Ваше Сиятельство (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич. Страница 43

Ну что же, придется разыграть спектакль на диво всем селянам, а то у них всё доны Хуаны, да Тересии на уме. Нехай узрят бразильский сериал в масштабах небольшого российского сельца. Вот разговоров-то будет.

Глава 14

Глава 14

Топая под конвоем жандармов, я нагнетал в своей душе праведную злобу. Нет, не на капитана Парамонова, и двух увальней, что ввалились вместе с ним в мой дом и, как бы, меня задержали для последующей доставки в участок. Народ служивый, что скажет начальство то и обязаны делать. А вот отношением ко мне судьи и прокурора я был весьма и весьма расстроен. Но главную неприязнь вызывал в моей душе образ графини Астрахановой. Это же надо, в таком возрасте быть настолько испорченной, чтобы потребовать принести голову не угодившего ей человека! Уму непостижимо! Чистой воды людоедство. Она бы еще флягу моей крови велела нацедить, чтобы потом принять внутрь перорально.

«Похоже, с этой тварью мне на одной планете будет тесновато, — подумал я, — да и родственнички её еще те уроды». Чувствую, не оставят они меня в покое. То, что должно случиться сегодня всего лишь ягодки. Основные разборки с родом Астрахановых мне еще предстоят.

Ладно, не стану забегать вперед. Пусть всё идет, как идет и случится то, что должно. Ну да, фаталист я в душе, с поправкой на богатый опыт ведения боевых действий в глубоком тылу противника. Хе-хе-хе!

Разумеется, я мог бы тут же продемонстрировать жандарму бумажку, удостоверяющую мой княжеский статус, однако не стал этого делать, поскольку желаю взглянуть на рожи уездных судейских, а, в первую очередь, посмотреть, как поменяется выражение «фарфорового» личика Марфы Астрахановой в тот момент, когда суну документ им под нос.

Перед тем, как вывести меня из дома, Андрей Митрофанович задумчиво произнес:

— По распоряжению прокурора, Ваня, я обязан надеть на тебя наручники, но не стану этого делать, поскольку знаю тебя как спокойного порядочного парня, а что уж там наговорила про тебя графиня, так это пусть начальство разбирается. М-да, Силаев, угораздило же тебя напороться на эту су…

Капитан не договорил, но присутствующие отлично поняли, что именно он имел ввиду. Бойцы сопровождения переглянулись между собой и не удержались от ухмылок. Я же, пожав плечами, и с философским выражением на лице (морда кирпичом) поспешил успокоить сердобольного капитана:

— Не переживайте, Андрей Митрофаныч, я в Пустошах не с такими тварями встречался, авось, как-нибудь да пронесет.

— Ты, Иван, это… за языком-то следи, иначе огребешь еще какую статейку в дополнение к обвинениям, которые тебе будут предъявлены прокурором.

— И все-таки, что за обвинения, господин капитан?

На что Парамонов снял фуражку и, почесав лысину на затылке, сказал:

— Понятия не имею. По существующим правилам мне должны были выдать судебное постановление о твоем задержании. Ан нет, не выдали такового, лишь устно потребовали доставить тебя в железах, как злостного преступника, несмотря на то, что ты пока проходишь как свидетель. Однако без постановления суда надевать на тебя наручники не стану — нечего загодя позорить перед дубцовскими, может быть, все благополучно прояснится и графиня умерит свою прыть… Хотя вряд ли, уж оченно зла она на тебя за что-то. — Затем к вящему удовольствию присутствующих рядовых схохмил: — Поди пообещал бурную ночь любови и не вдул. — И после того, как сам же и его подчиненные изрядно так поржали, чисто сивые мерины, добавил вдогон: — Ты у нас нонече парнишка хоть куда, любая даст. Ну признайся, Вань, было дело?

— Было, Андрей Митрофаныч, — ответил я все с тем же «кирпичным» выражением морды лица, — умоляла оттрахать её со всем моим усердием, но я ни в какую, мол, без любови, Ваш Сияст, ну никак, не стоит на вас, хоть убейте. Видать, сильно огорчилась барышня, коль телегу в ваше ведомство накатала. Интересно, есть такая статья в Уголовном Кодексе, когда девка хочет, а парень отказывается, ну чтоб посадить человека на скамью подсудимых?

