Двуликий бог (СИ) - Кайли Мэл. Страница 10

Когда ожидание затянулось, бог огня вопросительно приподнял выразительную рыжую бровь и уже более настойчиво всучил мне кольцо. Я осторожно приняла дар, словно боялась, что он рассыплется пеплом прямо у меня в ладонях. Перстень оказался тёплым, в тот миг мне показалось даже, что он забился в моих пальцах подобно сердцу, словно жил собственной жизнью. Я всё ещё в замешательстве крутила украшение в руках, не зная, куда деть ни его, ни себя от смущения. Я совсем не ожидала подобного красивого жеста от ироничного бога лукавства. Хотя я не могла не признать, что влюбилась в редкой красоты кольцо с первого взгляда. Ни у кого в Асгарде больше не было и не будет такого.

— Хорошо, — только и смогла тихо произнести я, скрыв кольцо в ладонях и слегка покраснев. Мне по-прежнему не верилось во всё происходящее, в конце концов, передо мной стоял бог лжи и обмана, самый коварный и непредсказуемый житель Асгарда. Этим вечером он был другим. Конечно, он по-прежнему оставался слегка отстранён и невыносимо заносчив, но при этом он был почти трогательно мил и ласков со мной. И даже если это было только иллюзией, умелым обманом, всё внутри меня трепетало.

— В нём заключена энергия огня из Муспельхейма, родной мне стихии, поэтому пока кольцо на твоём пальце, я буду чувствовать биение твоего сердца и всегда знать, где ты, — помедлив, рассказал Локи. Я вновь раскрыла ладонь и взглянула на украшение. А ведь это было обручальное кольцо от самого бога огня — кто ещё мог бы мечтать об этом! Я не сдержала улыбки, такой трогательной мне показалась забота обычно холодного и сдержанного или слишком пламенного и яростного аса.

— Оно очень красиво, спасибо, — ласково ответила я и по привычке поклонилась в знак признательности. Локи тут же скривился от подобного проявления принятого у асов воспитания, а я усмехнулась. Ему не нравилась вся эта важная чинность, как и мне. Бог огня, верно, сказал бы что-то ещё, но в конце галереи послышался шум, и навстречу нам выбежали два стражника, а за ними более спокойно и величаво вышел мой отец. Вздрогнув и на миг задохнувшись от неожиданности и волнения, я бессознательно спрятала кольцо в складках одежды и уже придумывала, что сказать Бальдру в своё оправдание, когда Локи лишь хитро улыбнулся и взмыл вверх, под открытые своды галереи, в прыжке вновь превращаясь в юркого сокола с медными перьями. В тот же миг я почувствовала странное головокружение, земля стремительно выскользнула из-под ног, и я перешла в свободное падение. Последнее, что я помнила, — маленькая и ловкая тёмная точка, растворившаяся в ночном небе.

Когда я очнулась снова, то уже лежала в своей постели переодетая в ночное платье, и одна из девушек бережно распутывала длинные пряди моих светлых волос и заплетала их в причудливую косу. Я узнала её и облегчённо выдохнула: это была одна из служанок, сопровождавших меня в саду, значит, Локи не причинил моим спутницам вреда. Локи… При воспоминании о воз… О боге огня, сердце моё ёкнуло, а ладони сами собой суетливо заскользили по простыням и своим одеждам.

— Не это ли ты ищешь?.. — раздался рядом спокойный, но строгий голос, заставивший меня вздрогнуть и обернуться. С другой стороны сидел мой отец, держа в руке диковинный подарок ночного гостя. Должно быть, одна из девушек обнаружила его, пока раздевала меня, и как честная верная служанка передала драгоценную находку своему повелителю. В другое время подобная преданность согрела бы мне сердце, но сейчас я была ей совсем не рада. «Ох нет, — только и пронеслось в голове, — лучше бы она оставила его себе, украла…» Бальдр властным жестом отозвал служанок, и мы остались наедине. Я склонила голову, потому что мне нечего было сказать. Бог лукавства продумал все детали, чтобы я осталась непричастной к нашему ночному свиданию, одного только он не учёл — простоты и недогадливости моих помощниц. Казалось, отец вовсе не злился, лицо его оставалось безмятежным и сосредоточенным, но я понимала, что это молчание не принесёт совершенно ничего хорошего. Бог света всё крутил в руках диковинный перстень и рассматривал его, словно заворожённый.

