Развод - Шэ Лао. Страница 8

Сяо Чжао и его поступки можно было сравнить с контрамарками: они приносили весьма ощутимую пользу, но ничего не стоили. Глаза, уши, рот могли быть расположены у Сяо Чжао как угодно, потому что он пользовался ими не как все, а по-особому. Глаза походили на две жареные фасолины. А какая у него была мимика! Когда он смеялся, казалось, что подбородок касается лба. Он считал себя красавцем, и из вежливости никто не решался это опровергнуть. Сяо Чжао постоянно кого-нибудь высмеивал и был уверен, что у него к этому талант. При Лао Ване он высмеивал Лао Ли, при Лао Ли – Лао Вана, при Лао Ване и Лао Ли – Лао Суня. Когда же не было объекта, он высмеивал кого-нибудь несуществующего – ведь такой наверняка мог быть.

– Лао Ли поехал за женой! – сообщил он и скорчил такую мину, будто обжегся супом.

– В самом деле? – Все насторожились.

– Ну да! Взял отпуск на пять дней, на целых пять дней…

– На пять дней? Это при его-то добросовестности! Ведь он не позволял себе даже опозданий.

– Вот именно! Подождите, теперь уже недолго! – Сяо Чжао сгорал от нетерпения. Даже волосы на макушке шевелились.

– Смотри, Сяо Чжао, несдобровать тебе, если пойдешь без нас к Лао Ли! – сказал Цю.

– Оставил бы ты Лао Ли в покое. Ну что привязался? Он такой порядочный человек! – с упреком произнес господин У.

Господин У сидел выпрямившись, в огромных руках держал кисть и выводил ею огромные иероглифы, лицо – красное, в душе – только справедливость. Он кичился своей честностью и прямотой. Он и в самом деле был честным, настолько честным, что даже бесчестные свои поступки считал честными. Сяо Чжао приходился ему родственником. Господин У был обязан ему своим положением, но, как человек честный, не мог с этим считаться. Как-то У хотел взять себе наложницу, но, благодаря стараниям Сяо Чжао, это дошло до госпожи У, и госпожа У чуть не откусила мужу ухо. С тех пор господин У проникся еще большей неприязнью к Сяо Чжао, который, кстати, побаивался господина У, и не столько его самого, сколько его увесистых кулаков.

Вот почему сейчас Сяо Чжао замолчал, прикидывая в уме, как дождется приезда Лао Ли, как проследит, где он живет, а потом подговорит сослуживцев, без господина У, конечно, – Сяо Чжао бросил на него злой взгляд, – отправиться к Лао Ли.

Господин Цю, человек, в общем, неплохой, постоянно скучал и потому с особым энтузиазмом отнесся к сообщению Сяо Чжао. Он подошел к нему и тихонько сказал:

– Купим два фунта чаю и пойдем посмотрим, может, и на обед напросимся. В общем, командуй!

Господин У рассказал об этом Чжан Дагэ. Чжан Дагэ засмеялся, но ничего не ответил. Он помогал друзьям, это верно, но из-за одного обижать остальных не входило в его планы. Сяо Чжао обещал ему достать несколько тонн угля ' на зиму, на каждой тонне он сэкономит самое малое три-четыре юаня, зачем же досаждать Сяо Чжао? Он, конечно, мог пойти на это… Бог с ним, с углем. Но как обидеть человека?… Да и уголь на дороге не валяется.

4

Итак, надо не обидеть Сяо Чжао и в то же время приготовить все к приезду Лао Ли. И Чжан Дагэ отправился смотреть снятый для Лао Ли дом, в переулке Кирпичной пагоды, недалеко от трамвайной остановки и от рынка. Здесь тише, чем в переулке Боевых коней и Полного изобилия, и чище, чем в переулке Больших дворов: жить здесь очень удобно, особенно служащим финансового управления. Во дворе три дома. Чжан Дагэ снял для Лао Ли пять комнат. Остальные комнаты занимали хозяева. Свежевыкрашенный дом сверкал, только крыша протекала. Чжан Дагэ точно знал, что с тех самых пор, как женщины начали стричь волосы, крыши пекинских домов стали течь. Поэтому, когда снимаешь дом, нужно прежде всего упирать на это обстоятельство. Глядишь – хозяин и снизит на юань-другой квартирную плату. Каждый месяц экономия в два юаня. А пойдет дождь, можно раскрыть зонт. В конечном счете «крыша течет» и «крыша валится на голову» далеко не одно и то же. Стоит ли тревожиться?

