Развод - Шэ Лао. Страница 29

– А Сяо Чжао?

– Сяо Чжао? Говорят, что он молодец. А вот Ур все ругают. – Господин Сунь взглянул на часы: – Мне пора, будет время, еще поговорим. – И, приняв вид примерного служащего, он вышел.

Лао Ли так и не успел спросить его о делах Чжан Дагэ. Теперь в отделе остался он один, как-то неловко уйти. Он стал размышлять над тем, что рассказал ему Сунь. Мужчины все негодяи. Простота и наивность для женщин – погибель, красота и обаяние – кандалы, а непривлекательность – и того хуже – сущий ад. В общем, женщинам всегда плохо, и в этом виноваты мужчины.

Впрочем, дело не только в мужчинах и женщинах, тут надо смотреть шире. Можно не ходить далеко за примерами. Взять хоть их службу. Что такое начальник? Бюрократ и в то же время бандит. А Сяо Чжао? Плут и по совместительству чиновник. А Чжан Дагэ? Сваха, только в штанах. Господин У – бездонная бочка и кулачных дел мастер, господин Сунь – бродяга и собиратель пекинских прибауток. А господин Цю? Символ Тоски и в то же время чиновник. И все это скопище ничтожеств представляет учреждение.

А женщины? Госпожа Чжан, госпожа Туша, госпожа Сунь, госпожа Цю, его собственная жена? Есть среди них хоть одна привлекательная?

А ведь эти мужчины и женщины – костяк общества, они родят и воспитывают детей – надежду нации. Смешно! Нет, тут есть причины посерьезнее, иначе все эти люди просто не должны были бы существовать! А раз им дозволено существовать, они скандалят и шумят, потому что только на это и способны.

Лао Ли показалось, что запахло гнилью, и он подумал: «Не стоит так переживать. В этом затхлом мире не может быть красивой жизни, не может быть и совершенных женщин, а если бы и нашлась такая, надолго ли хватило бы чувства любви к ней? Настоящее счастье может быть рождено лишь здоровой культурой – ее надо создавать заново р целиком, для этого мало нескольких поцелуев и нескольких слов «darling» [46].

И он решил не интересоваться больше историей господина У. Подобные вещи не заслуживают даже удивления. Не все ли равно, кто одержал верх: господин У или Сяо Чжао? Их «культуру» надо вырвать с корнем, только тогда в жизни каждого человека зацветут душистые цветы и созреют настоящие плоды. Таких, как Сяо Чжао и господин У, не стоит даже вспоминать.

И о жене нечего думать. Она такая же жалкая, как сотни других. А та, что живет в соседней комнате, – травинка в выжженной степи. Так стоит ли о ней мечтать?

Что же делать? Помочь Чжан Дагэ спасти сына? Ради чего? Чтобы со временем Чжан Дагэ смог привести в дом хорошую невестку и получить тысячу свадебных поздравлений?

Но надо быть гуманным. Чжан Дагэ в конечном счете не такой уж плохой человек.

Можно не интересоваться делами Чжан Дагэ, но чем тогда интересоваться?

Опять заколдованный круг! Этот мир потешается над Лао Ли. Что бы он ни делал – все не так. Но разве можно найти свое место в этой жизни, похожей на сточную канаву? Разболелась голова. Домой! Все давно разошлись, в отделе он один, да и никому до него нет дела. Не будь его здесь три года – все равно никто не хватится.

3

Символ Тоски вмешался в дело, желая примирить соперников и в то же время развеять скуку. Честный господин У готов был на все. Но Сяо Чжао не соглашался. Переговорив с новоявленной Тринадцатой сестрой, господин Цю понял, что Сяо Чжао проиграл: она рада была остаться с господином У! Господин Сунь допустил неточность, назвав ее «девятнадцатилетней девушкой», – возраст он, может быть, указал точно, а вот девицей, по ее собственному признанию, она перестала быть еще в четырнадцать лет и до девятнадцати успела пройти через многие руки: звон металла завораживал ее, и она не задумываясь меняла хозяина. Господин У обучал ее боксу так старательно, что даже кровью поклялся в любви. Она решила – с кем бы ни быть, лишь бы не ходить по рукам, поэтому и не вернулась к Сяо Чжао. Тот готов был уступить ее только за вознаграждение. А господин У не располагал средствами. У Туши было кое-что припрятано, и она велела Сяо Чжао прийти за деньгами, но Сяо Чжао не имел ни малейшего желания вторично превращаться в лепешку и счел за лучшее не пойти.