— Я думал, я могу тебе доверять, — наконец, негромко произнёс мужчина. Голос его был тих, но столь полон горечи, что я, не сдержавшись, судорожно выдохнула — такое напряжение повисло между нами. Я чувствовала себя виноватой, хоть и не сделала ничего предосудительного. — Я следовал за каждым твоим желанием, отпускал тебя, куда бы ты ни попросила, любил тебя слишком слепо, чтобы разглядеть, что ты уже давно не прислушиваешься к моему мнению.

— Ты можешь мне доверять, — дрожащим голосом ответила я, хотя сама себе не верила. Я стояла между двумя мужчинами, словно между прошлым и будущим, как меж двух огней. Как жаль, что во всех девяти мирах не было ничего, что могло бы их примирить. И у меня не было такого пути, который я могла бы пройти под руку с ними обоими от начала и до конца. — Я всегда прислушивалась к твоему мнению, покуда оно было справедливо…

— Что ты можешь знать о справедливости? — вкрадчиво произнёс отец, разочарованно качая головой. Я чувствовала, что в этот миг мы всё сильнее отдаляемся друг от друга, как юг и север. Я села в постели, приподняла лицо и, сложив руки на коленях, взглянула на Бальдра. — Ты дальше своего носа ничего не видишь. Приняла заколдованный перстень от бога обмана! Лучше бы он и впрямь пытался похитить тебя, как казалось сначала… Тогда, хотя бы, ты была невиновна! Но ты — ты сама! — искра, что разжигает огонь! Тебе бы одуматься, дочь моя, ходить, не поднимая глаз в присутствии этого подлеца. А ты сбегаешь в сад, чтобы принять там — в моем чертоге — Локи!

— Я слишком долго не поднимала глаз, — с обидой отвечала я отцу, смелее глядя в его рассерженное лицо. Мне казалось, что я могу иметь собственное мнение и взгляд на мир, и отступать уже было некуда, отчего я становилась отважной и дерзкой, даже безрассудной. — А теперь открыла их и спрашиваю: за что ты так ненавидишь бога огня? Ты — любимый сын Одина, всеми почитаемый бог света, бог добра, почему отвергаешь того, кто ещё даже не успел оступиться, вместо того, чтобы указать ему верный путь? Вы — совершенные верховные боги без сомнения, без упрёка, за что казните его, за что презираете? Ответь! Ответь, как может соответствовать вашим требованиям тот, кому вы даже не оставляете выбора?! — вскричала, наконец, я, распаляясь всё сильнее. Голос мой дрожал от волнения и переживаний, а ещё обиды за Локи и собственной уязвлённой гордости. Мне казалось, что я прозрела, что видела так ясно, как никто другой, загнивающее изнутри общество Асгарда, где не было места тем, кто делал шаг в сторону от общепризнанной благодетели, частью которой я больше не желала являться.

— Это он научил тебя говорить так? Околдовал, надоумил? — почти с надрывом в голосе продолжал мой отец, постепенно поддаваясь влиянию моих и своих собственных эмоций, и во взгляде когда-то самого родного мне аса теперь я читала только холод и презрение. — Ты думаешь, что в силах изменить его, исправить, что ты такая особенная, неповторимая! У него десяток таких, и ты одна из них, забава на пару дней, а для меня ты единственная. Он развлечётся с тобой и бросит, несчастную и обесчещенную, и ты приползёшь к моему порогу! Только тогда будет поздно.

Я помню тот момент, тот страшный разговор, как сейчас. Потому что тогда я всё поняла, узрела другую сторону богов Асгарда. Передо мной сидел лучший из них — самый добрый, самый милосердный, самый понимающий и, конечно, самый справедливый — и казнил меня — свою единственную дочь — жестокостью и безразличием, которым не было равных. И если это было благо, то что тогда зло?.. Разве тот же Локи смог бы когда-нибудь, хоть однажды сравниться с этой бессердечностью, злобой в голосе, ненавистью во взгляде? Локи, который мог бы одним взмахом руки убить стражников и слуг, ничего для него не значивших, но пощадивший их? Теперь я понимала в полной мере, почему он пожелал покинуть Асгард на такой долгий срок: в тот миг я и сама хотела бы бежать из страны богов, не оглядываясь.