Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник) - Кристи Агата. Страница 33

– Давай устроим себе медовый месяц, дорогая, – сказал я. – Он получится у нас на славу. Разве можно придумать для него лучшее занятие, чем обустройство нашего нового гнездышка? Мы сможем наслаждаться блаженным уединением, которого лишены новобрачные в любом самом роскошном отеле. Пусть друзья думают, что мы швыряемся деньгами в заграничном турне, и тогда нас не потревожат нежданные визитеры.

Понятно, что я ни словом не обмолвился о майоре, который, признаюсь, стал главной причиной моего желания поглубже залечь на дно. Я с ужасом ожидал его появления у нас на свадьбе, но он, к счастью, не приехал. Разумеется, Скаллион сообщения не получил, но разве требовались приглашения этому наглому и хамоватому типу, готовому вломиться в твой дом в любое время дня и ночи? Я нисколько не сомневался, что он узнал о нашей свадьбе тем же непостижимым образом, каким всегда ухитрялся узнавать обо всех моих делах. Вот почему для меня стало поистине чудом отсутствие майора на мероприятии, где пришлось бы оказать ему вынужденное гостеприимство. Там его ждали обильная еда и выпивка, не говоря уже о хорошеньких девушках, которых майор мог попытаться заинтересовать своей персоной при помощи уже упомянутых и не раз испытанных приемов. Но на свадьбу он не явился. Откуда мне было знать, что ему просто не хватило денег на железнодорожный билет?

Но даже планируя похоронить себя в провинциальной глубинке, я не слишком лелеял надежду спрятаться там от майора надолго. Хотя предпринял отчаянную попытку обрезать все возможные линии связи с нами. Мы вместе разослали общим друзьям сообщения, что собираемся в будущем поселиться за границей, а пока отправляемся в длительный круиз вокруг света с целью выбрать постоянное место жительства, которое придется нам по душе.

Моя ничего не подозревавшая жена написала такие же послания своей родне, даже не догадываясь об истинной причине – моем давнем проступке и страхом перед шантажистом.

Маленькая ферма жены действительно находилась в самой глуши. Дом стоял на полпути к вершине холма, откуда открывался превосходный вид на долину, внизу которой протекала широкая речка, где плескалась серебристая форель. На противоположном берегу располагалась крохотная деревушка, состоявшая из церкви, гостиницы, нескольких хижин и одного магазина, торговавшего всем необходимым. До нее можно было добраться либо вброд, либо по специально уложенным в ряд камням. А машинам или конным повозкам, чтобы подъехать к нашему жилищу, пришлось бы форсировать речку по мелководью. Работая в поле или в огороде, мы могли заметить приближение нежелательных гостей издалека. Если хотели оставаться в уединении, достаточно было скрыться за домом и затаиться в камнях, покрывавших склон холма до самой вершины. Мы неоднократно проделывали это, а по возвращении находили в почтовом ящике карточку: «Жаль, что мы вас не застали». До ближайшего телефона нам приходилось идти пешком две с половиной мили, потому что единственный аппарат в округе был установлен в коттедже местного констебля.

И только две вещи омрачали мое безоблачное счастье первых недель на нашей милой маленькой ферме. Во-первых, я, конечно же, никак не мог избавиться от опасения, что рано или поздно появится майор и навяжет нам свое присутствие. А во-вторых, меня мучило угрызение совести, чувство вины. Ведь я скрывал от жены секрет, чем майор сможет воспользоваться сполна, как только это станет ему выгодно. Как ни пытался, я не мог заставить себя рассказать ей о единственном темном пятне в моей жизни честного и порядочного человека. Сама она была настолько честна и прямодушна, так гордилась незапятнанной репутацией своего мужа, что я невольно опасался лишиться не только ее уважения, но и любви. Уже скоро она чутко уловила часто овладевавшие мной приступы меланхолии и приписала это отсутствию веселой мужской компании.

– С моей стороны это очень эгоистично, дорогой, – сказала она мне однажды. – Я так увлеклась наведением порядка в доме, делала все сама, чтобы не терпеть присутствия прислуги, и совершенно упустила из виду, насколько скучно здесь, должно быть, тебе.

