Миллионщик - Подшивалов Анатолий Анатольевич. Страница 41

Великий князь заметил, что во время прогулки слышал в горах стрельбу и какие-то хлопки. Объяснил, что по дороге в нас два раза выстрелили, к счастью, никого не задев, поэтому пришлось немного пострелять и бросить ручные бомбы. Георгий заинтересовался бомбами, и я обещал ему показать их действие. Тут Алышевский нас покинул, сказав, что распорядится насчет обеда. Я спросил Георгия о его самочувствии, где ему больше нравится: здесь или в Ливадии, и почему. Насколько я понял, в Ливадии Георгию тоже нравилось, но там ему все напоминало о днях, когда он был здоров и вместе с родителями отдыхал в Крыму, а здесь он уже смирился со своей болезнью и с тем, что здесь же все и закончится. В Аббас-Тумане – делай что хочешь, а в Ливадии Иванов установил какие-то казарменные порядки, надо пить лекарство по часам, строго после еды, за приемом порошка смотрит врач и дает запивать его только кислым яблочным соком.

– Георгий Александрович, а вы хотите вылечиться?

– Зачем вы смеетесь надо мной, вы же знаете, что я – безнадежен!

– Зачем вы хороните себя раньше времени, разве профессор Иванов не рассказал вам о результатах клинических исследований того порошка, что он назначил?

Оказалось, что не рассказал, пришлось это сделать мне: из сотни больных более чем у семидесяти процентов за год отмечено существенное улучшение симптоматики, у остальных – тоже улучшение, но в меньшей степени и лишь у пяти – без изменений. Никто не умер и ни у кого не было серьезных побочных эффектов. Свежий воздух – это тоже хорошо, но, если лечить им одним, таких результатов быть не может. Теперь все европейские врачи в очередь стоят за этим препаратом и готовы платить за него круглые суммы в золоте. Но препарат надо принимать по часам, чтобы концентрация его в организме была постоянной, после приема пищи и запивать кислым питьем. Перерывов делать нельзя – так формируется устойчивость у микробов, недобитые становятся родоначальниками новых поколений туберкулезных палочек, устойчивых к препарату. Смотрю – слушает внимательно, не перебивает, и это уже хорошо.

– Князь, а почему вы так верите в эти порошки? Вы врач?

– Георгий Александрович, врач – профессор Иванов, именно он вылечил этим препаратом почти сотню пациентов. А я изобрел этот препарат, как и многие другие, как и ручные бомбы, взрывы которых вы слышали и которые мне помогли выгнать итальянцев из Абиссинии.

Я, конечно, погрешил против истины, Иванов еще не вылечил, а только добился улучшения, причем неясно, насколько уменьшилось бактериовыделение, если мазок мокроты не брали перед включением в исследование, хотя микроскопирование мокроты, оказывается, уже применяли в Мариинке. Про бомбы тоже упомянул, увидев интерес Георгия, а то еще подумает – вот «превосходительство» сделало какой-то порошок и на мне испытывает, хочет еще чин или звезду получить.

– Ваше превосходительство, так вы – тот русский генерал, который воевал на стороне Менелика и потом проводил переговоры с итальянцами? Теперь я вас узнал по фотографиям в газетах. Расскажете, как там было?

– Непременно расскажу, у нас еще много времени будет. Лечение длительное, года три займет, но чувствовать вы себя будете месяц от месяца все лучше и лучше. Поэтому сейчас пойдем обедать, а потом – прием порошка, и чтобы у вас никаких сомнений в его безопасности не было, я тоже из той же банки порошок сам съем. Потом отдохнете, пойдем гулять и я вам все расскажу про свои африканские приключения.

Дальше я распорядился натопить печи, чтобы в помещениях было тепло, сквозняков не устраивать, но постоянно проветривать помещения в отсутствии пациента (среди персонала было две сестры из Мариинской больницы, на них и возложили обязанности по режиму и дезинфекции). Спросил Алышевского, есть ли здесь микроскоп, оказалось, что есть, и попросил его взять у Георгия мазок мокроты количество палочек в поле зрения. Разместился в комнате для гостей, Артамонова пока поселили с жандармами, он принес мой чемодан и разобрал все в шкаф. В общем, вроде все при деле.

