Записки о Кошачьем городе - Шэ Лао. Страница 5

После возведения дурманных листьев в ранг государственной пищи кошачья цивилизация стала развиваться во много раз быстрее, чем прежде: дурманные листья отбили охоту к физическому труду, что позволило сконцентрировать энергию на духовной деятельности. Особенно прогрессировали поэзия и искусство: за последние четыреста лет кошачьи поэты ввели в поэтический язык множество новых словосочетаний, не употреблявшихся за всю предшествующую двадцатитысячелетнюю историю, например, такое, как «драгоценный живот».

Но это не значит, разумеется, что в обществе не возникали известные разногласия. Триста лет назад дурманные листья выращивались повсюду, но чем больше люди ели их, тем ленивее становились. В конце концов некому даже стало сажать дурманные деревья. И тут вдруг случилось грандиозное наводнение (Большой Скорпион немного побледнел, когда сказал мне это: оказывается, люди-кошки больше всего на свете боятся воды). Наводнение унесло множество дурманных деревьев. Без чего-нибудь другого жители еще могли обойтись, но без дурманных листьев они не могли предаваться праздности и лени, поэтому всюду начался разбой. Судебных дел стало так много, что правительство издало еще один в высшей степени гуманный указ: не считать кражу дурманных листьев преступлением. Последние триста лет были периодом разбоя, но это совсем неплохо, так как разбой свидетельствует о свободе личности, а свобода всегда была высшим идеалом людей-кошек. (Примечание. Слово «свобода» в кошачьем языке не совпадает по своему значению с аналогичным китайским словом. Люди-кошки называют свободой насилие над другими, отказ от совместной деятельности, произвол… Отсюда разобщенными оказываются не только мужчины и женщины, но и все люди. Свободный человек не позволяет окружающим касаться его. Встретившись, люди-кошки выражают почтение друг другу не рукопожатием или поцелуем, а отворачиваясь друг от друга.)

– Тогда почему же вы продолжаете сажать деревья? – спросил я. На правильном кошачьем языке эту фразу следовало произнести так: повернуть голову налево (означает «тогда»), ткнуть пальцем в собеседника («вы»), дважды сверкнуть белками глаз («почему») и дважды повторить слово «дерево» (в первом случае оно выступает в роли глагола). Слово «продолжаете» опускается за ненадобностью.

Большой Скорпион закрыл рот. Рот у людей-кошек постоянно открыт, и когда его на время закрывают, это означает удовлетворение или глубокое раздумье. Он ответил, что сейчас дурманные деревья сажают лишь несколько десятков человек, исключительно сильные мира сего: политические деятели, военные и поэты, которые одновременно являются помещиками. Они не могут не сажать дурманных деревьев, так как иначе потеряют всю свою власть. Для политических деятелей дурманные листья – единственный способ увидеть императора. Военные используют их как армейский провиант, а поэтам они дают возможность грезить средь бела дня. В общем, дурманные листья всемогущи, благодаря им можно всю жизнь бесчинствовать. Слово «бесчинствовать» в устах высокопоставленных людей-кошек – самое изысканное понятие.

Охрана дурманных рощ – основная функция Большого Скорпиона и других помещиков. На свою армию они не могут положиться, потому что кошачьи солдаты, как приверженцы истинной свободы, могут только поедать дурманные листья и не понимают, что значит повиноваться приказу. Солдаты часто грабят собственных хозяев – с точки зрения людей-кошек (во всяком случае Большой Скорпион думал именно так), это вполне логично. Кто же охраняет дурманные леса? Иностранцы. Каждый помещик вынужден содержать несколько иностранных наемников. Страх перед иностранцами – одна из исконных особенностей кошачьей натуры. Любовь к так называемой «свободе» не позволяет кошачьим солдатам прожить хотя бы три дня без убийства, а война с иностранцами для них вещь совершенно невозможная. Большой Скорпион прибавил с удовлетворением, что стремление к взаимной резне в Кошачьем государстве день ото дня возрастает, и методы убийства стали почти столь же утонченными, как законы стихосложения.

