Дневник пани Ганки (Дневник любви) - Доленга-Мостович Тадеуш. Страница 18

Полковник сказал, что меня еще вызовут, чтобы я опознала того фальшивого поручика по фотографиям. Только еще того не хватает, чтобы я теряла время на всякую ерунду!

Я спросила, каким образом стало известно, что я отдала тот конверт. Полковник объяснил, что у меня дома уже проведено расследование. Допрошена тетя Магдалена и прислуга. В заключение он стал выспрашивать у меня, кто этот пожилой приличный пан, выдававший себя за посредника по продаже земельных участков.

Тут уж мое терпение лопнуло. Я с трудом сдержалась от гневной отповеди. Глупая тетя снова заварила кашу. Теперь они того и гляди, заподозрят дядю Альбина в пособничестве шпионам. Черт знает что вытворяет эта тетка! Чем бы ни закончилось дело Яцека, я сразу же по его окончании поставлю перед ним условие: или он тут же отошлет тетю в провинцию, или я расстаюсь с ним. (Конечно, на самом деле я и мысли не допускаю о разводе, но припугнуть его могу).

Я сказала тем господам, что это был настоящий посредник, и что я видела его лишь дважды в жизни. Тогда они начали спрашивать, не разговаривал он со мной о Яцеке и о его поездке. Я заверила их, что нет, но, кажется, они не очень мне поверили и, наверное, постараются разыскать дядю Альбина. Чтобы хоть немного их задобрить, я пригласила их к обеду, но они сослались на неотложные дела и уехали.

Я долго не могла опомниться, а вечером пришла телеграмма из Варшавы от… Яцека.

Оказалось, что в связи с тем проклятым конвертом его вызвали в Варшаву, он прилетел самолетом на несколько часов и должен в тот же вечер вернуться в Париж. По всей видимости, он был так озабочен этой историей со шпионами, что даже забыл спросить в телеграмме о здоровье отца. Я заметила, как это его обидело.

Я оказалась в ужасном положении, потому что о выезде из Голдова не могло быть и речи, а тем временем у Яцека наверняка найдется достаточно свободного времени, чтобы повидаться с той выдрой. Только бог знает, что мне делать.

Получив телеграмму, я сразу же послала за ним машину и написала, что состояние здоровья отца безнадежно и что он непременно должен приехать хоть на полчаса. Однако к вечеру шофер вернулся ни с чем, а точнее, с запиской от Яцека, что он никак не может вырваться из Варшавы. Все эти истории так вывели меня из равновесия, что пришлось на ночь выпить брома, хотя я и знаю, что от него у меня портится цвет лица. Вдобавок под правым ухом у меня выскочил прыщик. А та бестолочь Валерка разлила лак для ногтей, и руки мои тоже выглядят ужасно. Еще никогда не переживала я такие тяжелые времена. Все, абсолютно все как будто в сговоре против меня.

К счастью, сегодня утром приехала Данка, и я смогла тотчас вернуться в Варшаву. С тетей поздоровалась весьма многозначительно. Улыбнулась ей холодно и вежливо подала руку. Чтобы еще убедительнее подчеркнуть, что я здесь хозяйка, велела пооткрывать все окна в столовой, в гостиной, в кабинете и в буфетной, так чтобы той ведьме нечего было и думать высунуть нос из своей комнаты. Правда, везде стало ужасно холодно. Но, к счастью, я должна сейчас же идти на свидание с дядей.

Как я и предполагала, дома его не было. Не имея другого выхода, я села у окна в маленькой грязной молочной напротив его дома и, сидя над чашечкой чая, стала ждать. Кроме меня и хозяйки, хлопотавшей за прилавком, там был только какой-то скучный, неинтересный на вид пан. Я бы совсем не обратила на него внимания, если бы не его крайне раздражающая манера есть и вообще все его поведение. Сначала он проглотил огромную тарелку яичницы, а затем принялся противно ковыряться в зубах, прикрывая рот второй рукой. При этом он бездумно пялился в окно с таким выражением лица, будто вот-вот заплачет. Не понимаю, зачем существуют на свете такие люди.

Было уже четыре, когда я увидела дядю. Он приехал на такси и скрылся в подъезде. Я быстро рассчиталась и вышла. Дядю я догнала, когда он уже открывал дверь. Он, как всегда, приветствовал меня комплиментами. Был в прекрасном настроении и уже само это немного меня успокоило.

