Между никогда и навечно (ЛП) - Бенсон Брит. Страница 84
Их я игнорирую. Вместо этого просматриваю статьи на предмет интересующей меня информации. Вот она. Жирным шрифтом по всему Интернету. Упоминается в каждой статье. Их должно быть с десяток, и во всех одно и то же.
Леви Купер. Предприниматель. Вдовец. Отец-одиночка приемной семилетней дочери.
— Бл*ть. Бл*ть.
Я захлопываю ноутбук и возвращаюсь к кровати. Беру телефон и снова смотрю на Саванну. Ее глаза полны вопросов. Вопросов и печали. Раскаяния. Я закрываю глаза и делаю вдох.
— Она твоя? — спрашивает Саванна, и прежде чем я отвечаю, у меня сжимаются челюсти.
— Да. Во всех смыслах. Она моя.
— Но… она…
— Нет.
Тишина заполняет комнату, и я жду, когда прозвучат следующие вопросы. Я хочу ей рассказать. Я скрывал это так чертовски долго, но она ничего не говорит. Ни звука. Поэтому я беру дело в свои руки.
— Это Джулианна… инициировала… ту ночь, когда мы переспали. Несколькими неделями ранее она рассталась с парнем, и я посчитал это способом забыться с ее стороны. Я же хотел просто покончить с этим. Заняться сексом, я имею в виду. Мне было любопытно, и я был чертовски возбужден, и мне надоело постоянно делать то, что хотели мои родители. Но именно поэтому я был так расстроен и растерян в Майами. Я все сделал правильно. Использовал презерватив. Она принимала противозачаточные. Я проверил. Вероятность беременности в таком случае менее 2 %. Но оказалось, что на тот момент она уже была беременна.
Саванна охает.
— Она… обманула тебя?
Я пожимаю плечами и вздыхаю.
— Все не так, как ты думаешь. Черт, это такой пи*дец.
Она ждет в тишине, пока я соберусь с мыслями, потом устанавливаю зрительный контакт и больше не прерываю его.
— Джулианна пошла на вечеринку. Там ее накачали наркотой. Она так и не сказала мне, кто был тот парень, но я думаю, она его знала. И боялась его. Думаю, еще чувствовала себя виноватой. Будто беременность — это ее вина. Оглядываясь назад, я видел знаки, понимаешь? Но точно не знал.
Делаю глубокий вдох и борюсь с желанием отвести взгляд. Я так корил себя за это с тех пор, как узнал правду. Были признаки того, что что-то не так. Я должен был их заметить, но считал ее девственницей, и сам чертовски нервничал. Ей было некомфортно, хотя она продолжала уверять меня, что хочет этого. Черт, мне самому было некомфортно. Я думал, мы чувствуем себя так по одним и тем же причинам.
Я чертовски ошибался.
Покачав головой, возвращаюсь к разговору. Хоть это и больно, хоть мне чертовски стыдно, но произнести это вслух — такое облегчение.
— Она не хотела, чтобы ее родители воспитывали ребенка, но не думала, что справится одна, поэтому попыталась представить все так, что отец — я. Мы вместе ходили в церковь. Были своего рода друзьями. Она доверяла мне. Думаю, она знала, что я помогу.
— Она заманила тебя в ловушку. Соврала.
Гнев Саванны смешивается с печалью, и я ее понимаю. Долгое время я чувствовал то же самое. Но это не важно. Джулс оказалась права. Я помог и не жалею об этом. Я поступил бы так снова. Я киваю, потому что она солгала, но не заманивала меня в ловушку.
— Это… — Я вздыхаю и закрываю глаза. — Это существует в сером цвете, Сав.
Она усмехается, но я продолжаю говорить.
— Я присутствовал на каждом УЗИ. На каждый приеме у врача. Я был на вечеринке в честь скорого рождения ребенка. Мы вместе сняли квартиру за пределами кампуса. Обустроили детскую. Черт, я присутствовал во время родов. Я выбрал ее второе имя. Сначала я все это ненавидел. Делал все неохотно. Из чувства долга. Но потом… не знаю. В какой-то момент во время беременности я начал испытывать приятное волнение. Мне хотелось встретиться с ней. Обнять ее. Я говорил правду о том, что никогда не любил Джулианну, но я уважал ее, и, Сав, я полюбил Бринн. Полюбил ее еще до рождения. Я хотел быть ее отцом.
Я дышу сквозь боль. Боль предательства пронзает грудь, оставляя свежую и зияющую рану. Это как содрать с нее струп. Порвать швы. Это чертовски больно, как и в первый раз.
— Когда ты узнал?
— Примерно через час после того, как она родилась, — говорю я с мрачным смешком.
— Как?
Я постукиваю по ямке на подбородке.
— Я где-то читал, что это доминантная черта, но у Бринн ее нет. Как только я это заметил, не мог перестать думать о статистике. Менее 2 %. Итак, я попытался вычислить срок беременности. Никогда раньше об этом не задумывался. Я доверял Джулианне. Потом спросил ее, и она мне призналась.
Саванна смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови. Ее глаза наполнены слезами, и она выглядит так, будто чувствует мою боль. Наша связь дает мне понять, что на этот раз я несу этот груз не только на своих плечах. Сав недоверчиво качает головой.
— Но ты остался с ней?
— Нет. Я был уничтожен. Пришел в ярость. Хотел, чтобы Бринн была моей, Сав, и я был чертовски сломлен. Сказал Джулианне, что квартиру она может оставить себе, но в ту же ночь ушел из больницы и вывез свои вещи. До конца семестра оставался у одного из моих одногруппников. Спал на гребаном диване. Полностью порвал с ней все связи. Позволил ей говорить людям, что Бринн от меня, пусть все думают, что я чертов бездельник. Черт, я чувствовал себя таковым, и какое-то время это меня мучило, но боль не пускала меня к Джулианне.
— Пока она не заболела.
Я киваю.
— У Джулианны ужасны родители. Хуже моих. Очевидно, что биологический отец, кем бы он ни был, тоже ужасен. Джулс не хотела, чтобы после ее смерти… короче, я женился на ней и официально удочерил Бринн. Вписал свое имя в свидетельство о рождении и все такое. Ради защиты Бриннли на случай смерти Джулс. Чтобы убедиться, что она никогда не попадет в лапы Ларков.
— Иисусе. Это полный пи*дец, — выдыхает Сав, в значительной степени подводя итог. — Леви, через какое дерьмо тебе пришлось пройти…
— Я не жалею об этом. Не обо всем. Бринн — моя, Сав, но со дня смерти Джулс ее родители пытались получить опеку. У них есть выплата по страховке жизни, которой они пытаются подкупить меня. Но у них нет на нее никаких прав — в суде у них не будет шансов. Единственный человек, который может…
— Ее биологический отец.
Я ничего не говорю, но она права. Джулианна никогда не сообщала тому парню о своей беременности. Если он узнает и захочет Бринн, вполне может забрать ее у меня.
— Как это стало известно? — размышляю я. — Я держал все в тайне. Даже Ларки не знают, что я не родной отец Бринн.
Саванна мрачно усмехается.
— Они — безжалостные стервятники. Однажды они достали мои записи из одного из реабилитационных центров. Шантажировали меня. Мне пришлось заплатить им за молчание. Клянусь, они могли бы решить проблему голода в мире, если бы использовали свои силы во благо, но вместо этого они предпочитают рушить чужие жизни и вторгаться в частную жизнь ради рейтинга.
Ну и бардак.
Не исключаю, что сейчас родители Джулианны попытаются использовать это против меня. Несколько месяцев после ее смерти мне снились кошмары о том, как они врываются в мой дом и забирают Бринн из ее постели. Раньше у меня не было денег на судебный процесс. Я был по уши в долгах из-за трат на экспериментальное лечение Джулс. Все деньги уходили на дом и бизнес. До контракта со студией я едва сводил концы с концами.
Вот почему я так долго держался в тени. Почему хотел избежать внимания СМИ. Черт, я даже отказался давать интервью местной газете после урагана. В то время всем хотелось больше знать о восстановлении и постройках. Я велел Дастину сообщать новости о проектах реконструкции в местные новости. Не включил свое имя в веб-сайт компании «Восточное побережье». И никаких упоминаний о Бринн.
Я скрывался настолько долго, насколько мог, но устал, и понимаю, что не могу быть с Саванной, не избежав внимания СМИ. Как она сказала, это комплексная сделка, и я ни за что не попрошу ее покинуть группу.
— Вообще-то, у меня сегодня с ними встреча. Я имею в виду родителей Джулс. Я расскажу им всю правду. Мой адвокат поможет. Деньги для борьбы в суде, если они этого захотят, у меня есть. Наконец-то я чувствую себя в достаточной безопасности, чтобы признаться.