Так прошло несколько дней, телефонировал в Кутаис, чтобы послали телеграмму в Петербург о том, что у нас все в порядке. Поезд с моим вагоном велел отправить в Петербург. Я рассказывал Георгию об Африке, ему было интересно, все же он пошел в моряки, чтобы не только служить на корабле, а и увидеть дальние страны. У меня сложилось впечатление о великом князе как о романтически настроенном молодом человеке, без четких жизненных ориентиров, часто впадающим в меланхолию, даже с приступами плаксивости (домашнее прозвище Георгия «Плакучая ива»). Конечно, в большой степени его меланхолия и приступы слез были связаны с болезнью, но к государственной деятельности, даже в случае выздоровления, он вряд ли будет пригоден. Разве что просто занимать место на троне, но тогда он ничем не лучше Ники, разве что несколько большим чувством долга, и с этим тоже связано его поступление на флот. Оказывается, он завидует Сандро, его здоровью и энергии, тому, что все к нему тянутся и с ним всегда весело, и с этим тоже было связано его желание стать флотским офицером. Вот так и получилось – с детства мечтал о море, а теперь больничная койка и единственное судно, которое светит – под кроватью.

Под моим присмотром Георгий пил лекарство, я тоже выпивал один порошок в обед с профилактической целью. Креозот я отменил своей волей, о чем сделал запись в истории болезни и расписался. Напуганный мной Алышевский теперь ведет дневник в отдельной тетради, где делает записи о состоянии пациента и о назначениях и изменении их и диеты. Я велел готовить рис раз в неделю, а гарниры делать разнообразные – от макарон и картошки до овощного рагу, которое понравилось нашему пациенту, и его старались делать чаще. В общем, меню стало разнообразнее, я не стал категорически отменять вино и пиво, но сократил их употребление вдвое, заменив свежеприготовленными соками, благо в Грузии есть из чего их делать. Свежие фрукты были постоянно, однако Георгию они приелись, и я велел делать муссы, максимально сохраняя витамины, еще Георгию понравились фруктовые салаты из измельченных фруктов, приготовленные непосредственно перед подачей на стол.

Так прошло пять дней, а потом приехал Иванов с двумя ассистентами, я с ним предварительно поговорил, и они с Алышевским больше не цапались, а делились опытом лечения больных туберкулезом, профессор все же подробно рассказал об испытаниях фтивастопа и тубецида, а я попросил Алышевского научить микроскопированию мазка ассистентов профессора. К сожалению, бактериовыделение у Георгия было весьма существенное. В общем, полная идиллия, мир, дружба и фройндшафт, хинди-руси пхай-пхай [97]. Еще через неделю, когда в горах начались осенние дожди, поговорил с Георгием о переезде в Крым, мол, там суше и теплее. Теперь он не возражал, и я телефонировал в Кутаис, оттуда передали телеграфом через Тифлис в Петербург, чтобы в Поти прислали какой-нибудь корабль, который мог нас доставить в Ялту.

Глава 12. «Вихри враждебные веют над нами»

11 ноября 1892 г. Крым. Ливадия

Завтра уезжаю в Москву, а оттуда – в Петербург. Георгий вроде привык к Ливадии, теперь она не вызывает у него печальных воспоминаний, наоборот, он всеми силами старается одолеть болезнь. Я ему как-то сказал, что, если врач один на один с болезнью, то неизвестно, кто победит, если врач и пациент вместе против болезни – то это уже двое на одного, а если еще и я присоединюсь, как изобретатель лекарства, то уж втроем мы болезнь «завалим на лопатки». Ему понравилось это сравнение, и теперь мы – команда единомышленников, но Алышевского я все же отправил в Петербург, сказав, что в Мариинской больнице для бедных его заждались. Он было потрепыхался, но я напомнил, что хоть ротмистр Ардабадзе и остался тогда на причале в Поти и отдал нам честь, прощаясь, но здесь, в Крыму, другие жандармы найдутся. После этого Ясоныч недовольно засопел и ретировался. Жаловаться, наверно, будет, ну и черт с ним, пусть жалуется.