Бывшие. Верни мое сердце (СИ) - Лазари Диана. Страница 26

— Ну что, готовы? — негромко спрашивает он, поправляя идеально отглаженный галстук. — Документы собрали, аргументы подготовили?

Киваю, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Папка с бумагами прямо-таки жжет руки сквозь сумку. Собрала все, что могла — и по делу Игоря, и по тем подозрительным документам на Власова. Авось пригодится, сыграет в нашу пользу.

— Готова, — сипло отвечаю, сглотнув. — Вот только… Виктор Алексеевич, а вдруг не выгорит? Вдруг судья нам не поверит? Доказательств-то кот наплакал, сами говорите…

Адвокат смотрит на меня с легкой усмешкой, качает головой. Достает платок, аккуратно промокает испарину со лба. Ишь как волнуется, а виду не подает!

— Марина Александровна, ну что за упаднические настроения? — мягко журит он, заглядывая мне в глаза. — Мы с вами столько сил и времени потратили, столько всего нарыли. Неужели думаете, я выйду к судье с пустыми руками? Нет уж, положитесь на мой опыт. Уж я-то в курсе, как эти ребята работают. На поводу у эмоций не пойдут, доказательную базу стребуют. Вот мы им и предоставим — четко, по пунктам.

Тяжело вздыхаю, комкая в руках ремешок сумочки. Да уж, утешил так утешил. Хотя он, конечно, дело говорит. Нельзя действовать на голых эмоциях, размахивать руками и вопить: "Он не виноват, поверьте на слово!". Судьи такого не любят. Им подавай факты, железные аргументы.

— Кстати, об аргументах, — спохватывается вдруг адвокат, пристально глядя на меня. — Вы с этим вашим Александром больше не пересекались? Он обещал подъехать вроде как, дать показания.

У меня аж дыхание перехватывает. Черт, и правда! Совсем из головы вылетело! В последние дни столько всего навалилось, закрутило. То с документами возиться, то бегать по инстанциям. А про главного свидетеля обвинения и запамятовала.

— Н-нет, — бормочу, отводя взгляд. — Мы списались пару раз по почте, и все. Говорил, будет обязательно. Но с тех пор — ни слуху ни духу. Как в воду канул.

Адвокат хмурится, постукивает пальцами по подбородку. Что-то прикидывает, взвешивает. Похоже, такой расклад ему не очень по душе.

— Ясно, — цедит сквозь зубы, доставая телефон. — Что ж, будем уповать на его сознательность. Надеюсь, не бросит нас в последний момент. А то ведь без него — как без рук, почитай!

Набирает номер, слушает длинные гудки. Лицо мрачнеет с каждой секундой. Наконец раздраженно жмет отбой, засовывает мобильник в карман.

— Абонент недоступен, — ворчит, стряхивая пылинку с пиджака. — Ну что за непутевый человек, а? И угораздило же вас с ним связаться, Марина Александровна!

Виновато опускаю голову, кусаю губы. Да что ж такое! Ведь обещал же, клялся мне, что не бросит! Неужели все-таки струсил? Или обманул с самого начала, втерся в доверие?

В глазах щиплет от подступающих слез, но я решительно смаргиваю. Нет уж, реветь не время и не место! Адвокат прав — нужно собраться, мобилизовать все силы. Даже если придется идти в бой без главного козыря.

— Ладно, — решаю я, расправляя плечи. — Проехали. В конце концов, Александр — лишь один из факторов. Мы и без него справимся, правда? Не на него одного уповаем.

Виктор Алексеевич одобрительно кивает, похлопывает меня по плечу. Дескать, молодец, девка! Соображаешь что к чему.

И тут взгляд мой выхватывает из толпы до боли знакомый затылок. Этот идеальный срез модной стрижки, посеребренный висками, я узнаю из тысячи. Сергей Палыч собственной персоной припожаловал, голубчик!

Сердце ухает куда-то в пятки, во рту мгновенно пересыхает. Вот, значит, как? Решил поглядеть, чем дело кончится? Позлорадствовать над бывшим другом, упрятанным за решетку?

Словно почувствовав мой взгляд, Власов замирает. Медленно оборачивается, пронзая меня насквозь колючими глазами. В них плещется такая смесь страха и ненависти, что впору отшатнуться.