Я решительно возражал против такого предположения, твердил, что никогда в жизни не был счастливее, чем сейчас. И в этом заключалась правда, хотя ошибка, допущенная мною много лет назад, всегда незримой тенью стояла между нами с женой, порой мешая испытывать безмятежное счастье. За нее майор заставлял меня так дорого расплачиваться и деньгами, и бесконечным терпением по отношению к нему. Помню, как однажды я решился обо всем ей рассказать, и если бы сделал это, думаю, у нас все стало бы налаживаться. Мне необходимо было не сдерживаться больше, а импульсивно выпалить ей всю историю, чтобы даже моя сбивчивая речь убедила ее в моей искренности. Однако я предпочел тщательно обдумать каждое слово в надежде изложить свое покаяние взвешенно и логично, представив проступок как самое мелкое прегрешение. Но для этого мне необходимо было на какое-то время уединиться, а потому я сказал жене, что отправлюсь в соседний рыночный городок пообщаться с фермерами и собрать полезную информацию для последующей продажи нашей сельскохозяйственной продукции. Мою жену только обрадовало такое намерение. Она сказала, что прогулка пойдет мне на пользу и отвлечет от вечного сидения в той крохотной коморке с книгами. Я ушел из дома, обдумывая речь, которую произнесу по возвращении, собрав в кулак все свое мужество.

Спустился в долину и стал осторожно перебираться на другой берег по шатким камням. Пока я старательно переставлял ноги, целиком сосредоточившись на этом занятии, местный извозчик пересек речку вброд на своей повозке в противоположном направлении. Я с ним поздоровался, услышав ответ на провинциальном диалекте, слова которого не всегда понимал. Преодолев наиболее скользкие и ненадежные камни, я добрался до прочной поверхности, после чего обернулся ему вслед и переспросил, что он хотел мне сообщить. Извозчик громко прокричал еще какую-то фразу и похлопал по крышке чемодана, лежавшего на дне телеги. И я четко разглядел его. Это был черный кожаный чемодан со слегка закругленной крышкой. Точно такой же принадлежал майору. «Да брось этот вздор! – мысленно сказал я себе. – Подобных чемоданов тысячи. Почему же ты так взволновался при виде этого?»

Мне потребовался час, чтобы дойти до городка. Остаток утра я провел на рыночной площади, сводя знакомство с окрестными фермерами, с которыми потом отправился обедать в «Маркет-инн». Уже давно перевалило за полдень, когда я тронулся в обратный путь, рассчитывая попасть домой к чаю.

То ли из-за воспоминания о попавшемся мне по пути чемодане, то ли из-за постоянных мыслей о предстоявшем признании, почему майор имеет такую власть надо мной, я весь день не мог заставить себя не думать об этом мерзавце и ненавидел его все сильнее с каждой минутой. Его отвратительная фигура так живо стояла у меня перед глазами, что я даже не удивился, а лишь почувствовал, как оборвалось сердце, когда при подходе к дому услышал знакомый оглушительный и самодовольный смех, доносившийся через открытое окно гостиной. Крепче сжав свою походную трость, я тихо вошел, готовый к убийству как никогда прежде.

Он сидел спиной ко мне в удобном кресле рядом с камином, которое потом неизменно занимал, а жена пристроилась на стульчике прямо перед ним. Ее внимание было полностью поглощено его очередным лживым рассказом и заразительным смехом, потому что выдумки веселили его самого более всех остальных. Я же смотрел на лицо жены, подсвеченное лучами солнца, и думал, что редко видел ее прежде настолько красивой. Любовался ее роскошными каштановыми волосами, нежными чертами ее лица, губами и огромными карими глазами, сиявшими от удовольствия, пока она слушала его ложь, принимая каждое слово за правду.

– Как забавно! – сказала она. – И насколько же вы храбрый человек! Я по праву могу гордиться таким кузеном, как вы. Да, именно гордиться. Но в то же время все звучит невероятно смешно!

Затем она заметила мое появление и вскочила, с энтузиазмом воскликнув: