Между никогда и навечно (ЛП) - Бенсон Брит. Страница 21

— Ты напугал меня, задница.

Он сжимает меня в объятиях и приоткрывает один глаз.

— Почему ты щупаешь меня, как маньячка?

Я стираю с лица все эмоции и медленно поднимаю бровь.

— Просто проверяю, настоящий ли ты.

Он открывает второй глаз и ласково улыбается.

— Я настоящий, если ты настоящая.

Я смотрю ему в глаза. С каждой минутой восхода солнца его лицо видится четче.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он все еще хриплым ото сна голосом. Я пожимаю плечами.

— Отлично. А что?

— Ночью ты была совсем не в себе… — Он не заканчивает предложение и изучает мое лицо в поисках… я не знаю чего. — Что ты помнишь?

Я сканирую свой мозг, прежде чем ответить, затем перечисляю все, что, как я знаю, было правдой.

— Вечеринка на пляже. Костер. Побережье океана. Потеряла одну сережку. Танцы с тобой. Мэйбс и Кристал поссорились, затем помирились, а затем ушли вместе после того, как Джона сказал им прекратить трахаться на пляже.

Я хихикаю, и губы Леви изгибаются. Он кивает. Мэйбл очень разозлилась на Джону, но в этом нет ничего нового. Эти двое собачатся как брат с сестрой. Я бы беспокоилась, как это повлияет на группу, если бы не была уверена, что они ругаются не со зла. Джона — защитник и планировщик. Мэйбл — его полная противоположность, поэтому они бодаются.

Когда улыбка Леви исчезает, у меня покалывает затылок.

— Что? — Он отвечает не сразу, поэтому я снова настаиваю. — Леви, что?

— Ты помнишь что-нибудь о Шоне?

Под его испытующим взглядом мне хочется ёрзать. Хочется отвести взгляд, но я не могу. Вместо этого смотрю ему в глаза, копаясь в воспоминаниях прошлой ночи. Торрен. Таблетки. Потом Шон…

Я отшатываюсь, мои глаза расширяются. Леви прикусывает губу и медленно кивает. Я мотаю головой влево-вправо.

— Нет… — выдыхаю я. Не может быть. Это не правда.

— Да, и твой гребаный бас-гитарист пытался его защитить. Собирался позволить ему это сделать.

Нет, Шон бы никогда так не поступил. Он всегда флиртовал, но он со всеми флиртует, а Торрен никому не позволил бы причинить мне боль.

— Да, Сав, — медленно говорит Леви. — Ты сказала ему «нет». Сопротивлялась. Если бы я не…

Он зажмуривается, его ноздри раздуваются, а челюсть сжимается так, что может треснуть.

— А потом гребаный Торрен пытался навалять мне за то, что я стащил с тебя этого мерзавца.

— Вероятно, он был в замешательстве, — быстро говорю я, и глаза Леви снова распахиваются. Не знаю, зачем мне защищать Торрена, но мне это нужно. — Вероятно, он не понимал, что происходит. Он был под наркотой. В замешательстве. Шон — брат Торрена. Он не знал.

— Саванна, — от мрачного тона Леви у меня по спине бегут мурашки. — Этому нет оправдания. Никакого. Ни поступку Торрена, ни, определенно, тому, что сделал Шон.

Властность в его голосе и скрывающееся за ней покровительственное отношение меня раздражают. Я хочу поспорить с ним, сказать, что он не знает ни Торрена, ни Шона. Что это не его дело. И он должен отступить.

Но потом вспоминаю кое-что еще.

С какой осторожностью Леви застегивал мне рубашку и шорты. Как он привел меня домой и остался, когда я его попросила. Уведите его отсюда, пока я его не убил. Как билось мое сердце…

Так что, я киваю.

— Ты прав, — соглашаюсь я. — Этому нет оправдания. Я поговорю с ним. Со всеми ними.

Он снова молчит, вглядываясь в мое лицо, нахмурив брови, пытаясь найти ложь. Я закатываю глаза и снова толкаю его в грудь.

— Я серьезно. Честно. Ты прав, и я поговорю с ними.

Солнце уже взошло, и комната наполнена утренним светом. От моего внимания не ускользнуло, что Леви по-прежнему сжимает меня в объятиях, несмотря на повышающуюся температуру. Он все еще обнимает меня, и я все еще позволяю ему. Это нервирует. Я не могу с ним сближаться, если мне снова придется прощаться.

— Я никогда не встаю так рано, — говорю я с натянутой ухмылкой. — Хочешь сходить за оладьями?