Несколько долгих секунд мы буравим друг друга взглядами. Он — зло щурясь, я — гордо вскинув подбородок. Ну давай, подлец, подойди! Скажи мне в лицо, что не при делах. Что Игоря не подставлял, грязно и подло.

Но Власов лишь раздувает ноздри, отворачивается. Спешно ретируется, лавируя в толпе. Видать, кишка тонка на правду-матку. Или совесть заела, что более вероятно.

— Марина Александровна, нам пора! — окликает адвокат, мягко подхватывая меня под локоть. — Заседание вот-вот начнется.

Киваю, на негнущихся ногах иду следом. Сердце колотится в висках, грозя пробить череп. Ну все, Мариша, наступает момент истины. Помоги Бог, не оплошай!

30

Входим в просторный светлый зал. Люди уже рассаживаются на лавки, гул голосов постепенно стихает. За широким столом суда несколько человек в черных мантиях перебирают бумаги. Я замечаю Игоря — он сидит на скамье подсудимых, бледный и осунувшийся. Сердце щемит от жалости и невыносимой нежности.

Встречаемся глазами, в его взгляде загорается огонек надежды. Будто говорит: "Верю, родная. Знаю, не оставишь, вытащишь". И я еле заметно киваю в ответ. Мол, держись, любимый. Я с тобой до конца.

Адвокат усаживает меня на стул позади себя. Сам встает, поправляет галстук. Обводит зал цепким взглядом, откашливается.

— Уважаемый суд! Защита хотела бы представить новые доказательства по делу моего подзащитного — Нечаева Игоря Павловича.

По рядам проносится легкий гул, судьи переглядываются. Один из них, по-видимому председательствующий, строго смотрит на адвоката поверх очков:

— Что за доказательства? Почему не были приобщены к делу ранее?

— Видите ли, эти сведения стали известны защите совсем недавно, — не моргнув глазом отвечает Виктор Алексеевич. — И добыты, прямо скажем, не без труда. Но я настаиваю на их рассмотрении. От этого зависит оправдание моего клиента.

Судьи недовольно перешептываются, кивают. Наконец председатель произносит:

— Хорошо, представьте ваши доказательства. Суд удаляется на совещание для их изучения. Объявляется перерыв.

Стук молотка оглушает, заставляет вздрогнуть. Я испуганно смотрю на адвоката — что, и это все? А как же прения, баталии, пылкие речи защиты?

Но Виктор Алексеевич лишь подмигивает мне, одними губами шепчет: "Жди". И решительно идет сдавать бумаги секретарю. Я же остаюсь сидеть ни жива ни мертва, комкая в побелевших пальцах край блузки.

Игорь бросает на меня тревожный взгляд через плечо конвоира, пытается ободряюще улыбнуться. Но в глазах — напряжение и затаенный страх. Эх, знал бы ты, любимый, какие козыри у нас на руках! Авось, отобьемся…

Тянутся долгие минуты ожидания. По залу шныряют приставы, согнав зрителей и журналистов в коридор. Остаются лишь непосредственные участники процесса. Я сижу одна, как на иголках. Ощущение — хуже, чем на приеме у зубного. Такое же щемящее чувство беспомощности и неотвратимости судьбы.

Наконец судьи возвращаются. Рассаживаются, устало потирая переносицы. Лица непроницаемы, глаза равнодушны. Все как один — сфинксы, черт бы их побрал!

Председатель колотит молотком, призывая к порядку. Водружает на нос очки, щурится в бумаги:

— Итак, суд ознакомился с представленными защитой документами. Признаем, что доводы адвоката заслуживают внимания. Похоже, имели место нарушения при сборе доказательств. Упущена важная информация, которая могла бы существенно повлиять на ход следствия.

У меня аж дыхание перехватывает от этих слов. Неужели? Неужели мы смогли их убедить? И теперь Игоря освободят прямо здесь и сейчас?

Но председатель продолжает, и голос его звучит как удар колокола:

— Однако имеющиеся сведения не настолько однозначны и бесспорны, чтобы оправдать подсудимого полностью. Суд выносит решение — отправить дело на дополнительное расследование. С учетом смягчающих обстоятельств, меру пресечения оставить прежней — содержание под стражей. До окончания следственных мероприятий.

Стук молотка звучит как выстрел в самое сердце. Я ошеломленно перевожу взгляд с судей на адвоката, с адвоката на Игоря. Не понимаю… Не укладывается в голове… Как же так?