Последний шанс (ЛП) - Руиз Сара Грандер. Страница 36

— Тогда я пошёл, — говорит Джек. — Было приятно с тобой познакомиться, Клара. Надеюсь, я тебя ещё увижу.

— Ты совершенно точно ещё увидишь меня.

Джек смеётся, и я чувствую, как меня снова охватывает ревность, а он тем временем уже направляется к двери.

Как только Джек уходит, в квартире наступает тишина. Клара не смотрит на меня и гладит Себастьяна, пока мы едим "Принглз".

— Клара, я рада тебя видеть, но… почему ты здесь?

— У меня творческий отпуск, — говорит она.

— Но… его не бывает у студентов-медиков.

Она вздыхает.

— Ладно. Я бросила школу.

— Ты…

Я смотрю на неё, но её слова не имеют смысла. Клара никогда не бросает начатое.

— Нет, не бросила.

Клара переворачивается на спину и смотрит в потолок. Она скрещивает ноги, и в этот момент моя сестра кажется мне одним сплошным противоречием. Она полна сарказма, но при этом есть что-то уязвимое в том, как она лежит на диване, смотря в потолок и положив ноги мне на колени.

— Я собираюсь отчислиться из медицинской школы. Мне только нужно об этом объявить.

— Мама и папа знают, что ты здесь?

Она начинает смеяться.

— Нет! Конечно, нет!

— Почему ты собираешься отчислиться?

Она пожимает плечами.

— Я не хочу быть врачом.

Она врёт. Клара не похожа на меня. Она пошла в медицинскую школу не потому, что этого хотели наши родители. Она всегда любила медицину. Клара любит кровь и кишки не меньше, чем фильмы с Одри Хепберн и чистящие средства. В то время как большинство начинающих хирургов хотят специализироваться в пластической хирургии или нейрохирургии, Клара всегда знала, что хочет попробовать всё и планировала стать хирургом общей практики.

Но если Клара не хочет мне рассказывать, я не собираюсь на неё давить. По крайней мере, не сегодня. Я оставляю этот разговор на потом с пометкой: "Разговор, который состоится, когда Клара привыкнет к смене часовых поясов".

— Ты надолго приехала? — спрашиваю я.

— Сколько ты планировала здесь пробыть?

Я почти отвечаю "До тех пор, пока не куплю новое оборудование", но затем вспоминаю, что не рассказала ей обо всём, что произошло.

— Плюс-минус четыре недели.

— Именно столько я здесь и пробуду, — говорит Клара.

— И что ты будешь делать потом?

— Куда ты потом поедешь?

— Я… не знаю. Я думала поехать в Голуэй, но это пока не точно.

— Значит, Голуэй. Куда бы ты ни поехала, я поеду с тобой.

Ладно… теперь я ещё более озадачена.

— И что ты будешь делать? Я недостаточно зарабатываю, чтобы прокормить нас обеих.

Клара щурится, глядя в потолок, словно она даже не задумывалась об этом. Ещё одно доказательство моей теории о том, что это не Клара, а самозванка. Планы Клары точны до неприличия. Она перепроверяет всё по миллиарду раз. И старается продумать каждую деталь.

— Я буду петь вместе с тобой, — говорит она.

Я разражаюсь смехом, а затем закрываю рот рукой, когда она сердито смотрит на меня.

— Прости, просто… Клара, ты ужасная певица.

Она вздыхает.

— Ах, да. Забыла.

Голос Клары невозможно забыть. В плохом смысле этого слова.

— Чем там занимается женщина по имени Криста, которую ты встретила в Дублине? Жонглирует?

— Крутит обручи.

Клара щёлкает пальцами.

— Точно. За то время, пока мы будем здесь, я научусь крутить обручи. Буду крутить их по восемь часов каждый день. И к тому моменту, когда нам пора будет уезжать, я буду делать это как профессионал. Как думаешь, я успею научиться к этому времени?

— Нет.

— Знаю! Я буду одной из тех живых статуй. Раскрашу себя в золотой цвет и просто буду стоять. Ты не можешь сказать мне, что я не справлюсь.

Могу, но не буду. Клара слишком активная, чтобы быть живой статуей. У неё всегда есть, над чем работать, или запланирована какая-нибудь встреча. Моя сестра — высокопроизводительная машина. Она даже отдыхает с пользой: делает коллажи, занимается йогой, вяжет крючком.

