Любовь на острове (ЛП) - Халле Карина. Страница 16

Мысль о бывшей жене заставляет проснуться. Я испытываю облегчение от того, что у меня нет никаких злобных чувств из-за этой мысли, в конце концов, прошло уже несколько лет после нашего развода. Это просто странное чувство, когда так много воспоминаний связано с одним человеком, который больше не является частью твоей жизни. Это несправедливо. Если они не существуют в нашей жизни, они не должны существовать в наших воспоминаниях.

Но ведь жизнь не справедлива, правда?

Я вылезаю из постели, пока мои мысли не стали еще мрачнее. Не помогает и то, что я неудобно спал. Даже с затычками в ушах, которые я терпеть не могу, было трудно не слушать, как Лейси и Ричард разговаривают во время своей ночной смены. К тому же диван ужасен для сна, слишком короткий, моя поясница ужасно болит.

«Неудивительно, что меня называют ворчуном», — думаю я, направляясь к плите, чтобы вскипятить воду для кофе. Жалуюсь, жалуюсь, жалуюсь.

Пока вода кипит, я высовываю голову наверх.

— Доброе утро, — говорю я Ричарду и Лейси, которые обнимают друг друга. Лейси спит, похрапывая, Ричард одной рукой держится за руль.

— О, слава богу, — тихо говорит Ричард. — Я боялся, что больше не выдержу. Я даже в университете так поздно никогда не засиживался.

Это меня нисколько не удивляет.

— Иди, — говорю я ему. — Ты официально освобожден от должности.

Я спускаюсь вниз, пока он будит Лейси, и иду прямо в каюту Дейзи.

Стучу, но никто не отвечает.

Клянусь, я видел, как она включила будильник на своем телефоне. Наверное, ей следовало бы воспользоваться настоящим будильником, как у меня. Нельзя доверять телефонам в критической ситуации.

— Дейзи? — зову я. Открываю дверь и смотрю на нее.

Горит лампа. Она спит на спине, открыв рот и пуская слюни. Я с трудом сдерживаю смех. На груди у нее лежит телефон, поднимающийся и опускающийся с каждым вдохом.

Она точно не создана для этого.

— Дейзи, — говорю я громче, протягивая руку и тряся ее за плечо, пока телефон не соскальзывает с нее.

— А, что? — бормочет она, переворачиваясь на другой бок, пока не видит меня.

Потом вытирает слюни с лица.

— Черт. Извини. Сколько время?

— Пора вставать.

— Наверное, я выключила будильник, — говорит она, смущаясь.

Она милая, когда краснеет.

— Давай вставай.

Я жду, пока она не потянется за толстовкой, убеждаясь, что она снова не заснет. Да, я мог бы позволить ей продолжать спать, я прекрасно проведу остаток ночи в одиночестве.

Но хочу, чтобы она прошла через все это. На тот случай, если Лейси права и Дейзи привыкла от всего отказываться, думаю, ей не помешает поработать над собой.

Пока она собирается, я захожу на кухню, наполняю термос кофе, беру кружки, а затем поднимаюсь наверх. Лейси и Ричард уже крепко спят внизу, в своей каюте.

Я сажусь за руль и откидываю голову назад, любуясь ночным небом.

Быть на яхте ночью — это вид, который никогда не перестанет захватывать дух. Бархатное черное небо, такое плотное, что могу поклясться, видно, как глубоко простирается вселенная. Звезды похожи на белые алмазы, некоторые из них полностью сформированные призмы, другие просто крапинки и повсюду звездная пыль, как будто кто-то бросил сахар в ночное небо, и он застрял, кружась в галактике.

— Святые угодники, — говорит Дейзи, появляясь на палубе и выглядя очень маленькой в своей толстовке с капюшоном. Она с открытым ртом смотрит в небо над головой. — Это реально?

Я киваю.

— Только темное небо, — говорю я ей. — Никакого городского загрязнения. Нигде не увидишь столько звезд, как здесь.

— Ух ты, — говорит она, задыхаясь. Мне нравится ее удивление, как будто она смотрит на звезды в первый раз.

— Наверное, в СанФранциско часто бывает туман, — замечаю я.

— Да, но даже на ферме моих родителей небо никогда не выглядело так, как сейчас.

Я протягиваю ей чашку кофе.