Символ Тоски веселился. Сяо Чжао потерял любовницу, господин У лишился должности; что же касается репутации управления, то не стоит быть чересчур щепетильным. Сяо Чжао был не в восторге от создавшейся ситуации, он знал, что с Тушей шутки плохи, да и у господина У кулачищи здоровые! Лучше не связываться. Господин Цю был того же мнения.

– Угомонись, – говорил он Сяо Чжао, – а то получишь. Ведь он и так в проигрыше. Ты стукнул его, а он сдачи не дал. Может, еще придется вместе работать, надо быть снисходительным, верно?

Вспоминая о пощечинах, Сяо Чжао чувствовал себя отомщенным, а о том, как его чуть не задавила Туша, лучше не думать. И Сяо Чжао решил попытать счастья в другом месте: может, удастся еще кому-нибудь сделать пакость.

– Ладно, пусть пользуется, – сказал он господину Цю, – не буду больше скандалить, из уважения к тебе не буду. Но потом я с ним за все рассчитаюсь! – Господин Цю вырос в собственных глазах, а Сяо Чжао тут же стал прикидывать, как повыгоднее продать освободившееся место.

Узнав от ликующего господина Цю о примирении господина У и Сяо Чжао, Лао Ли вместо ответа сказал:

– Господин Цю, а не написать ли нам поручительство, чтобы вызволить Тяньчжэня из полиции?

– Какого Тяньчжэня?

– Да сына Чжан Дагэ! – Лао Ли пытался вызвать у Цю сочувствие.

Тот молчал.

Разумнее было бы прекратить этот разговор, но Лао Ли слишком хорошо думал о Цю:

– Как вы полагаете?

– Что?

Лао Ли услышал «что», но не увидел, как у господина Цю глаза полезли на лоб, что, видимо, должно было означать: «Поручительство за мятежника?» И он сказал:

– Это уж, извините, без меня!

Лао Ли похолодел, когда же Цю вышел из комнаты, его бросило в жар. Подумать только! На всякие пакости находятся охотники, а доброе дело сделать некому! Что же, сам займусь.

Лао Ли не считал, что взять Тяньчжэня на поруки – такое уж благодеяние, но отказ господина Цю его подзадорил. Кто только не ходил у Чжан Дагэ в друзьях, а как случилась беда – все отвернулись. Что значит ссора У и Чжао в сравнении с несчастьем Чжан Дагэ? Тут речь идет о сыне! Лао Ли быстро набросал прошение, обдумал каждое слово, переписал и пошел к Суню. «Не все же похожи на этого Цю». – думал он.

– Ай-я, Лао Ли, как здорово написано… – похвалил господин Сунь, читая поручительство. Все литературные произведения, а также и деловые бумаги, где встречались незнакомые Суню иероглифы, он считал верхом совершенства. Прочитав до конца, он вернул поручительство Лао Ли и снова похвалил: – Хорошо, в сущности, очень хорошо!

– Подпишитесь, – вежливо предложил· Лао Ли.

– Я? Мне подписаться? Первым? Нет, я подожду, подожду. А написано здорово…"

Лао Ли вынул ручку и подписался:

– Я начну, а потом посоветуемся, чью подпись лучше поставить первой. Может, еще переписывать придется.

– Хорошо, очень хорошо, только я подожду немного, чуть-чуть.

Лао Ли ходил от стола к столу, но остальные вели себя еще хуже, чем господин Цю. Тот хоть сразу отказался, а эти и не отказывались и не подписывались, только хвалили Лао Ли за стиль. На листе, уже замусоленном множеством дрожащих рук, стояла всего одна подпись: его собственная. Лао Ли не сердился, он лишь жалел, что не может заплакать. Всю жизнь Чжан Дагэ помогает людям. А теперь, когда у него самого случилась беда… если бы сын умер, Чжан Дагэ наверняка пригласил бы гостей и получил тысячу соболезнований. Наивысшее проявление гуманизма у подобных людей – это потратиться на подарок или пригласить в гости. А спасти Тяньчжэня, успокоить сердце отца? Такое выходит за рамки их гуманности! Лао Ли невидящими глазами смотрел на прошение. Потом схватил его и изорвал в клочки.

Когда Лао Ли вернулся домой, госпожа Туша беседовала с госпожой Ли, орошая свой рассказ слезами. Увидев Лао Ли, гостья расплакалась пуще прежнего: