Бывшие. Верни мое сердце (СИ) - Лазари Диана. Страница 13

Допиваю кофе, ставлю чашку в мойку. Решительно разворачиваюсь и иду к шкафу. Вытаскиваю на свет божий чемодан, сумки, пакеты. Спортивные штаны Игоря, его любимые футболки, теплые носки. Беру с полки книги — Ремарка, Хемингуэя, Маркеса. Те, что он всегда хотел перечитать, да все руки не доходили.

Складываю, запихиваю, утрамбовываю. Потом сажусь за стол, берусь за ручку. Вывожу на чистом листе бумаги: "Дорогой мой, любимый Игорек! Прости, что так вышло. Что не смогла тебя защитить, уберечь. Клянусь, я сделаю все, чтобы ты поскорее освободился. Мы еще будем счастливы, я знаю! А пока держись. Я всегда буду рядом — мыслями, душой. Ни минуты не сомневайся в моей любви. Крепко целую, твоя Мариша".

Вкладываю письмо в передачу. Туда же — пачку сигарет, гематоген, витамины. Все, что разрешено тюремными правилами. Знаю, Игорю там без этого никак.

Потом падаю на диван, смотрю в потолок невидящим взглядом. Усталость наваливается свинцовой плитой, гудят ноги, немеет поясница. Сил хватает только на то, чтобы поставить будильник и закрыть глаза.

Завтра предстоит нелегкий день. Куча хлопот, дел, беготни. Но я справлюсь. Ради Игоря, ради нашего будущего я горы сверну. Выдержу все — и разлуку, и горечь, и одиночество. Потому что люблю. До беспамятства, до одури люблю.

С этими мыслями я проваливаюсь в зыбкое, муторное забытье. Мне снится Игорь — его глаза, его смех, его теплые руки. "Я дождусь тебя, — шепчу я сквозь сон. — Я все вынесу и дождусь".

Рядом тихо сопит Леопольд. Он, как всегда, лежит в ногах. Охраняет, греет, дарит покой. Последний островок тепла в холодном океане тоски. Друг и соратник в долгой борьбе, что мне предстоит.

Но я справлюсь. Справлюсь, чего бы мне это ни стоило. Потому что любовь сильнее разлук. Потому что мы с Игорем — две половинки одной судьбы.

И когда-нибудь, в один прекрасный день, мы снова будем вместе. Обнимемся, рассмеемся, заживем как прежде. И вся боль, все слезы останутся позади.

Ну а пока надо держаться. Надо жить, дышать, ждать. И верить — только верить! — что впереди у нас еще целая жизнь.

18

Просыпаюсь от настойчивого писка будильника. Голова тяжелая, гудит как колокол. Во рту — словно кошки нагадили. Не сразу понимаю, где нахожусь. И лишь увидев чемодан с вещами для передачки, вспоминаю.

Игорь. Суд. Приговор.

Меня с новой силой накрывает волной отчаяния. Сердце сжимается, к горлу подкатывает ком. Нет, только не снова! Хватит рыданий! Нужно собраться, взять себя в руки. У меня сегодня куча дел.

С трудом поднимаюсь, плетусь на кухню. Ставлю чайник, бездумно пялюсь на пузырящуюся воду. В голове шумит, мысли путаются. Надо позавтракать, но кусок в горло не лезет. Ладно, просто выпью кофе. Может, хоть это приведет меня в чувство.

Жадными глотками опустошаю кружку, обжигая язык. Горечь разливается во рту, отдает в желудке спазмом. Ничего. Это даже хорошо. По крайне мере, острее ощущаю реальность происходящего. Вчерашний морок, затянувший меня в черную пучину горя, потихоньку отступает.

Возвращаюсь в комнату, на автомате одеваюсь. Штаны, свитер, куртка. Надо успеть отвезти передачку, пока принимают. Постоять в очереди, отдать вещи. Заглянуть Игорю в глаза на долю секунды, пока конвоир не рявкнет: "Следующий!". И мысленно сказать, что люблю. До умопомрачения, до потери пульса люблю.

Выхожу на улицу, с наслаждением вдыхаю морозный воздух. Иду к остановке, еле переставляя ноги. Тело ватное, непослушное. Ничего. Сейчас расхожусь. Мне еще столько всего нужно успеть!

Сажусь в полупустой автобус, утыкаюсь лбом в холодное стекло. За окном проплывают унылые многоэтажки, редкие деревья с почерневшими ветками. Вот и тюрьма на горизонте замаячила. Огромная, мрачная, с высоченным забором и колючей проволокой по верху. Как же я ненавижу это место! И как часто буду сюда ездить теперь…

Захожу в комнату приема передач, встаю в хвост очереди. Людское горе, тоска и безысходность висят в воздухе тяжелым смрадом. Рядом со мной — женщины с усталыми лицами и потухшими глазами. У всех в руках — сумки и пакеты. Скудный набор того, чем мы можем поддержать своих близких за решеткой.

Очередь медленно движется. Минуты текут, как патока. Наконец, подхожу к окошку. Молоденький сержант с равнодушным лицом придирчиво осматривает содержимое передачки. Демонстративно встряхивает пачку сигарет, заглядывает в книги. Потом лениво бросает: "Проходите".

И вот он, тот самый миг. Игорь появляется в проходе — бледный, осунувшийся. На руках — наручники. За спиной — два дюжих охранника. Наши глаза встречаются. В его взгляде — боль, тоска и бесконечная любовь. В моем — слезы, которые из последних сил сдерживаю.

"Я люблю тебя", — говорю одними губами. Игорь еле заметно кивает. Да, он знает. Чувствует.

"Держись там", — шепчу, судорожно сглатывая. Вот-вот разревусь, как маленькая. Уже и сержант косится неодобрительно. Но мне плевать. Это же мой муж! Любовь всей моей жизни!

И вот конвоиры снова подталкивают Игоря в спину. Уводят, чеканя шаг. А я стою, беспомощно смотрю вслед. Из последних сил давлю рвущиеся рыдания. Нет. При всех не заплачу. Только не здесь. Не дождутся.

Выхожу на улицу, жадно глотаю колючий морозный воздух. Слезы текут по щекам, противно стынут на ветру. Ничего. Ничего. Сейчас в себя приду. Отряхнусь и дальше побегу. Дел еще — непочатый край.

Сажусь на скамейку остановки, достаю мобильный. Пальцы дрожат и не попадают по кнопкам. Черт, ну почему так сложно собраться? Так, номер адвоката, которого в интернете нашла. Набираю, слушаю длинные гудки. Ну же, ну!

— Слушаю вас, — раздается в трубке холодный мужской голос.

— Здравствуйте, это Марина Нечаева беспокоит, — выпаливаю скороговоркой. — У меня муж недавно осужден, хотела проконсультироваться насчет апелляции… Вы не могли бы со мной встретиться? Обсудить детали?

— Фамилия мужа? Статья? — сухо осведомляется адвокат.

— Нечаев Игорь Палыч. Ограбление, — еле выдавливаю я. До сих пор не верится, что мой любимый, честный, порядочный — вдруг преступник. Да еще и на пять лет присел…

— Так-так, — тянет юрист. По голосу слышу — не слишком-то верит в благополучный исход. Небось, уже прикидывает, сколько с меня содрать можно. — Что ж, давайте завтра в час дня, идет? Запишите адрес.

Диктует, а у меня в голове шум, в ушах звон. Механически строчу в блокноте, а сама лихорадочно думаю — как же мне убедить его взяться? Да так рьяно, с огоньком, чтоб в лепешку расшибся, но Игорю свободу выбил? И чтоб не раскусил, что денег у меня — кот наплакал. А то сразу пятки сделает, только его и видели…

— Ну, до завтра! — бросает адвокат и вешает трубку. Тишина обрушивается, давит на плечи. Я медленно выдыхаю, прячу телефон в карман. Надо ехать домой. Собраться с мыслями, подготовиться к разговору. Ведь именно от него — от этой встречи завтра — зависит, вытащу я Игоря или нет. Нужно быть очень убедительной. Разжалобить, заставить поверить, что муж невиновен. Что осудили зря, по ошибке.

Снова сажусь в автобус, прижимаюсь лбом к вибрирующему стеклу. Дома меня встречает Леопольд — трется о ноги, утробно мурчит. Бедняга, тоже по хозяину скучает. Все мы тут — словно неприкаянные, лишние. Без Игоря и жизнь не мила…

Падаю на диван, тупо смотрю в стену. Мысли роятся, наскакивают одна на другую. Столько нужно продумать, столько решить! Но сил нет даже шевельнуться. Только лежать и слушать гулкую, звенящую тишину опустевшей квартиры.

Внезапно раздается звонок в дверь. Вздрагиваю, сжимаюсь в комок. Кого это еще принесло? Не дадут поваляться спокойно в жалости к себе! Иду открывать, гадая — кто бы это мог быть.

На пороге стоит Светка. Лучшая подруга и боевая подельница. Кажется, мы с ней сто лет знакомы. Еще со школьной скамьи — не разлей вода.

— Мариш, — выдыхает она, порывисто обнимая меня. — Солнце, как ты? Держишься?

И я разражаюсь рыданиями. Навзрыд, с подвыванием, размазывая сопли по щекам. Выплескиваю на подругу всю боль, все отчаяние, что накопились за эти дни. А Светка гладит меня по спине, приговаривает ласково: