Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров - Барнс Маргарет Кэмпбелл. Страница 19

Едва она успела надеть платье, как тишину нарушили взволнованные женские голоса и звуки шагов, спешащих к ее двери. Она не думала, что кто-то мог встать так рано, но в ее дверь начали сильно стучать.

— Мадам! Мадам! Вас не было в вашей комнате, и мы обыскали все вокруг!

Елизавета быстро свернула одежду Эдуарда и затолкала ее в самый низ своего сундука. Когда она открыла дверь, служанки влетели в ее комнату. Они были так рады, что видят ее, что забыли поинтересоваться, где же она была.

— Королева, — хором кричали они, — лежит без движения. Мы ничего не можем сделать с ней. Страшная весть убила ее… К счастью, у нее был врач.

— Это насчет мальчиков, — тихо сказала Метти. Она подошла в Елизавете и обняла ее, как делала это, чтобы утешить Елизавету, когда та была совсем еще малышкой.

— Откуда вы узнали? — спросила Елизавета у своей няни.

— Этот врач, уэльсец, был послан от графини, чтобы сообщить… Он пришел еще до того, как Ее высочество оделась. Они с аббатом должны были сообщить ей страшные вести. Значит, это были не слухи! Я сейчас же пойду к ней, — сказала Елизавета застегивая последнюю петлю. Она надела на свои растрепанные волосы шапочку с длинными ушками, сплошь вышитыми жемчугом, оттолкнула истерично всхлипывающих женщин и с сухими глазами побежала по длинной галерее к покоям настоятеля.

Она, потрясенная, вошла в комнату, но не могла не воспринять представившуюся ей картину почти иронично: настоятель и доктор Льюис, один — высокий, а другой — коротышка, предлагали свои рецепты исцеления — духовное и основанное на настойках из трав. В центре сцены царила ее мать. Она потеряла всех своих родственников мужчин, за исключением Дорсета, и то был звездный час Елизаветы Вудвилль — мученицы. Она, то ходила по комнате, то бросалась на тростник на полу; она вырывала свои светлые и уже поседевшие волосы; она выкрикивала имена убитых сыновей, пока, казалось, весь дом не заполнился ужасом ее страданий. Сесиль и Энн пытались успокоить ее, но не смогли этого сделать и, когда пришла Елизавета, в испуге отошли от матери. Они, казалось, только сейчас до конца поняли, что случилось, и теперь они тихонько оплакивали в уголке своих братьев. Они были рады, что появилась Елизавета. Бесс, и только Бесс знала, что нужно делать, чтобы помочь матери.

Елизавета старалась забыть собственное горе, которое было слишком сильным, чтобы его демонстрировать, — сейчас ее главной заботой была мать. И жалость к ней была искренней.

Баюкая скорбящую мать в своих любящих руках, дочь думала о том, что никакая другая женщина не может страдать сильнее! То, что мать сама была всем-то виновна, не уменьшало ее страдание.

— Может это и неправда, — шепотом произнеснесла Елизавета.

— Это правда! — вскричала королева. Она отвергала фальшивую надежду. — Чего еще могли мы ждать после смерти моего брата Антония и твоего брата Грея? Я знала это, когда отпускала от себя Ричарда. Такое чудовищное преступление мог совершить только этот дьявол во плоти Глостер.

Она стояла перед ними, прямая и стройная, и проклинала Глостера самым страшным проклятьем

— Боже, если есть на свете справедливость, отомсти за моих сыновей! — кричала она. — И путь умрет единственный сын Ричарда Глостера!

В ее облике было что-то такое страшное, что дети совсем затихли в уголке комнаты. Настоятель подошел к ней, чтобы отчитать за такое кощунство, он держал перед собой украшенный драгоценными камнями крест. Елизавета продолжала ласкать мать, и королева несколько успокоилась. Метти уговорила ее выпить настойку, приготовленную доктором Льюисом, которая на несколько часов погрузила королеву в сон.

— Кто вам сообщил эту страшную весть? — спросила доктора Елизавета, когда королева наконец уснула.

— Графиня получила весточку от лорда Стенли и сразу же послала меня сюда. Она боялась, что кто-нибудь случайно может сообщить эту весть королеве, не выбирая выражений, и королева может умереть от такого удара!

