Благословенный 3 (СИ) - Коллингвуд Виктор. Страница 2

Немало драгоценного времени пришлось потратить на устройство похорон. Две недели гроб с забальзамированным телом был выставлен в Овальном зале Таврического дворца, — том самом, где Потёмкин пять лет назад устраивал свой грандиозный праздник. Прощаться с нею приезжали и из Москвы, и из провинции, — казалось, этот поток никогда не иссякнет! Приезжали не только дворяне: допускались лица разного звания, даже из крепостных крестьян, и, хотя этому сословию усопшая не очень-то благоволила, её любили и сожалели о ней даже и в этой среде. Бывшие фрейлины и статс-дамы усопшей поочерёдно дежурили у тела, наблюдая за порядком при поминовении государыни посетителями.

Посреди упомянутой большой бальной залы Таврического дворца воздвигнут был катафалк, а над ним — сень в виде ротонды с приподнятым куполом. Императрица лежала в открытом гробу с золотой короной на голове. Императорская мантия покрывала ее до шеи; крышка от гроба императрицы лежала на столе параллельно катафалку. Вокруг горело шесть больших паникадил; у гроба священник читал Евангелие. За колоннами, на ступенях, стояли разряженные как петухи кавалергарды, печально опершиеся на свои карабины, глядя на многочисленных посетителей. В этом мире действительно было много людей, облагодетельствованных Екатериной: сюда приходили то лакеи, то горничные покойной императрицы, множество приезжих небогатых дворян, мещан и купцов. Они целовали ей руку, иной раз едва могли от нее оторваться… Зрелище было грустное, священное и внушительное: их крики, рыдания и обмороки прерывали по временам торжественное спокойствие, царившее в зале. Все приближенные к императрице боготворили её. Увы, этого нельзя было сказать о её собственном сыне.

* * *

Буквально на следующий день ко мне явился господин Ростопчин. Фёдор Васильевич был ещё молод — ему не исполнилось тридцати. В своё время он сделал выбор в пользу двора цесаревича Павла, а затем и последовал с ним в Гельсингфорс, где исполнял обязанности канцлера королевства Финляндия.

— Разрешите поздравить вас с восшествием на трон, — осторожно и вкрадчиво произнёс он. — Прежде всего, позвольте заверить вас, Ваше Величество, что ваш августейший отец не имеет никакого касательства к тому безумному происшествию, что случилось в день смерти императрицы! Король Павел всецело привержен законным формам передачи власти и не приемлет насильственных действий!

— Конечно-конечно, — любезно проговорил я, лихорадочно пытаясь понять, куда он клонит. Впрочем, долго гадать не пришлось.

— Явившись сюда по воле короля Павла, я имею честь передать его просьбу присутствовать при похоронах почившей в Бозе императрицы! — оповестил меня граф.

Желание Павла присутствовать при похоронах нелюбимой матери меня удивило. Не выкинет ли он какого-нибудь кунштюка? Конечно, оппозиция в виде Салтыковых и Зубовых сейчас разгромлена, но, может быть, я чего-то не знаю?

Но ответил я нечто совсем иное.

— Конечно, пусть приезжают! Я подготовлю пристойное жилище. Это всё?

Ростопчин тут же раскланялся. Как только за ним захлопнулась дверь, я немедленно вызвал Скалона, своего «личного» контрразведчика, и надворного советника Макарова, руководившего Тайной экспедицией сената, в просторечии продолжавшей ещё называться «Тайной канцелярией».

— Господа! В ближайшее время Петербург посетит Павел Петрович с семейством. Необходимо установить самое внимательнее наблюдение за его контактами.

— Александр Павлович, но это в чрезвычайной степени опасно! — возмутился Антон Антонович. — Этот визит может быть использован для…

— Я знаю. Поэтому и предупреждаю вас: надо установить самое тесное наблюдение, завербовать вокруг него решительно всех! Как говорят умные люди, друзей надо держать близко, а врагов — ещё ближе! И обратить внимание на все контакты! Особая надежда тут на вас, Александр Семёнович, — обратился я к Макарову, — ведь ваша агентура многочисленнее, чем у Антона Антоновича. Да, кстати, теперь вы будете главой специального ведомства, назовём его…эээ… «Экспедиция общественной безопасности». Вы изъяты из ведения Сената и подчиняетесь теперь напрямую мне. Штат Экспедиции надо увеличить, кроме Петербурга, надобно будет открыть отделения в Москве, а затем и в других крупных городах***. И, учитывая величину и тяжесть возлагаемых на вас обязанностей, вы получаете чин статского советника!

