Роман с призраком - Вуд Барбара. Страница 22

Рядом со мной раздался грохот, я повернулась и увидела, что вошел фотограф. Мужчина, похожий на крота, с кустистыми бакенбардами и припомаженными волосами, не без труда, ворча и стеная, втащил в гостиную несколько громоздких коробок.

— Вы пунктуальны, мистер Камерон, — похвалила его миссис Таунсенд. — Мистер Таунсенд сейчас спустится.

— Мадам, не успеете опомнится, как я все установлю. Семейные портреты — моя профессия, так что в этом я уже набил руку.

Я заметила, что Джон поморщился и отвернулся. Мы все следили за тем, как мистер Камерон молниеносными движениями грызуна устанавливает свою аппаратуру посреди гостиной. Я зачарованно наблюдала, как из коробки извлекается фотоаппарат, похожий на аккордеон, и прикрепляется на вершине треножника. Позади него, почти до самого пола, ниспадала черная ткань. Во второй коробке оказались деревянные кассеты, бутылочки с этикетками, на которых значились различные составы. Мистер Камерон с помощью Джона отодвинул диван от стены, затем принялся настраивать фотоаппарат по высоте и расстоянию.

— Теперь, если вам угодно, сэр, мадам, встаньте позади дивана. Этот плакат послужит отличным фоном. Он ведь с большой промышленной выставки?

— Я слышу, что идет мистер Таунсенд, — сообщила мать, втискиваясь в маленькое пространство позади дивана.

Я повернулась как раз в тот момент, когда он появился, пристегивая крахмальный воротник. Мистер Таунсенд тоже отличался немалыми размерами и казался грозным. Он был одет во все черное, крахмальный воротник обхватил широкий черный галстук, черные волосы были напомажены. Его лицо выделялось двумя особенностями: на нем господствовали длинные подкрученные вверх усы, будто сделанные из дерева, а меж бровей засела глубокая борозда. Нельзя было усомниться в том, что это отец Виктора, мужчина поразительной красоты и, похоже, весьма властного нрава. Он приходился мне прапрадедом.

— Давайте приступим, — гулко сказал он с каким-то непонятным мне акцентом.

Этот акцент напоминал кокни, миссис Таунсенд на нем не говорила, и я подумала, что мистер Таунсенд приобрел его, пока жил в Лондоне.

Семья собралась у стены под плакатом, Гарриет и Джон встали перед отцом с матерью, но так, чтобы все были хорошо видны. Цветной больших размеров плакат рекламировал «Большой глобус Уайльда», который был, если верить надписи, «чудом нашего века» и, будучи шестидесяти футов в диаметре, занимал не один выставочный зал, так что для знакомства с ним требовалось несколько часов. Хотя на нем не значилось даты, я догадывалась, что это сувенир более счастливых времен.

Мистер Камерон быстро и умело делал свое дело, он то исчезал под черным покрывалом, то появлялся из-под него, двигал меха фотоаппарата то туда, то сюда, затем, удостоверившись в надлежащей резкости объектива, неподвижно закрепил аппарат. Фотограф вложил в аппарат две кассеты, еще раз нырнул под покрывало и предупредил:

— Сейчас я выключу свет. Прошу не двигаться. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Не двигаться…

Высыпав точно отмеренное количество порошка магния на металлический лоточек, который он держал в одной руке, мистер Камерон приглушил газовые рожки, и в комнате стало совсем темно. При слабом свете, проникавшем сквозь занавески, я заметила, что он снимает чехол с линзы, достает из аппарата деревянную кассету и затем молниеносным движением спички воспламеняет порошок. Тот вспыхнул ярко, словно молния, затем густой, едкий белый дым наполнил воздух. Таунсенды стали кашлять, мистер Камерон быстро зачехлил линзу, вставил деревянную кассету обратно над медной пластинкой и включил свет.

Четверо Таунсендов, стоявших позади дивана, стирали с лиц пыль рукавами и носовыми платками, а Камерон перевернул кассету и насыпал в лоточек еще немного порошка.

— Леди и джентльмены, еще раз, на всякий случай. Мне показалось, что в этом кадре вы все моргали. Помните, когда вспыхнет порошок, глаза нельзя закрывать.