Что тут случилось, словами не описать. Предыдущий взрыв хохота можно охарактеризовать как слабый хлопок в ладоши по сравнению с мощным ударом грома во время грозы. Жандармские схватились за животики, один даже икать начал. Пришлось отпаивать служивого водой.

Отсмеявшись вволю, капитан Парамонов, протер глаза от слез веселья носовым платком и, обратившись ко мне, сказал:

— Ну все, Иван Игнатович, пошутковали и будет. Под конвоем мы тебя не поведем. Нечего раньше времени человека срамить и народ будоражить. Пойдешь рядышком, без браслетов на руках, как бы, просто прогуливаемся вместе и беседуем. Но, смотри, без глупостей.

— Уж какие там глупости, господин капитан? — Я недоуменно пожал плечами, демонстрируя всем своим искренним видом, что ни бежать, ни оказывать сопротивление не собираюсь.

— Мало ли, всякое бывает.

После этих слов Парамонова мы пошагали в участок.

Впрочем, досужий народ быстро всё смекнул и начал задавать моим сопровождающим разного рода вопросы. Большинство меня жалели и укоряли полицейских в том, что те творят полный беспредел в отношении вполне себе мирного и законопослушного юноши. Однако нашлись и недоброжелатели, точнее недоброжелательница, в лице Груньки Заболотновой. Вредная бабёнка, припомнив, как я давным-давно обломил её с халявной рыбой, зло прошипела:

— Так его, господин участковый! Годков на пять отправьте его на Сахалин или куда подальше! Будет знать, как в следующий раз на хер посылать.

Злопамятной мегера оказалась, теперь я понимаю, почему её благоверный предпочитает проводить все свое свободное от работы время не в семейном кругу, а в компании собутыльников. Вообще-то я на нее не в обиде, Господь ей судья. С другой стороны, мой реципиент ей никогда не отказывал, послал куда подальше лишь один раз, будучи уже Игорем Ветровым, потом она ко мне уже и не заглядывала. Интересно, откуда у некоторых представителей человеческого рода столько злобы по отношению к, казалось бы, абсолютно посторонним людям?

По случаю сухого солнечного дня нашу группу встретила представительная делегация не внутри, а около здания полицейского участка. В первую очередь, мой наметанный взгляд вычленил ухмыляющееся личико графини Астрахановой. Явилась — не запылилась. Кто б сомневался. Интересно, что именно будет мне инкриминировано? Покамест даже ума не приложу. Впрочем, ломать голову не стану, скоро судейские всё объяснят.

Тут же один из встречающих мужчина худосочный ничем особо не примечательный, облаченный в темно-синий китель с погонами полковника, что соответствует званию старшего советника юстиции, заверещал по-бабьи тонким визгливым фальцетом:

— Парамонов, почему задержанный не в наручниках⁈

На что капитан, без капли смущения выдал:

— Вашвысокбродь, надевать наручники на подозреваемого, коли тот не оказывает сопротивления, запрещено. К тому же, у меня на руках до сих пор нет постановления суда о задержании Ивана Силаева. Сами понимаете, существуют буквы закона, границы которых ни я, ни кто другой переходить не имеем права.

— Но я же… — попытался, было, продолжать петушиться, насколько я понимаю, прокурор Ертеневского уезда Идрисов.

Однако стоявший позади него коротко стриженный шатен среднего возраста, где-то под пятьдесят, высокого роста и весьма впечатляющей комплекции прервал стенания прокурорского:

— Полно те, Геннадий Олегович! Капитан прав, поелику Силаев Иван Игнатович доставлен не в качестве обвиняемого… — и после недолгой паузы с ухмылкой на лощеной гладко выбритой физиономии продолжил: — покамест, не обвиняемого, а всего лишь в качестве свидетеля. Впрочем, после проведения ментальной экспертизы, его статус может поменяться кардинальным образом.

Откровенно говоря, мне этот спектакль успел надоесть, толком не начавшись. Разумеется, никаких мозголомов подпускать к себе я не собираюсь. И вообще, пошла бы вся эта судейская братия куда подальше, поскольку, как лицо благородного происхождения, я подсуден лишь патриарху своего рода, Следственному Комитету Боярской Думы, ну и самому Государю Императору. Впрочем, эти надутые индюки о моих привилегиях пока понятия не имеют. Меня же так и подмывает обломить им удовольствие покуражиться над беззащитным сельским пареньком, еле сдерживаюсь — уж очень хочется узнать, на основании каких фактов меня собираются подвергнуть ментаскопии.