— Счастлив служить Вашему Величеству! А где нам размещаться с новыми штатами, Ваше Величество? — спросил Макаров, несколько смущённый столь быстрым карьерным ростом.

— Ну, можно поместить вас в Петропавловской крепости. Алексеевский равелин подойдёт? Если надо, сделаем необходимые пристройки. Теперь что касается вас, Антон Антонович: вам надлежит делать то же самое, но в сфере военного ведомства и на флоте. Теперь в каждом полку, в каждом порту и на каждой эскадре у вас будет свой человек, ведающий безопасностью — выявляющий шпионов, наблюдающий за сохранением секретности, изучающий настроения офицеров и нижних чинов.

— Таких надобно ещё найти и обучить! — резонно заметил Скалон.

— Да, но вы уже имеете некоторый опыт в деле выявления мятежников — так начинайте обучение. В течении недели представьте мне штатное расписание и смету расходов, и займёмся делом!

* * *

Наконец, восемнадцатого декабря были устроены похороны. В назначенный день поутру у Таврического дворца было столпотворение: приехали Павел Петрович с супругой и дочерьми, пришли и посланники чужестранных дворов, и множество народа самого разного рода и звания.

— Поздравляю, теперь вы можете царствовать! — такими саркастическими словами встретила меня маман, когда семейство старших Романовых нашло меня в обширном дворцовом парке.

— Спасибо, Ваше величество, — отвечал я. — А как протекает ваше правление? Привыкаете к Гельсингфорсу? Финляндия — удивительно живописная страна, вы не находите?

Мария Фёдоровна, не раз жаловавшаяся на унылые пейзажи Суоми, только поджала губы.

— А это, значит, жена твоя? — кивнула она на Наташу. — Женился без согласия родителей, неравным браком? Хоррош!

— Женился в согласии со своим сердцем и умом. А у вас как дела? Вы, наконец-то, достроили свой дворец? — продолжил я свои подколки. — А у нас, представляете, что за незадача — никак не можем выбрать, где нам с супругою проживать. Столько этих проклятых дворцов, что я уже всю голову изломал… Бабушка решительно ни в чём не знала меры!

— Не могу не согласиться — пробурчал на это Павел. Чувствовалось, что эта пикировка ему совершенно не нравится.

Организатором похорон по предложению Сената назначили князя Репнина, устроившего всё в «старом духе» — нравоучительно и помпезно. Похоронная процессия должна была проследовать от Таврического Дворца до Петропавловской крепости. Открывалась она строем пеших офицеров в чёрных епанчах и широкополых шляпах, несущих знамёна с гербами княжеств и областей Российской империи. За ними — строй трубачей и два конных адъютанта; далее — строй свеченосцев с чёрным траурным знаменем. Вослед им двигались литаврщик на коне, два «рыцаря», несущие атрибуты орденов Святого Андрея Первозванного и Святого Георгия, и строй кавалергардов, столь близких когда-то к императрице. За ними открывалось шествие духовенства с алыми хоругвями и церковный хор.

На золотых подушках несли ордена, царскую шапку, Большую императорскую корону, жезл и скипетр. Царские регалии сопровождал строй Конногвардейского полка.

За ними следовал генералитет верхом на фоне строя семёновцев и измайловцев.

Центром траурной процессии служила колесница с саркофагом под балдахином, на котором возлежал гроб императрицы. Шестёрка лошадей вороной масти, с чёрными попонами и плюмажами, влекли скорбный экипаж императрицы к месту её последнего упокоения.

Мы с Наташей шли рядом с гробом, она с одной, а я с другой стороны, старательно защищая от ветра пламя больших заупокойных свечей. Наташа шла в вуали и чёрной мантии, подбитой мехом горностая, я — в накинутой поверх измайловского мундира горностаевой мантии.