Это моя земля! - Громов Борис. Страница 43

В общем, именно по ходу «общения» с приковылявший на пальбу троицей, благо по тем стрелять начали с вполне вменяемой дистанции, народ и выяснил про «хочешь убить – стреляй в голову». Эмпирическим, так сказать, путем. И когда на перепуганные завывания постовых в эфире к ним на помощь примчался ротный с резервной группой из «краповиков» – контрактников, на троих бойцов там оставалось ровно десять патронов. Из ста двадцати, имевшихся изначально у каждого. В общем – свезло мальчуганам капитально.

Несмотря на строжайший приказ сохранять произошедшее в тайне, уже через час-полтора фотографии всех четырех упокоенных разведчиками (и ими же снятых на мобилы) живых мертвецов были, наверное, на телефоне у каждого солдата и офицера бригады. Ночь прошла весьма напряженно: личный состав обсуждал ситуацию в Москве, спорил до хрипоты о причинах, по которым мертвые вдруг снова стали ходить и возжелали человечинки, и время от времени отстреливал выходящих на посты и позиции бригады мертвецов. Которых с каждым часом становилось все больше. А утром из Софрино пришел совершенно секретный, но благодаря волшебному «солдатскому телеграфу» – мгновенно, еще до объявления, ставший всем известным приказ: забрать у всех солдат срочной службы мобильные телефоны. Большинство офицеров в бригаде – далеко не дураки, и на золотопогонных бестолочей из «Броненосца «Потемкин»» совершенно не похожи. Отлично осознавая, насколько плохо в таких условиях выполнение подобной «указивки» может закончиться, честно в ППД отрапортовали: «Не могем, потому как боимсу». Кондаков из штаба ответил глубокомысленным молчанием. А когда так и не лишенные мобильников бойцы ближе к вечеру стали массово получать нерадостные известия из дома… Блин, подозреваю, что мой «героический подвиг» на крылечке ментобата в Пересвете просто меркнет по фоне того, уже на полном серьезе, без кавычек, подвига, который удалось совершить на Николиной Горе взводным и ротным бригады. Угомонить и утихомирить почти три тысячи перепуганных и чрезвычайно нервных, но при этом отлично вооруженных сопляков – это вам не фунт изюму. Тут, как американцы говорят, balls нужны не просто стальные, а… фиг его знает, титановые, наверное.

В общем, к счастью, обошлось без стрельбы и мордобоя. Смогли договориться по-хорошему. Решение было принято простое: плевать на «национальную илиту», хай сами со своими проблемами разбираются, они ж выше всякого «быдла». Ну а раз так, то – все, слезай – приехали: дальше исключительно своими силами, без помощи «быдла»… А «быдло» – сначала в Софрино, а дальше уже, как в армии говорят, «по личному плану». Переводя на нормальный язык – кто куда хочет и кто как может. Одни – по домам, другие, в основном офицеры и контрактники, а также пацаны из совсем уж далеких от Подмосковья краев, вроде Екатеринбурга или даже Владивостока, – остаются на месте и занимают оборону на базе бригады. Больше всего, как я понял, опасался народ слабо предсказуемой реакции комбрига. Генеральский сын вообще был склонен в нестандартных ситуациях к… как бы это помягче… опрометчивым и несколько поспешным поступкам. Обошлось. По прибытии в Ашукино выяснилось, что полковник Кондаков, как тот Атос в «Трех мушкетерах», внезапно, но очень серьезно прихворнул. На воды в Форж, по понятным причинам, отъехать не смог, но отбыл домой и на связь выходить перестал… Чисто теоретически, конечно, мог Раченков и посыльного к нему отправить, и даже сам пройтись, благо проживал комбриг, как и большинство офицеров, в ДОСе на территории части. Но не стал…

Твою ж маман! И почему это я не удивлен ни капли?! Помнится, в конце ноября девяносто девятого года, буквально за сутки, ну максимум двое до начала штурма Грозного, мсье Кондаков, тогда бывший еще «подполом» и замом командира бригады, тоже скоропостижно простыл и аж на две недели слег, бедняжка, в госпиталь в Моздоке. Зато потом, после исцеления, умудрился развернуться во всю ширину своего полководческого таланта. Именно его «чуткому и доблестному руководству» бригада обязана тем, что список павших в бою солдат и офицеров за один день аж на три десятка фамилий увеличился. Покомандовав таким вот макаром недели полторы, отважный воитель гордо повесил себе на грудь «Мужика» и отбыл из полной опасностей Чечни в спокойное Подмосковье… К огромному облегчению всех, кого он еще не успел сдуру угробить.

