Иван Московский. Том 2. Король Руси. Страница 14

– Глупо, – кивнул переговорщик… или перебежчик, тут сразу и не разобрать. – Но всё одно боязно. Да и словам Михаила Борисовича многие верят. И про тебя, король, и про Казимира, который обещал помощь.

– Заграница нам поможет, – саркастично произнёс Иоанн. – Запад с нами!

– Что? – не поняли присутствующие.

– Я шучу, – улыбнувшись, произнёс король. – Страсть Твери к союзу с Казимиром не может не вызывать смеха.

– Отчего же? – нахмурился тверчанин.

– Друг мой. Речь не идёт о независимости Твери. Тверь потеряла свой шанс стать центром кристаллизации Руси. Могла. Без всяких споров и разговоров. Но лет сто назад. Теперь же речь идёт только о том, к какой державе Тверь присоединится. К Руси или к Польше, ибо Литва ныне под пятой Польши. И если я заинтересован в сохранении Твери как крупного города, то Польша может им пожертвовать, поняв, что не в состоянии захватить.

– А в чём твой интерес? – не унимался этот гость тверской. – В городе много твоих противников. Поступить так же, как с Новгородом, не выйдет. Ежели имущество противников передать сторонникам, а самих противников выселить в Юрьев-Камский, то туда отправится едва ли не вся Тверь.

– У меня не так много людей, в отличие от Казимира. Так что даже своих врагов я стараюсь не убивать, а применять там, где мы сможем оказаться друзьями.

– Если у тебя мало людей, то зачем Твери идти на твою сторону. Ты ведь проиграешь в этой войне.

– Я разгромил Рязань.

– Похвально. Но Тверь не Рязань. Мы слышали, что ты сумел в битве на реке, применив хитрость и дьявольское оружие, побить их защитников. В Твери же сейчас сидит бо́льшая часть городового полка. Да и кое-кто из союзников. Так просто наш город тебе не взять. Кроме того, за каждыми из ворот уже сооружены завалы, отчего внезапного натиска не выйдет.

– Вы считаете, что способны дождаться Казимира?

– Мы просто хотим разойтись миром.

– Не я первым повёл свои войска на войну. Не ваш ли князь оскорблял меня и мою супругу на поминках моего отца? Не ваш ли князь задумал разорить посад московский, пожечь его и увести богатый полон из моих людей?

– Но у него не получилось.

– Если ты пытался убить и не справился, это не оправдание. Ты хотел. Ты пытался. Как не оправдывает это и вас, ибо весь городовой полк вышел с ним.

– Мы просто хотим разойтись миром, – настойчиво произнёс визави Иоанна.

– Я готов дать вам мир. Но только если вы присягнёте мне на верность, признаете своим князем и выплатите виру.

– Государь, я не в праве давать тебе ответы на такие вопросы.

– Так возвращайся в город и передай мои слова. Пусть подумают над ними. Потому что, когда дождь закончится и всё немного подсохнет, мои войска начнут действовать. И после первых выстрелов переговоры окажутся затруднительны.

– Я понял тебя, – произнёс этот переговорщик неофициальный и откланялся.

Иоанн же вернулся к делам насущным. Он был уверен, что Тверь не примет его предложение. Но сделать его он считал своим долгом. Другой вопрос, что только сейчас он осознал, насколько неудачна его позиция.

Армия его была изнурена рывком сначала к Рязани, а потом к Твери. Где-то на лодках, на которых бойцы гребли. Где-то своим ходом. И теперь уставшее войско оказалось в неблагоприятных климатических условиях. Причём войско ослабленное. Да, королевская дружина в целом выжила, хоть и сдулась с без малого четырёхсот до трёхсот всадников. Однако куда более организованная и управляемая конница сотенной службы ушла с Ахматом. А потери, понесённые во время речного боя, штурма Рязани, боя на переправе и маршевого перехода, всё одно имелись, хоть и были малыми. Впрочем, затянувшийся дождь мог легко их увеличить. Про порох же он старался не думать. Просто не думать. Да, всячески оберегал его от сырости, но мысли о его состоянии гнал прочь.

С порохом вообще были проблемы.

Понятное дело, что он употреблялся на Руси уже доброе столетие. Но весьма и весьма ограниченно. Из-за чего запасы «огненного зелья» у него имелись скромные.