Фотограф повторил все еще раз, и, когда съемка закончилась, Гарриет растерялась, увидев, что один ее локон упал и повис над ухом.

— Мне снять вас еще раз, мистер Таунсенд? — спросил обеспокоенный фотограф.

— Вы и так отняли у нас немало времени, мистер Камерон. Я больше не стану потворствовать вашим преступным намерениям.

— Но, отец… — жалобно хныкала Гарриет.

— Слушайся мистера Таунсенда, — сказала мать, выходя из-за дивана. — Если первый снимок не получился, то второй уж точно вышел хорошо. Велика разница, в каком месте появится локон. Гарриет, мы ведь не богачи.

Слушая этот разговор и наблюдая, как семья расходится, пока мистер Камерон разбирает свою аппаратуру, я не могла понять, почему они решили фотографироваться сейчас, не дожидаясь сбора всей семьи, ведь скоро должен был приехать Виктор. Судя по их поведению, им не хотелось, чтобы Виктор оказался на этой фотографии…

Все исчезли, словно эпизод в кино. Я снова оказалась одна в гостиной перед газовым обогревателем чувствовала себя измотанной, будто испытала огромное напряжение, и плюхнулась в мягкое кресло. Часы на каминной полке показывали десять минут десятого.

Это невозможно! Я провела с Таунсендами почти полчаса, если не больше! Но если верить этим часам — «моему» времени, то по нему бабушка должна была только что уйти. Что со мной происходило? Неужели я заснула в этом кресле, видела мимолетный сон, проснулась и мне показалось, что все на самом деле так и произошло? Я пыталась отыскать в своей памяти разгадку. Помнится, специалисты по снам утверждали, что средний сон длится секунд двадцать, хотя тому, кто его видел, может показаться, будто он продолжался долго. Неужели и со мной такое могло случиться? Возможно, разговоры бабушки и старые фотографии создали благоприятную почву для моего воображения. Неужели дело только в этом — в снах?

Мои руки безжизненно упали на колени. Как же узнать правду? Страдаю ли я от иллюзий или все это происходит на самом деле? Но как?

Я смотрела на свои руки, перебирала в памяти только что виденное: похожий на крота мистер Камерон, напоминавшая паровоз мать, усатый отец и едкий запах горелого порошка. Пока я вспоминала все, что-то, связанное с этим, словно колючка, зацепилось в моей памяти: одно слово — «фотография». Семья сфотографировалась.

Конечно же! Вот где ответ. Альбом фотографий Таунсендов, о котором упомянула бабушка. Неужели семейный портрет, только что сделанный мистером Камероном, лежит в этом альбоме? А если это действительно так?

Вдруг мною овладело безудержное желание найти этот альбом. Надо заглянуть в него. Ответы на мои вопросы должны найтись в этом альбоме, в выцветших бурых фотографиях давних времен. Если групповой портрет Таунсендов, стоявших позади дивана, найдется в этом альбоме, тогда я буду точно знать, что в самом деле открыла окно в прошлое.

Сначала мне не хотелось перебирать ящики серванта, так как я понимала, что вторгаюсь в личную жизнь бабушки, но поскольку меня подстегивало желание, я преодолела это чувство и, словно одержимая, перерыла все ее вещи. Пятнадцать минут я перебирала коробки с швейными принадлежностями, перчатки, полки со столовым серебром, горы разных безделушек, накопившихся за жизнь бабушки, и от отчаяния села на пол рядом с сервантом. Альбома нигде не было. И вдруг меня осенило. Посмотрев на стену, у которой стоял диван, я застыла, будто могла заглянуть в комнату, находившуюся по ту сторону. И тут в моих ушах прозвучали слова бабушки: «Той малой гостиной мы уже давно не пользуемся, наверно, лет двадцать-двадцать пять. С тех пор как Уильям женился и уехал. Она теперь не нужна, ее невозможно обогреть, так что она служит складом».

Я медленно встала. Только вчера, спустившись вниз после того, как застала Гарриет на своей кровати, я наткнулась на темный коридор и услышала снова мелодию «К Элизе». Звуки пианино доносились из коридора. Может быть, эти звуки всегда исходили оттуда и каждый раз не давали слушать «Час шотландской музыки»? А если так, то кто играл на пианино?