концентрацию и силы в первую очередь занимали именно походы в спортшколу.

Год я закончил хорошистом. Это было несложно. Гораздо сложнее было воевать с мамой, не оставившей своего намерения отговорить меня от тренировок. Временами казалось, что она смирилась. Я видел, как, подавая мне на ужин, после очередной тренировки, вареные яйца или белое куриное мясо с гречкой, а иногда пшеном или макаронами, мама смотрит на меня с гордостью и грустью.

Правда, часто не обходилось и без споров. Взбредет ей в голову что-нибудь, и начиналось:

— Снова туфли в своем спортзале изшеркал! Все люди как люди, а ты как оборвыш в школу пойдешь! А потом… А потом и вовсе, как папка закончишь!

В такие моменты приходилось ее утешать и обещать, что все будет хорошо. Забавно, но эти разговоры сближали меня с новыми, совсем недавно появившимися у меня родственниками. Я все чаще стал ловить себя на мысли, что про себя зову бабушку и маму Вовы Медведя просто бабушкой и мамой. «Вовина мама» или «Вовина бабушка» со временем ушли в прошлое. За эти несколько недель они стали моими.

В школе, в оставшиеся недели учебного года, тоже все шло своим чередом. После «очной ставки» у старой разрушенной церкви относиться ко мне стали иначе. Одноклассники теперь были приветливы и больше не называли меня Батоном.

Гриша Белов — футболенок, потерявший деньги, так и не нашел вора. Хотя сначала, чуть не пяткой в грудь себя бил, что найдет.

Класс стал относиться к нему с подозрением, и дети, помня его несправедливую ложь, мало общались со своим злосчастным одноклассником. Даже рыжий Денис и плосконосый Сема сторонились бывшего друга. Я видел, что Белов изо дня в день все сильнее отдаляется от остальных. Делается злее, угрюмее и нелюдимей.

Признаюсь, было мне его немного жаль. Хотя я понимал, что в сущности, он еще легко отделался. Ведь дело до взрослых так и не дошло. Сейчас сам пожинает плоды своей же лжи.

Впрочем, школьная жизнь отошла для меня на второй план. Изо дня в день я с самого утра только и думал, как к четырем часам отправлюсь на юрком Юпитере дяди Кости в спортивный зал.

Тренировки шли и стали возрастать повторения, на которые у меня хватило сил. За ними, совсем по чуть чуть, но возрастал и вес. А вот вес тела, напротив, уходил. Последний раз, когда я взвесился на спортшкольных весах, стрелка показала мне сорок семь килограммов.

Сбросив лишнюю воду и немного жирка, я стал стройнее. На руках робко проявлялись очертания хлестких мальчишечьих мышц.

Как мы с дядей Костей и предполагали, Вадим Сергеевич стал аккуратнее. Больше, так просто он не собирал ребят, чтобы выдать им метановых таблеток. А когда пытался спрятаться в своем кабинете или в раздевалке, внезапно являлся я или Константин Викторович с какой-нибудь дурацкой просьбой или вопросом. Молодой тренер злился, даже пару раз чуть не послал дядю Костю по матушке, но все же, у нас получилось замедлить его планы. Это было видно по похудевшему после перерыва в курсе Маратику.

Пятница двадцать пятого мая выдалась солнечной и даже по-летнему жаркой. Заканчивался последний звонок. Мы, одетые в начищенную школьную форму, при красных галстуках стояли в плотном построении школьников и наблюдали, как дети читают выпускникам прощальные стихи. Поют им песни о том, что пора уходить в новую, совсем взрослую жизнь.

— А теперь, — громко заговорила пожилая директриса, Ирина Васильевна, — напутственное слово нашим выпускникам скажет мастер спорта, заслуженный тренер Советского Союза уроженец нашего города Максим Валерьевич Иващенко!

Директор зааплодировала и линейка последнего звонка поддержала ее своим рукоплесканием.