Роман с призраком - Вуд Барбара. Страница 10

Справа от меня послышался шорох. Со страхом я осторожно повернула голову и, к своему ужасу, увидела, что дверца шкафа широко раскрылась.

Захотелось кричать что было мочи, но я не смогла. В легких не хватало воздуха, голосовые связки сомкнулись, и получилось беззвучное хныканье. Дверь в комнату была широко раскрыта. Из какого-то невидимого источника по другую сторону, возможно в коридоре, в комнату просачивался призрачный свет. Вдруг я заметила, что надо мной склонился Виктор Таунсенд.

Я издала пронзительный вопль.

— Андреа! Андреа!

Раздался едва слышный стук в дверь. Я наугад протянула руку и каким-то чудом нащупала выключатель.

— Андреа, с тобой все в порядке? — раздался голос бабушки.

Дверь была закрыта, и валик лежал на прежнем месте. У меня застучали зубы.

— Андреа… — Бабушка открыла дверь и заглянула в комнату. — Что стряслось… — Она разинула свой беззубый рот. — Боже ты мой! — воскликнула она. — Что с тобой случилось?

Бабушка, прихрамывая, вошла в комнату, ее спина сгорбилась, она опиралась на трость, редкие седые волосы торчали на голове.

— Ты бледна как смерть! Что с тобой?

Мне хватало сил лишь сидеть, обхватив себя руками, и стучать зубами.

— Ты вся промокла! — Она потрогала мой лоб. — У тебя лихорадка! Смотри, пот градом льет с тебя! Наверно, тебя мучил страшный кошмар.

— Ба… б… — выдавила я, но не смогла вымолвить ни слова.

— Как ты дрожишь! Пойдем, дорогая. Тебе надо сесть поближе к огню. Здесь ты больше не будешь спать. Я приготовлю для тебя маленький диванчик…

— Бабуля! — выдавила я.

— Что, дорогая?

— Я его видела! — мой голос прозвучал, будто приглушенный крик.

— Кого ты видела? О чем ты говоришь?

— Он был настоящий! Мне это не приснилось! Дверь была широко раскрыта, и он стоял как раз на том месте, где стоишь ты!

Лицо бабушки нахмурилось, она сняла стеганое одеяло с постели и укутала меня.

— Пойдем. Тебе приснился дурной сон, вот и все. Сейчас тебе больше всего нужна вишневая наливка. Ты сможешь спать у огня.

Не в состоянии сопротивляться, я позволила отвести себя вниз, в гостиную.

Усадив меня в мягкое кресло и прибавив огня, бабушка пробормотала:

— Ни за что не прощу себе, если ты заболеешь. Это я заставила тебя спать там — это не комната, а холодильник. Я совсем рехнулась, забыв, что только англичане способны спать в таком ужасном холоде. Отныне ты будешь спать в тепле, к которому ты привыкла.

Она захромала на кухню, а я откинула голову и уставилась в потолок.

Во рту было сухо, дрожь, сильнее прежней, продолжала бить меня.

Что это было и почему я не могу избавиться от этого? Причиной всему не только видение Виктора Таунсенда. Нет, здесь кроется еще что-то… какой-то особый, незримый ужас, заполнивший всю комнату, окутавший меня, словно смертоносное облако. Да, призрак Виктора Таунсенда напугал и встревожил меня, но было еще то другое существо…

Что-то зловещее… недоброе…

На каминной полке почти бесшумно тикали часы. Газовый обогреватель источал все больше тепла, оно окутывало меня. Я почувствовала, как мое тело расслабляется, и начала дремать.

Как же я узнала, что это Виктор Таунсенд? Мужчина, склонившийся надо мной, был не пятнадцатилетним мальчиком, а взрослым человеком. И тем не менее я интуитивно узнала в нем Виктора. Неужели память сыграла со мной злую шутку, как утверждала бабушка в тот день? Неужели в моем усталом мозгу возникали разные образы дедушки из того времени, когда он был еще молодым? Откуда тогда перед окном взялся мальчик, точная копия того, что был на фотографии? И почему я в своей комнате сразу узнала в нем Виктора?

Где-то в глубине моего сознания таился ответ, я чувствовала, что он просится на волю и дразнит меня. Но я слишком устала, чтобы напрягаться. Видно, все случившееся как-то связано с этим домом. Он лишал меня покоя. Похоже, появление Виктора служило мне знаком, сообщением, предостережением. Но предостережением от чего?