— Поможет тебе проснуться.

— Я уже проснулась, — говорит она и смотрит на меня своими большими голубыми глазами. Даже в темноте они светятся. — Но все равно спасибо.

Она тянется за кружкой, и наши пальцы соприкасаются.

Это ничего не должно значить. Это не должно быть чем-то особенным.

Но так и есть.

Ощущение ее пальца, когда он касается моего, не должно превращать меня в глупого влюбленного подростка. Но дело не только в этом. Между нашим контактом возникает жужжание, электричество, которое не может быть воображаемым.

«Возьми себя в руки», — говорю я себе и смотрю на горизонт.

— Значит, у нас ночной дозор, — говорит она, садясь слева от штурвала и сжимая кружку в руках.

— Штиль, скукота.

Она бросает на меня взгляд.

— Похоже. А что, нельзя ничего поделать?

— Если бы ветер дул в нашу сторону, мы могли бы проскочить. А

так, можем просто сидеть сложа руки.

— Звучит неплохо, — говорит она, ставя кружку между колен и заправляя волосы под капюшон.

— Это плохо. Ветер продолжает толкать нас в неверном направлении. Но со временем это должно прекратиться. Может быть, добавит день к нашему путешествию.

При этих словах она напрягается.

— Не волнуйся, — говорю я ей. — Не все дни будут такими, как сегодня.

Я отчасти лгу, потому что всё, вероятно, будет только хуже.

— Я надеюсь на лучшее и ожидаю худшего, — криво усмехается она и вздыхает. — Что довольно печально, потому что когда-то я надеялась на лучшее и ожидала тоже лучшего.

Я внимательно наблюдаю за тем, как она теребит губу между зубами.

— Знаешь, я думаю, что именно так мы все хотим жить. Тебе повезло, что ты так долго это делала.

Она запрокидывает голову и смотрит на звезды.

— Я слышала это всю свою жизнь. Что мне повезло. Теперь я уже не так в этом уверена.

— Почему ты так говоришь?

Она пожимает плечами.

— Даже не знаю. Для меня не было ничего легко… Я много работала, вопреки всему, что говорит Лейси.

— Лейси может говорить все, что угодно, но ее там не было, она никогда не была на твоем месте.

Ее глаза фокусируются на моих, и озорная улыбка играет на ее губах.

— Ты что, заступаешься за меня?

— Не преувеличивай.

— Ты такой хитрый, — она размышляет. Затем слегка хмуриться, когда смотрит в свой кофе. — Лейси думает, что мне все досталось просто так из-за того, что родители держали под надзором только ее.

— В смысле?

— Она всего на три года старше, но кажется, что больше, когда вспоминаю, как мои родители воспитывали её и меня. Они слишком религиозные, заметил? Не в плохом смысле. Они всегда поддерживали нас. Но… с Лейси они были очень строги. Я думаю, что мама очень долго пыталась забеременеть, и они так боялись потерять Лейси, что никогда не выпускали ее из виду. Они не позволяли ей заводить много друзей, никогда не покупали ей новую одежду, никогда не позволяли ей есть вредную пищу, никогда не отпускали на вечеринки с ночевкой.

В старших классах они следили за тем, какую музыку она слушает, ей не разрешалось встречаться с парнями. Они знали, что у нее нет никакого интереса к семейной ферме, поэтому заставляли учиться.

— Мне с трудом верится, что они ее прям заставляли.

— Ты прав. Но они сильно давили на нее, чтобы она была лучшей, и, может быть, из-за этого Лейси становилось еще хуже, я не

знаю. Потому что она сама слишком давит на себя, чтобы угодить родителям, и ведет себя так до сих пор.

— А как насчет тебя?

— Я? Мне не дали ничего, кроме свободы. У меня было много бойфрендов, я гуляла допоздна, пила и курила травку, делала всё, что хотела. Мне повезло, что я любила школу, потому что думаю, они бы даже не заставили бы меня хорошо учиться.

— Значит, Лейси обижается на тебя, потому что ты получила полную свободу, а она — нет.

— Да, обижается — самое подходящее слово. Но…дело в том, что мне не лучше. Ведь именно ей доставалось все внимание. Мои родители заботились о ней, им было наплевать на меня. Они позволяли мне делать все, что угодно, потому что не думали обо мне.