Чжан Дагэ вошел в дом. Пахло перекисшим тестом. Везде валялись обрывки бумаги, старые носки, корзинки из-под масла, пустые сигаретные коробки. Эти коробки походили на огромные глаза, стерегущие дом. Осенью окон не заклеивали, вешали лишь бумажные занавески. Стекла грязные, в потолке дыры, откуда-то сверху свисают клочья бумаги, они словно перекликаются с теми, которыми завален пол. Чжан Дагэ приуныл. Он не то чтобы сердился на тех, кто жил здесь прежде, а просто вспомнил два собственных дома, которые также сдавал в аренду. Выезжая, жильцы всегда оставляли после себя такой разгром! Все эти постояльцы, видимо, сродни крысам!

Окна, разумеется, надо заклеить, но что делать с потолком? Пусть так и остается. Следы от фотографий и парных надписей [17], квадратные или продолговатые, – тоже пусть остаются. Неужели у Лао Ли не найдется нескольких фотографий и парных надписей? Вот и повесит их на эти места. По мнению Чжан Дагэ, у всякого культурного человека должны быть надписи и фотографии.

Размышляя, Чжан Дагэ остановился в средней комнате, и вдруг его осенило: «Эта комната будет гостиной, здесь надо поставить «стол восьми бессмертных» [18] и четыре стула, а в остальные комнаты по столу и стулу. Мебели, конечно, маловато, но пока сойдет. Хотя нет, в гостиную нужно еще два стула. Кабинет будет в комнате, которая выходит на восток. О! Нет же книжных полок, а Лао Ли так любит книги. Вот дурак! Меньше тратил бы денег на книги, так через несколько лет смог бы купить небольшой дом. Уверяю вас. Значит, нужно не забыть о книжных полках. В комнату, выходящую на запад, поставим комод, а в боковых устроим спальню и кухню. Кровать есть, а вот в кухню нужен стол.

Обстановка простая, проще не бывает. Но фотографии и парные надписи немного украсят; в гостиную нужна печка. Чжан Дагэ стал искать дымоход и увидел огромную дыру, заклеенную бумагой с пятнами сажи, она напоминала луну, плавающую в облаках. Чжан Дагэ успокоился: с печкой как-то «культурнее».

В конце концов Чжан Дагэ решил, что в доме многого не хватает. Но Лао Ли – человек деревенский, хоть и служит в управлении финансов, а что деревенские смыслят в красоте и комфорте? Поставь сюда хорошие столы, так детишки вмиг их обдерут, не узнаешь. Вот за оклейщиком стоит сходить, пусть приведет в порядок окна, и мусор надо вымести. Так и сделаем!

Чжан Дагэ вышел, снова оглядел ворота. Ворота как ворота – небольшие, сверху – два льва, правда, на львов они не очень похожи, но за болонок вполне сойдут, а сделаны, в общем, неплохо. Между львами – священный восьмигранник величиной с тарелку. Вполне достаточно, чтобы отвадить нечистую силу. Чжан Дагэ остался доволен. Каждый «культурный» дом должен иметь именно такие ворота со львами и восьмигранником!

Чжан Дагэ не мешкая отправился за знакомым оклейщиком, с которым не надо было торговаться. Не торговался особенно оклейщик потому, что не успевал рот раскрыть, как Чжан Дагэ называл цену. И оклейщик готов был сделать не только то, что нужно, но и чего совсем не требовалось. Оклеивать окна – нелегкий труд, но если хочешь оклеивать свадебные пристройки, клеить бумажные платья, которые сжигают на могилах умерших, не откажешься и от этой работы. Когда бы Чжан Дагэ ни устраивал свадьбу, он, конечно, рекомендовал оклейщика. А если случалось, что жених или невеста умирали, не дожив до седых волос, Чжан Дагэ приходилось заботиться и о бумажном платье. Таким образом, оклейщик полностью зависел от Чжан Дагэ. Договариваясь об окнах, Чжан Дагэ заодно узнавал, в какой цене бутафорские деньги, которые тоже сжигают на могилах, и сколько стоят бумажные маски. Надо иметь представление обо всем. Не важно, что сейчас это не требуется, лучше знать больше, чем меньше.

Было уже больше пяти. Пора возвращаться домой» Чжан Дагэ зашел на Северо-западный рынок и купил курицу в соевом соусе. Пусть жена полакомится – она шьет ему ватные штаны. Лучше бы, конечно, она связала шерстяные рейтузы, но она не умеет. Надо завтра же пригласить госпожу Сунь, пусть научит ее вязать. В магазине рейтузы стоят семь-восемь юаней, а если самой вязать, на них пойдет фунта два ниток, даже меньше, полтора: ну пусть два, два юаня восемь мао плюс два юаня восемь мао, это пять юаней шесть мао, – таким образом, можно сэкономить три юаня [19]… Непременно надо пригласить госпожу Сунь, пусть научит жену вязать, а то, когда он уходит на работу, жена сидит без дела, а это до добра не доводит. Женщина должна многое уметь, а не умеет, пусть учится.