Глава 11

САВАННА

— Как в тебя все это влезет?

Леви с любопытством разглядывает мою гигантскую стопку оладий с шоколадной крошкой. Его голова склонена набок, а губы изогнулись в милой ошеломленной улыбке. Я засовываю в рот еще одну порцию и разговариваю, пока жую, только чтобы увидеть, как он морщится от отвращения.

— Легко, — бормочу я, но тут же сдерживаю смешок, потому что он выглядит совершенно потрясенным. Я сглатываю, затем отпиваю воды из стакана. — Я голодная, а это вкусно. Лучше, чем вон то.

Киваю на его тарелку — вегетарианский омлет из яичного белка и пшеничный тост — затем смотрю на него с отвращением. Он смеется, и я закатываю глаза, засовывая в рот очередную большую порцию.

— Ну, как универ? Тебе нравится?

Прежде чем ответить, он заканчивает жевать, сглатывает, затем делает глоток апельсинового сока и вытирает рот салфеткой. Я прищуриваюсь, глядя на него, и он ухмыляется. Какая правильная маленькая пиписька.

— Да, наверное. — Леви пожимает плечами с искренней улыбкой. — В смысле, это та же учеба, но здорово жить в кампусе, встречаться с людьми и все такое.

Хочу спросить, что это за люди. Девушки?

Хочу спросить, есть ли у него девушка, но на самом деле не жажду знать ответ, поэтому не позволяю этому вопросу сорваться с языка. Прошлой ночью мы, кажется, целовались. Или, по крайней мере, я думаю, что целовала его. Назовите меня эгоистичной сукой, но я не хочу, чтобы что-то разрушило эти воспоминания, даже если оно было очередным плодом моего одурманенного воображения. Поэтому, вместо того, чтобы удовлетворить свое любопытство, я делаю то, что умею лучше всего: дразню.

— Уверен, что с тобой все в порядке вдали от отца Купера? Твоя мама уже переехала к тебе в общагу?

— Мой папа не священник, Сав.

Тон у него раздраженный, но фальшивый. Он забавляется. От этого я сажусь немного прямее.

— Как скажешь. — Я пихаю в рот еще оладий и нахально ухмыляюсь. — Одна фигня.

Леви смеется и качает головой.

— Маме пришлось привыкнуть, но это все равно не имеет значения. Мне нравится, где я нахожусь, и это не их дело.

Мои глаза расширяются от удивления, а губы слегка приоткрываются. Не хочу драматизировать, но мне приходится проглотить изумленный вдох. Леви никогда не смел ослушаться своих родителей. По крайней мере, не так открыто.

Вообще-то, теперь, задумавшись об этом, я почти уверена, что была единственным правилом, которое он когда-либо нарушал. И нарушал неоднократно, несмотря на последствия.

Я делаю еще один глоток воды, прежде чем подтолкнуть.

— Удивительно, что ты в Университете Северной Каролины, а не в каком-то модном частном колледже веры Иисусовой, где учат идти по стопам отца Купера.

— Они пытались. Я сказал «нет». В Университете Северной Каролины лучшая программа в области инженерии, и я получил там стипендию, так что не нуждался в их деньгах.

Я смотрю круглыми глазами и моргаю. Когда он отрывает взгляд от своей тарелки и видит мое лицо, то громко смеется.

— Что? Перестань смотреть на меня так, будто в мое тело вселился кто-то другой.

— Я просто удивлена, только и всего. Открыто бросить вызов родителям? Отказаться идти по стопам религиозной жизни ради того, чтобы пойти на вечеринку с однокурсниками? Кто ты вообще такой, Леви Купер?

Он закатывает глаза, на губах играет задорная улыбка, а уши заливает розовый румянец.

— Сав, с тех пор, как ты ушла, многое изменилось.

Орудуя ножом и вилкой, он отделяет очередной идеальный кусочек унылого овощного омлета. Кладет вилку в рот, жует примерно двадцать четыре раза, проглатывает, затем аккуратно вытирает рот салфеткой и опускает ее обратно на колени.

Я фыркаю. Какой же он учтивый. С утонченными манерами. Такая правильная, воспитанная пиписька.

Многое могло измениться, но не все, и от этого у меня пылают щеки, а сердце сжимается. Перед продолжением разговора, убеждаюсь, что следующая порция оладий слишком велика, и по подрагиванию его губ в борьбе с улыбкой, я почти уверена, что он думает о том же, о чем и я.