— Если бы горе могло убивать, Ее Высочество уже давно не жила на белом свете! — вздохнула Елизавета, подумав, что женщины, которые бурно вовлекают окружающих в мир своих чувств и страданий, переживают горе, не умирая от него. А ей самой так нужно было выплакаться!

— Графиня так добра, — сказала она, думая, что женщина, которая должна была бы быть злейшим врагом ее матери, проявляет к ней такое сострадание, даже прислала своего врача, чтобы тот как-то помог ей. Мы вам очень благодарны, доктор Льюис. Заснуть и во сне забыть обо всем — это и есть настоящее лекарство в этот страшный миг.

Она молча, даже с какой-то завистью смотрела на мать, погруженную в глубокий сон.

Когда Елизавета повернулась, она увидела, что настоятель сочувственно смотрит на нее.

— Но это действительно правда? — спросила она, задергивая занавеску у постели. Она отослала прочь плачущих женщин и медленно прошла с ним в приемную.

— Я почти уверен в этом, мадам, — тихо сказал он.

— Но почему на этот раз все так уверены, что это правда? Ведь и раньше бывали слухи?

Елизавета почти не замечала, что делает. Она остановилась перед подставкой для молитвенника и начала барабанить пальцами по Библии. Ее, наверное, читала мать, когда ей сообщили о смерти сыновей.

Она продолжала:

— Мы уже слышали так много разных слухов. То тела моих братьев видели плывущими по Темзе. То их выслали за границу. То молодой король убит, а Ричард, герцог Йоркский, содержится в тюрьме…

— Мое дорогое дитя! Как тебе было тяжело слушать подобные слухи…

Елизавета собрала в кулак все свое мужество и постаралась выведать все.

— Святой отец, вы ходите по всему Лондону и встречаетесь с разными людьми. Почему вы уверены, что на этот раз все правда?

После ужасного часа, который ему пришлось пережить вместе с королевой, настоятель был благодарен Елизавете за то, что она держала себя в руках. Он подумал, что ее поведение — образец воли и выдержки.

— Маргарет, графиня Ричмондская, одна из самых умных женщин, которых я знаю. И одна из самых добрых, — начал он нерешительно.

«Святая мать образцового сына!» — подумала Елизавета. Она уже устала слышать это.

— Неужели вы думаете, что она прислала бы своего врача с подобными вестями, если бы не была полностью уверена в них?

— Намеренно она бы, конечно, не стала этого делать. Но разве она не могла ошибиться?

— Вероятнее всего, она знает истинную правду. Не надо забывать, что лорд Стенли, ее муж, гофмейстер Двора короля Ричарда.

— Я помню также, что лорд Стенли был когда-то другом моего отца, — горько заметила Елизавета.

Настоятель, глубоко задумавшись, переставлял красные и белые фигурки на шахматной доске.

— К сожалению, есть еще одно подтверждение правдивости этой вести, — задумчиво заметил он. — Как вы знаете, сэр Роберт Брекенбери теперь, после отстранения вашего сводного брата, стал комендантом Тауэра.

— Я надеялась, что рядом с сэром Робертом они будут в безопасности, — заметила Елизавета. Она села к столу и стала внимательно его слушать.

Настоятель, чьим гостеприимством они так бесцеремонно воспользовались, внимательно и с любовью посмотрел на ее прелестное личико. Неудивительно, подумал он, что покойный король так сильно любил ее.

— Возможно, вы были правы, мадам, — сказал он. — И именно поэтому его освободили от этой должности.

Она быстро поняла намек.

— Как освободили? — с ужасом выдохнула она.

— Только на одну ночь.

— Он был болен?

— Нет!

— Святой отец, откуда вы это знаете?

— От сквайера, который всегда находится при Глостере. Джон Грин, — мне кажется, его зовут именно так, — приехал из города, в котором сейчас находится двор, и дважды проехал мимо Вестминстера. Мне известно, что каждый раз он прямо направлялся к коменданту. Во второй раз косоглазый человек, по имени Джеймс Тайррелл, ехал вместе с ним, и, когда Грин вернулся, этот Тайррелл остался в замке.

В спальне королевы царила тишина. Ее нарушал только тихий разговор этих двух людей.