Но при этом… она сейчас здесь, ест "Принглз" прямо из банки на диване Джека.

— Мы можем назваться "Бродячие Харты", — говорит она. — Понимаешь, о чём я? Ты будешь играть музыку, а я буду стоять рядом в каком-нибудь интересном наряде. Людям нравятся дуэты. Тиа и Тамера. Мэри-Кейт и Эшли. Бейонсе и Соланж. Рэйн и Клара. Звучит классно, не так ли?

Разве? Я не очень в этом уверена. Всё, что мне сейчас понятно, так это то, что моя сестра переживает непростой период, а я даже не знаю, что происходит и что делать.

— Звучит чудесно, — говорю я в надежде на то, что она придёт в себя, когда проснётся завтра утром, и я узнаю, в чём дело.

Проходит совсем немного времени, и Клара засыпает на диване. Я осторожно бужу её, и она улыбается мне своей неидеальной улыбкой, которую я так люблю. Мы переодеваемся в пижамы и идём в кровать. Я поворачиваюсь к ней лицом, говорю её, что я её люблю, и несмотря ни на что, всё будет хорошо, но её глаза уже закрыты.

Я вздыхаю и отворачиваюсь. Мой телефон загорается на прикроватном столике. Я хватаю его и обнаруживаю сообщение от Джека.

ДЖЕК:

У вас там всё в порядке?

Я смотрю на спящую сестру. Она засунула руки под подушку, и её рот слегка приоткрыт. Прядь тёмных волос упала ей на лицо, и слегка колышется, когда она выдыхает.

РЭЙН:

Клара сказала, что отчислилась из медицинской школы и хочет стать живой статуей, поэтому… наверное, нет. Она сейчас спит. Надеюсь, вытянуть из неё больше информации утром.

ДЖЕК:

Могу я тебе позвонить?

Я бросаю взгляд на Клару, после чего тихонько выхожу их комнаты. Себастьян, который спал между нами, следует за мной на кухню, где сейчас горит только лампочка над плитой. Я набираю Джека, и он отвечает после первого же гудка.

— Я сам хотел тебе позвонить, — говорит он.

— А это имеет значение?

— Я никогда не звонил тебе, чтобы просто поговорить.

Просто поговорить. Неужели он действительно хотел просто со мной поговорить? Улыбаясь сама себе, я заканчиваю звонок и сижу на полу кухни, помахивая перед Себастьяном одной из его игрушек, ожидая звонка Джека.

Проходит тридцать секунд. Затем минута. И как только я уже собираюсь снова ему позвонить, мой телефон издаёт сигнал.

— Алло? — говорю я.

— Ты меня сбросила?

— Ты же сказал, что хотел сам мне позвонить. Я не хотела тебя обделять.

— Я не знал, что ты отключишься. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что я разговариваю сам с собой.

Уже почти час ночи. Я должна быть вымотана, так как прошлую ночь едва ли спала, но в последние несколько часов произошло столько всего, что мой мозг продолжает гудеть. Когда происходит что-то большое, волнительное или удивительное, мой мозг словно говорит: "Сон? Никогда об этом не слышал".

В детстве, когда я была слишком возбуждена и не могла уснуть, моя мама рассказывала мне истории. Они всегда начинались одинаково: в моей комнате появляется гигантский пузырь, который поглощает меня и потихоньку уносит в красивые места, расположенные в разных частях нашей планеты.

Голос Джека у меня в ухе напоминает именно об этих моментах. Я словно в пузыре, где ничто и никто не может меня побеспокоить. Я могу растянуться на полу кухни, и никто не подумает, что я странная, потому что лежу на полу, а не сижу на стуле. Сейчас так поздно, что мне можно не думать ни о чём, кроме того, о чём хочет поговорить со мной Джек.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок, прижав телефон поближе к уху.

— И о чём ты разговаривал сам с собой?

— Это секрет.

— Какая нелепость.

— Aithníonn ciaróg, ciaróg eile.

Я отрываю телефон от уха и обнаруживаю стикер, который он мне нарисовал, и который я засунула в чехол телефона. Я разворачиваю его в тусклом свете.

— Когда ты будешь делать мне мою первую татуировку…

— Когда?

— Да, когда. Я хочу, чтобы помимо жуков ты ещё набил цветы.