— Есть что-то новое, дядюшка? — спросила я, воодушевившись.

Он поправил монокль и подмигнул мне.

— А если добрый дядюшка имеет много, очень много новостей, что он за это получит?

— Я обниму дядюшку, особенно если новости будут такие же добрые, как он сам.

— Прекрасно, но гонорар вперед.

После этих слов он обнял меня и поцеловал в губы. Хотя это было совершенно неожиданно, но никак не могу сказать, что неприятно. Эти пожилые господа по-своему привлекают женщин и могут позволить себе весьма смелые жесты в какой-то естественной и безобидной манере.

— Знаешь, откуда я вернулся? — спросил дядя, придвигая мне кресло.

— Откуда же мне знать.

— Так вот, я был на приятной прогулке, прекрасной прогулке с одной очаровательной дамой. Редко встретишь женщину, которая имела бы столько достоинств. А вдобавок была еще и умна. Редкая женщина, без преувеличения редкая. Особенно как для англичанки. Потому что с грустью должен признать — прежний мой опыт не оставил у меня высокого мнения об уме англичанок.

Сердце гулко застучало у меня в груди.

— Дядюшка, — прошептала я, — вы с ней познакомились?

Он сделал удивленную мину.

— С той панной, с которой был на прогулке?.. Ну конечно же, детка. Неужели ты думаешь, что дамы, общества которых я ищу, относятся к той категории женщин, что станут шпацировать с незнакомыми господами?

— Да не мучайте вы меня, дядюшка, — жалобно пискнула я. — Эта дама — она?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду, но не собираюсь делать из этого тайны. Та англичанка имеет звучное имя Элизабет и носит фамилию Норман.

— Ах, боже мой! И как же вы с ней познакомились? Какая она из себя? Что сказала? О Яцеке не вспоминала?

— Подожди, детка, — улыбнулся он. — Прежде всего установим хронологию и иерархию твоих вопросов. Так вот, во-первых, мы с ней пока (тешу себя надеждой, что имею право применить это многообещающее «пока»), мы с ней пока на весьма официальной ноге. «Как вам нравится Варшава, пани?.. Вы много путешествуете, пани?..»И так далее в таком духе. Так что для какого-либо упоминания о Яцеке как минимум рано. Ты знаешь, что Яцек сейчас в Варшаве?

— Как это «сейчас»? — серьезно забеспокоилась я.

— А так, обыкновенно. Я видел его позавчера собственными глазами, когда он заходил в «Бристоле» в лифт, и потом когда он выходил из того же лифта вместе с мисс Элизабет Норман.

— Значит, он виделся с ней!

— Думаю, что успел на нее наглядеться, и есть основания предполагать, что не откажет себе в этом удовольствии и в дальнейшем.

— Вы ошибаетесь, дядюшка, — ответила я немного раздраженно. — Яцек был в Варшаве буквально несколько часов. Его вызвали из Парижа по поводу каких-то документов, и он должен был тем же вечером вернуться. Я наверняка знаю, что он уехал обратно.

— Пусть будет так, — согласился дядя Альбин. — Во всяком случае, он виделся с ней.

Я с трудом смогла спросить;

— А… а долго он у нее был?

Дядя неделикатно засмеялся.

— Ах вот ты о чем! Ну, как тебе сказать… Яцек пробыл в ее номере что-то около часа. Поскольку ты знаешь своего мужа лучше чем я, то тебе проще сделать из этого какие-то выводы.

Я взглянула на дядю почти со злостью. Он потешался, явно потешался над моим беспокойством. Видно, думал, что я ревную. Я совсем не ревнивая, но не очень приятно, когда твой муж на целый час запирается в номере отеля с какой-то рыжей выдрой!

— Вы опять ошибаетесь, дядя! — ответила я холодно. — Мне доподлинно известно, что Яцека ничто уже с ней не связывает…

— Я не имею ни малейшего намерения подрывать твою веру в добродетели мужа, — добавил он с уважением, очень похожим на издевательство.

— Потому что ничто не может ее подорвать, — отметила я, однако на всякий случай тайком, чтобы не заметил дядя, трижды постучал пальцем по дереву.

— Тем лучше, — покачал он головой. — В конце концов, и у меня не возникло никакого подозрения, по крайней мере, в данном случае. Выходя с ней, Яцек был бледен, зол и, как видно, с трудом владел собой. У меня сложилось впечатление, что их разговор был не очень приятным.