Вдруг рядом со мной возникла бабушка. Я подскочила.

— Он вредит тебе, — сказала она, передавая мне стакан, — этот английский холод. Я помню, что во время прошлой войны янки не могли выдержать его. Даже твой отец, а он был родом из Канады, не выносил этого холода. Понимаешь, это совсем особый холод, он проникает сквозь кожу и добирается до костей. Он по зубам одним англичанам. Вот, дорогая, вишневая наливка.

Я молча взяла стакан и отпила под ее материнским оком. Довольная тем, что я охотно принимаю ее лекарство, бабушка начала жаловаться на то, каких трудов ей стоило сделать из дивана весьма удобную постель. Она убрала диванные подушки, из серванта достала одеяла и распушила подушки. Я наблюдала за ней, пила настойку, мои мысли снова вернулись к тому, что произошло.

Страх улетучился, но осталось неуемное любопытство. Мой взор скользил по стенам, мебели этой захламленной комнаты, и я поймала себя на мысли, что, наверно, вся обстановка была точно такой же, когда он жил здесь. Затем вспомнилось грустное лицо Дженнифер, которая вчера вечером вызвала у меня такой интерес. Моя прабабушка. Как она это пережила? Она тоже лила слезы после исчезновения Виктора? А может, она обрадовалась тому, что избавилась от него?

Я следила за движениями пораженных артритом рук бабушки и подумала, что она должна знать о Таунсендах гораздо больше, чем желает говорить. И все же эта тема по неведомым мне причинам была ей неприятна. Почему? Она ничего не знала о своем свекре и слышала о его прегрешениях лишь от других. И что это за прегрешения, захотелось мне узнать после того, как я чуть повеселела: азартные игры, пьянство, сквернословие — все эти шокирующие непристойности викторианской эпохи? Неужели Виктор был таким плохим? Бабушка сама его никогда не видела, однако она, должно быть, многое слышала от моего дедушки. Да, бабушка была ходячим кладезем истории Таунсендов, и я решила копнуть поглубже.

— Вот так! Тебе будет хорошо и удобно, дорогая. Теперь мы чуть убавим огонь. Сейчас забирайся под одеяла и согрейся.

Еще не настало время черпать информацию из бабушкиных запасов. Не сейчас, когда я совсем измоталась, а бабушка посреди ночи плохо соображала. Наверно, лучше заняться этим завтра днем. Я заведу об этом речь и буду незаметно гнуть свое, пока не узнаю все, что происходило в этом доме.

— Тебе оставить свет? — Бабушка стояла в дверях, опираясь на трость. С того места, где я лежала, укутавшись одеялами до подбородка, казалось, что бабушка живет на этом свете не одну сотню лет. И все же она была поразительно красивой.

— Оставь, пожалуйста, — ответила я. — Я его выключу потом.

— Ты права. Ладно, спокойной ночи, дорогая. Спи крепко.

Бабушка закрыла дверь, и через минуту послышалось, как она поднимается по лестнице. Это длилось довольно долго, потом наверху раздались ее тяжелые шаги и стук трости. Затем над моей головой все стихло. Я лежала на спине, предчувствуя недоброе. Часы тикали, газовый обогреватель горел бесшумно. За тяжелыми шторами не слышен был шум ветра. Кругом царила гнетущая тишина.

Мой взор снова стал блуждать по потолку и остановился на стыке со стеной. Я какое-то время смотрела на это место и представила дверь в тот момент, когда увидела ее открытой. Но когда я включила свет, то обнаружила, что она плотно закрыта и валик стоит перед ней. Это могло означать лишь одно — дверь закрыли изнутри.

Я не отрывала глаз от места стыка стены с потолком. Эта стена отделяла меня от заброшенной маленькой гостиной. Однако на втором этаже эта стена разделяла две спальни. Я сейчас смотрела на потолок так, будто могла видеть, что происходит над ним, и подумала: «То существо, которое закрыло дверь моей спальни, все еще находится там, наверху».

Когда я проснулась, лучи солнца струились через окно и озаряли гостиную. С моего дивана были видны просветы ярко-голубого неба среди серых облаков. На кирпичной стене сидело несколько воробьев. Дверь на кухню была открыта, там хлопотала бабушка. Она что-то напевала без слов и гремела тарелками.