Ничьи дети - Лапин Борис Федорович. Страница 12

Стоп! Эдна Климмер, тридцати четырех лет от роду, погибла в автомобильной катастрофе. Это уже нечто! Автомобильная катастрофа всегда нечто. Но где же я видел ее раньше? А ведь где-то видел. Так, так, так… Откуда же выкопал эту красотку старичок Климмер? Кабаре? Балет? Кино? Ба, да это же… это же Эдна Браун! Эдна Браун, скандальная кинозвезда! «Ее веселая жизнь»… «Последний поцелуй»… «Вдова миллионера»… «Выстрел в ночи»… И что там еще? Ну да, «Девчонка из предместья», шикарный фильм, там-то она и запомнилась мне. Но за каким же дьяволом понадобилось тихому и скромному кабинетному ученому, по характеру затворнику, это воплощение страстей? Эта опасная, отпугивающая красота?

Джо вспомнил: душный зал, яркое пятно экрана — и на нем девчонка из предместья, оборванка, лихо отплясывающая на столе в сомнительном кабачке, куда волею судеб и режиссера попал почтенный и седовласый нефтяной король. Тогда Эдна очаровала не только короля — весь зал, всю страну. Чего уж там, и Джо не остался равнодушен, помнится, два или три раза бегал смотреть фильм. Одно время даже ее фотографию, вырезанную из журнала, носил в кармане.

Эдна… Она стала эталоном женщины. Ей подражала вся Лорингания. Шляпка «Эдна Браун». Юбка с разлохмаченным подолом. Кривая улыбочка — бьющая через край страсть… Едва ли не каждая лоринганка стремилась стать похожей на Эдну. Повальная мода. Зараза, облетевшая страну. На каждом тротуаре, в каждом баре, за каждым прилавком — Эдна, Эдна, Эдна… Массовый психоз? Не это ли повлияло на выбор Климмера — захотелось подержать в руках не копию, а эталон? Странно, не правда ли: серийное производство людей — и пристрастие к эталону? Ну что, Джо, разве это не зацепка, чтобы поразмышлять на досуге? Да, конечно, только досуга-то нет. «Женщина номер один». Выходит, и мужчина номер один? Два сапога пара? Но что это нам дает?..

Кофейник давно опустел, однако не прогнал усталость. Глаза слипались. До рассвета оставалось сто пятьдесят минут.

В пять его будет ждать Рико. В шесть их подберет у маяка рыбачья шхуна. В полдень с военно-морской базы подымется патрульный вертолет. От плато, где он их высадит, до центра еще два часа пешком. В девятнадцати начнется совещание у Командира. А в девятнадцать сорок пять Командир спросит: «А ты что предлагаешь, Джо?»

7

Командир встал, прошелся по землянке; на его исхудалом, изможденном лице остались, кажется, одни глаза; но глаза эти то лукаво щурились, то блестели азартом, то темнели в гневе, то мягко, застенчиво улыбались.

— Значит, по-твоему, иного выхода нет? — спросил Командир.

— Может, он и есть, выход, да времени у нас нет, — протирая очки, ответил Начальник штаба. — Если так будет продолжаться, через неделю-другую надо ждать их здесь, в болотах. А это нам сейчас совсем ни к чему.

— Тогда не проще ли перебазироваться дальше в джунгли? — усмехнулся Комиссар.

— Нет, перебазироваться — значит отступить, — жестко произнес Командир. — Для предстоящих событий вовсе не безразлично, где расположен центр. Мы должны ежеминутно чувствовать пульс страны. Отступить — значит погубить восстание.

— Но оставаться здесь просто опасно, — наставительно, как на уроке, повторил Начальник штаба. — Если они всего лишь обнаружат наше местоположение, уже тогда нарушатся все связи и повстанческая армия останется без головы. А если искромсают ножами? Едва ли это пойдет на пользу восстанию.

— Но ведь их всего две сотни! — воскликнул один из присутствующих.

— Теперь уже сто девяносто. А нас здесь, в центре, и того меньше. Так что это сила достаточно реальная, и не считаться с нею нельзя. Но главное, подчеркиваю, главное: они могут начать карательную операцию как раз в тот момент, когда мы уже сообщим на места день и час выступления, и задушат восстание еще в колыбели. А что касается перебазировки — мы только оттянем время. Рано или поздно они возьмут в кольцо и новый центр.

— Резонно.