В общем, как и положено, история развивается по спирали. Пока офицеры бригады во главе с Раченковым метались как угорелые, пытаясь хоть как-то наладить быт и организовать охрану внезапно свалившегося им на голову «счастья» в виде лагеря беженцев, носящего красивое официальное название «центр спасения»… Пока голову ломали, как же распределить и без того немногочисленный личный состав на огромное количество требующих немедленного выполнения задач… В общем, пока люди жилы рвали – полковник Кондаков выздоравливал и набирался сил. За полторы недели все более-менее устаканилось, и даже количество бойцов в бригаде слегка выросло благодаря отличной идее Раченкова: отпуская по домам бойцов из Подмосковья и ближних областей, он предлагал им возвращаться назад со всей семьей. Мол, как там у вас дела сложатся – бог весть, а тут и высокие стены, и обширные склады, и бронетехника, и какая-никакая «массовка». И хотя от бригады в три с половиной тысячи штыков списочного состава к тому моменту реально в строю оставалось едва ли пять сотен… даже самый тупой бойчишка понимать должен: двумя батальонами при тяжелом оружии и бронетехнике отбиваться, один черт, намного легче, чем в гордом одиночестве, с единственным «калашом» и весьма скудным боекомплектом. В общем – довольно многие вернулись, слегка поправив если и не катастрофическое, то весьма близкое к тому положение здесь.

Кондаков, надо признать, полным дураком все-таки не был. Ожидаемого многими разноса с воплями и брызгами слюны по выходе его «с бюлютня» так и не приключилось. Он лишь вяло пожурил Раченкова за то, что тот «не смог предотвратить массовых случаев самовольного оставления части солдатами срочной службы». А тот факт, что бойцы часть «самовольно оставили» еще и с оружием в руках, он вообще проигнорировал. У меня в этот момент прямо образ его в голове возник: скучающе-брезгливое выражение самодовольной физиономии и задранный вверх подбородок… Тьфу, блин, погань! Нет, чтоб спасибо людям сказать… Но, по логике полковника и ему подобных, благодарить людей в таких ситуациях не за что: они ж просто делают то, что обязаны. Так чего им еще? Вот если б не делали – тогда разнос по полной форме и строгий выговор с занесением в личное дело. Уж не знаю, сколько еще Раченков с этим упырем политесы разводил бы, но тут случился таджикский бунт. И героический комбриг пал смертью храбрых, обороняя свой кабинет в штабном корпусе. Правда, хронология у данного происшествия несколько сумбурная, потому как приказ на сожжение тел погибших он прямо в пылу боя отдать вряд ли мог. Да и выполнять подобный приказ в тот момент было и некому, и некогда. Хотя, собственно, прав Алексей – оно мне надо? Вообще ни разу! Помер Максим – и фиг бы с ним! Людей вот только жалко…

– Ты чего? – легонько притронулся к моему плечу Солоха, когда УАЗ сначала сбросил скорость, а потом и вовсе встал возле дорожной «вилки», где от трассы «Холмогоры» уходило влево Московское шоссе, что вело в сторону города Сергиев Посад.

– Батя поставил задачу на обратном пути через город проехать. Поглядеть, что там к чему.

– Да как скажешь, – посерьезнел Андрей и слегка приподнял за ствол стоящий между колен автомат. – Все понял: «Отставить травить байки, по сторонам глядим внимательнее, находимся в полной боевой готовности». Так?

– Примерно.

На «Вакцину» мы заезжать не стали. Я лишь надавил на клаксон, когда мы проехали мимо их КПП. Надавил – и тут же спохватился… но глянул в зеркало заднего вида и успокоился. Оккупировавшая левое плечо Бурова блондинка даже ухом не повела, лишь губами во сне по-детски причмокнула. Перехватив мой взгляд в зеркале, Андрей сделал страшные глаза. Мол, командир, в плане «полной боевой» я сейчас как-то не совсем готов. Вместо ответа я лишь рукой быстро махнул. Расслабься, дружище, пусть спит. Пока ничего не случилось – для наблюдения и нас троих хватит. А уж если случится что – то она так и так проснется. Буров явно все понял правильно, лукаво улыбнулся и подмигнул.