– Убийство стало своего рода искусством! – поддакнул я. В кошачьем языке не было слова «искусство», из моих долгих объяснений он ничего не понял, однако все-таки запомнил китайское слово.

В древности люди-кошки воевали с иностранцами и даже побеждали, но за последние пятьсот лет вследствие междоусобиц совершенно позабыли об этом, обратили все усилия на внутренние раздоры и стали очень бояться иностранцев. Без иностранной поддержки их император не получил бы к своему столу ни одного дурманного листа.

Три года назад в Кошачье государство уже прилетал один воздушный корабль. Откуда – жители не знали, но запомнили, что на свете существуют большие птицы без перьев.

Когда прилетел наш корабль, люди-кошки поняли, что прибыли иностранцы, но были уверены, что я тоже марсианин: они не могли представить, что, кроме Марса, существуют другие планеты.

Большой Скорпион с другими помещиками тотчас побежал к месту приземления, чтобы добыть иностранцев для охраны своих дурманных рощ. Все прежние иностранные охранники почему-то вернулись к себе на родину, и нужно было срочно вербовать новых.

Помещики условились передавать меня друг другу по очереди, так как в последнее время нанять иностранца было очень нелегко. Увидев, что физиономия у меня отнюдь не кошачья, они страшно перепугались, но затем распознали мою наивность и решили не приглашать меня на службу, а просто схватить. Как истые граждане Кошачьего государства, они были очень хитры и иной раз способны на риск. Сейчас я понимаю, что, если бы я первым применил силу, они бы тотчас разбежались, но ни в коем случае не отказались от своей затеи. К тому же я не сумел бы найти себе пищу. В общем, я доволен, что тогда не выстрелил. Но, с другой стороны, схватив меня, они утратили ко мне уважение. Теперь можно было не говорить со мной ни о каких условиях, достаточно давать немного еды. Изменились и намерения союзников: вскоре из общественной собственности я превратился в частную. Большой Скорпион был необычайно горд своим успехом, так как измена клятве входит в их понимание свободы.

Они посадили меня закованным в лодку, а сами, страшась воды, побежали к хижине-колодцу по берегу. Если бы лодка перевернулась, виною было бы, разумеется, лишь мое собственное невезение. Лодка должна была сама уткнуться в отмель, недалеко от которой стояла хижина-колодец.

Водворив меня в хижину, они разошлись по домам есть дурманные листья. Носить подобную ценность с собой чрезвычайно опасно, поэтому они предпочитали есть дома.

Роща Большого Скорпиона находилась ближе других от моей импровизированной тюрьмы, но и он отправился за мной не сразу: после дурманных листьев необходимо немного поспать. Большой Скорпион думал, что его соперники придут не скоро, их появление было для него полной неожиданностью. «Хорошо, что это „искусство“ помогло!» – произнес он, восхищенно указывая на мой пистолет. Теперь он всякий незнакомый предмет называл искусством.

Я спросил, из чего были сделаны кандалы. Он пожал плечами и сказал, что их привезли из-за границы.

– За границей есть много полезных вещей, но нам ни к чему подражать им. Ведь наше государство самое древнее! – Большой Скорпион на секунду удовлетворенно закрыл рот. – Впрочем, когда отправляешься в путь, наручниками и кандалами запастись не мешает.

Я не понял, подсмеивается он надо мной или говорит серьезно. Сейчас меня интересовало, где он провел эту ночь, потому что в лесу не видно было других хижин. Не желая отвечать на мой вопрос, он попросил у меня какое-нибудь «искусство», чтобы показать императору. Я дал ему спичку, решив, что в «свободном» обществе каждый должен иметь какую-нибудь тайну, и спросил только, есть ли у него семья.

Он кивнул головой.

– Вот соберем дурманные листья и поедем ко мне домой.

– А где твой дом?

– В столице. Там живут император и много иностранцев. Ты сможешь увидеть своих друзей.

– Я прилетел с Земли и никого на Марсе не знаю.