— Далее. Предложение Комиссара повторить опыт Старика, по-моему, обречено на провал. Десятка «стриженых» исчезла неведомо куда — конечно же, охрана усилена. Но даже если бы и удалось вырвать еще десятку — какой от этого прок?

— Кстати, — спросил Командир, — занятия с ними продолжаются?

— Полным ходом, — ответил Начальник штаба. — За всю свою педагогическую практику не встречал более усердных и восприимчивых учеников. Заниматься с ними одно удовольствие.

— И все-таки ты предлагаешь…

— Да, Командир. Взорвать правее крыло Императорских казарм.

— Чтобы раскрыть свои карты? Чтобы вместо двух сетей против нас выпустили две тысячи головорезов? Возможно, «акулы» и не догадываются, что наткнулись на самую выгодную тактику.

— Совершенно верно, — поддержал Комиссар. — Вполне могут кинуть подкрепление. Айз говорит, их там несчетное количество, в этом Городке.

— Айз не умеет считать! — раздался насмешливый голос.

— Ну до тысячи считает даже Биг.

По землянке с лица на лицо перепорхнула беглая, невеселая улыбка.

— Прошло десять дней, как Старик привел их в джунгли. Скажи мне откровенно, Валентино, ты же учитель, у тебя специальное образование, неужели нет сдвигов?

— Сдвиги, конечно, есть. В них в каждом начал пробуждаться человек. Но беседы, которые мы ведем, — это же кустарщина. Мы действуем вслепую, наугад. Мы даже не знаем определенно, какая программа в них заложена…

— Программа! Будто это машины! — перебил Комиссар.

— Да, в какой-то степени. Но, к сожалению, все-таки не машины. Сменить программу компьютера несложно. А вот перевоспитать человека… Вы же знаете, какой это медленный, мучительный процесс. Мы стараемся, но все еще не добрались до понятий социальных. Покамест все ищут родственников… отцов.

— А почему здесь нет Старика? — вспомнил Командир. — Да сих пор он сделал больше, чем все мы, вместе взятые.

Бочком протиснулся в землянку Старик, пристроился в уголке.

— Мы тут обсуждаем проблему «стриженых». Старик. Итак, было предложение взорвать правое крыло Императорских казарм. На мой взгляд, предложение не выдерживает критики. Оно не обеспечивает безопасность центра, а главное, бесперспективно. Нам следовало бы гарантировать не только успешное начало восстания, но и его успешное завершение, а для этого мы должны во что бы то ни стало подобрать ключ к «стриженым». Давайте учитывать, что в определенной ситуации «акулы» двинут против нас весь Городок.

Наступила пауза. Командир обвел взглядом собравшихся и остановился на человеке с лицом, которое трудно запомнить, которое, три раза в день мелькнувши в толпе, не вызовет в памяти никаких ассоциаций. Это был Джо Садовник, о котором в повстанческой армии ходили легенды.

— А ты что скажешь, Джо? У тебя есть предложение?

Джо мельком глянул на часы и улыбнулся какой-то своей мысли.

— Есть. Но не предложение, скорее предположение. Вот в чем суть, если в двух словах. В армиях некоторых стран Европы и Америки существует сложная засекреченная система оперативного принудительного перевоспитания. В тонкостях этой механики я не разбираюсь, знаю только, что человека «околпачивают»: промывают бедняге мозги с мылом и щелочью, а затем в эти очищенные мозги вписывают содержимое головы вышколенного, образцового солдата. Так вот, подобная система есть и у нас, в Лорингании. Здесь ее называют «Кузнечик», потому что мысли перескакивают из головы в голову, понимаете? Правда, «Кузнечик» не работает на «акул», все еще настраивается, и за это мы должны благодарить нашего крупнейшего ученого-психолога, известного под «инициалами РД-1. Он антифашист, сочувствующий. И он… здесь.

— Здесь?!

— Зачем?

— А не слишком ли это рискованно?

— Нет, — твердо ответил Джо. — На человека, вот уже несколько лет саботирующего пуск системы, можно положиться.

— Я не об этом, — мягко перебил Командир. — Не опасно ли это для самого РД? Если его заподозрят в связях…

— Нет. Подозрений не будет, все предусмотрено. Я привел его сюда, чтобы он лично познакомился со «стрижеными» и высказал свое мнение. А кроме того, мне хотелось бы пригласить его на совещание…