Шесть лёгких полевых орудий, четыре сотни аркебуз и шестьдесят семь ручниц-картечниц – приличный арсенал для местных реалий. И пожирали эти стволы отцовские запасы только в путь. Сколько он так на них протянет? Бог весть. Можно посчитать, но расход пороха шёл достаточно непредсказуемый. Время от времени выяснялось, что бочонки с ним испорчены.

Сколько ему требовалось? Ну на «выпуклый глаз».

Полевое орудие за выстрел «кушало» около фунта пороха, что картечью, что ядром. Это при расчёте ста выстрелов на ствол требовало запасов в шестьсот фунтов.

Ручница-картечница – порядка четверти фунта за выстрел. При запасе в полсотни выстрелов это требовало порядка восьмисот пятидесяти фунтов. Это было полезное, но специфическое оружие. Оттого и не особо ходовое, поэтому Иоанн вёл расчёт оперативных запасов из оценки всего полусотни выстрелов.

Аркебузы были самыми экономными и потребляли что-то порядка фунта пороха на две сотни выстрелов. Отчего четыре сотни таких «карамультуков» при расчёте ста выстрелов на ствол требовали восемьсот фунтов «огненного зелья».

Совокупно, по прикидкам Иоанна, требовалось что-то порядка двух тысяч четырёхсот – двух тысяч пятисот фунтов пороха. Иными словами, чуть за тонну. Много. Очень много. В начале же этой войны ревизия показала едва за полторы тысячи фунтов. И где брать порох ещё, Иоанн понятия не имел.

Он уже успел ознакомиться с местными способами производства «огненного зелья» и толком так и не понял, как у них вообще что-то получалось. Не говоря уже о том, что селитряницы работали медленно, имели крайне низкий КПД и чрезвычайно большой цикл. Года два, иной раз три. И было их мало. Так что все поступления от внутренней выделки пороховой не превышали, как правило, и двухсот фунтов в год. Причём порох этот был весьма паршивый и очень гигроскопичный [23], ибо делали его не на калийной селитре или хотя бы натриевой, а на весьма поганых нитратах [24]. Все полноту ситуации усугубляла ещё и сера, которая была строго привозной…

Дефицитность пороха заставляла Иоанна стараться по возможности уменьшать объём боевых действий, сведя к минимуму расход «огненного зелья» и опасаясь, что в самый ответственный момент может наступить катастрофа. В его голове всё было настолько мрачно, что он даже подумывал о том, чтобы сжечь Тверь к чертям собачьим. Благо, что город был деревянный. И ежели по ночи начать обстреливать его из луков стрелами с подпалённой паклей, то всё получится. Не хотелось бы, конечно. Очень не хотелось бы терять такой полезный и крупный город, но эта мысль время от времени стучалась в голове. Особенно после того, как малый боярин тверской сам её озвучил, пусть и в искажённой форме…

Строго говоря, Иоанн вообще не хотел этой войны. Ему бы пять-десять лет мира, чтобы хоть какой-то порядок навести в державе. Чтобы войска по уму натренировать и вооружить. Чтобы обозное хозяйство грамотное сделать. Да и банально пороха накопить, без которого любая большая война выглядела сущей авантюрой. Не говоря уже о том, что мир – это возможность торговли, прежде всего международной, без которой он не видел своего будущего. Понятно, что мастеров добрых ему никто не повезёт. Да и с прочими поставками будут проблемы. Но это всё равно будет хоть что-то…

Впрочем, ситуация была такой, какой была. Иоанн хмурился, но, сцепив зубы, думал над выходом из сложившейся ситуации. И грелся у жаровни, стараясь не простыть. Потому что при таком накале страстей это ему было надо в последнюю очередь…

Глава 7

Фердинанд I Неаполитанский из славного дома Трастамара, что правил в эти дни и в Неаполе, и на Сицилии, и в Арагоне, и в Кастилии, и в Наварре [25], улыбнулся, входя в кабинет Папы Сикста IV. Тот охотно принял короля в приватной обстановке. Без лишних ушей и глаз. В то время официально Фердинанд был в Риме с совсем другой целью, заехав туда на богомолье. Иными словами, собирался обсудить с Сикстом дела, не привлекая к этому лишнего внимания.