Двуликий бог (СИ) - Кайли Мэл. Страница 23

Закашлявшись, я перевернулась лицом вниз и только через пару минут смогла полноценно вздохнуть. Почти сразу же грудь разорвало судорожными рыданиями. Я прекрасно знала, что мои слёзы не тронут Локи, по крайней мере, не в таком его состоянии, но я задыхалась от страха и отчаяния и не была способна сдержать их внутри.

— Впрочем, — между тем, почти невозмутимо продолжал мужчина, присев на корточки рядом и упиваясь моим паническим ужасом, — не пропадать же такому чудесному вечеру, правда? В эту ночь ты моя, и я только начал разогреваться. Какая лицемерка… Ведь я — второй по мудрости после Всеотца — поверил тебе, ослеплённый твоей прелестью. Будет жаль вспороть тебе вены, но тут уж ничего не поделаешь… Смотри в глаза, когда я разговариваю с тобой! — вновь повысил тон огненный бог, схватив меня за волосы и разворачивая к себе. Я смотрела в его глаза и видела так много всего. И в этот момент, когда он был так беспощадно жесток со мной, я всё равно, несмотря ни на что, видела в нём аса, каким никогда раньше его не знала: слабого, неуверенного, преданного всеми. Я видела нескончаемую боль в этих изумрудных глазах, что рождала жестокость и гнев. И если бы только я могла поговорить с ним в тот миг, разубедить его, утешить! Не было бы всего этого беспробудного кошмара. Однако было уже слишком поздно…

Я запомнила ту ночь, как самую жуткую в моей жизни. Много всего случилось за долгие годы после неё: плохого, болезненного, страшного, но никогда я не испивала столько горя, как в тот вечер. Не знаю, как долго Локи издевался надо мной, насиловал, терзал… Время растянулось, беспощадное и безжалостное к моей беде. Совсем скоро я была уже не в себе, движения замедлились, звуки отошли на задний план, но я не теряла сознания. Я была вынослива и чувствовала боль, ощущала огонь, прожигавший меня изнутри, и кровь, стекавшую по внутренней стороне бёдер. Я плохо помню себя. Кажется, я кричала, стонала и умоляла, но всё было без толку. Глаза мои застилала кровь, а разум — агония. Минуты слились воедино. Я была одна, в чужом чертоге, где некому было меня защитить. Наконец, сломленная безвольная игрушка надоела моему господину. Кровь и пот на моем лице смешались с итогом его наслаждения.

Мне было всё равно. Я только думала из оставшихся сил: «Это такую судьбу предрекли мне вещие норны? Такого конца пожелал для меня всезнающий праотец?» По щекам текли горячие слёзы. Время шло, а они не кончались, хотя от соли уже щипало глаза. Сколько горя могло выпасть на долю одной слабой женщины в такой краткий срок? Я хотела только, чтобы всё это, наконец, прекратилось. Хотела забыться, не видеть света, не видеть этого лица, одновременно любимого мной и ненавидимого. Но нет, я всё видела. Я видела, как он снял со стены кинжал, достал его из ножен, как сталь жадно сверкнула в свете языков пламени. Бог обмана передвигался бесшумно, но я знала, что он всё ближе. Мне не было страшно. Было горько. Я горевала о любви, что родилась и погибла так скоро, о своей молодости и жизни, о своей семье, обо всём, что мне больше не увидеть и не почувствовать. А ещё… О нём. Даже после случившегося я оставалась ему верна. Забавно, но всё же. Он унизил меня, растоптал, а я горевала о нём. О мятежной душе, которой никогда ни найти покоя, не поверить и не полюбить.

Внезапно на меня снизошло чувство покоя, словно я отринула всё земное, что раньше волновало меня. Мне стало легко, и я подняла взор на бога огня. Он прокручивал в ладони кинжал, словно колеблясь, как будто что-то для себя решая. Тёмные зелёные глаза его уже не горели так ярко. На миг наши взгляды пересеклись. Не было в нём больше ни гнева, ни презрения, всё ушло. Только затаившаяся тоска и разочарование. Сжав клинок, он сделал шаг ко мне, замахнулся…

Я не закрывала глаз и всё смотрела на него с жалостью и любовью. Отвергнутый непонятый бог, полуас-полувеликан без семьи и родины. Он был богат, влиятелен, силён и красив. И безнадёжно несчастен. Так одинок, что у меня защемило сердце, а глаза в который раз заблестели от слёз. Затаив дыхание, я шла к своей судьбе. Не отводя открытого верного взгляда, я смело шагала к своей смерти. Кинжал пробил насквозь шкуру и вонзился в пол рядом с моей головой, так был силён и точен бросок. Не успела я удивиться, как Локи развернулся и, накинув на обнажённое тело тёмные ночные одежды, направился прочь.

— Я всегда была тебе верна, — голосом, которого я не узнавала, произнесла я. Он был тихим, слабым, хриплым, совсем чужим. И полным боли, слёз, отчаяния. Но всё же он шёл из самых глубин моего сердца. — И всегда буду, — слабеющим тоном закончила я, вновь уронив голову на пол. Осталась только агония и кровь, куда бы ни падал взор. Я не знала, слышал ли мой жестокий супруг эти слова, и не помнила, как он ушёл. Некоторое время я лежала в покоях одна, истекая кровью и не предпринимая никаких попыток что-либо изменить. Я совсем не стремилась жить. И у меня не было сил повернуться, протянуть руку, закричать. У меня не осталось сил даже заплакать, хоть заскулить. От меня ничего не осталось.

Я сгорела в пламени, которое ещё так недавно грело меня. Обожглась, рассыпалась прахом. Я хотела дотянуться до кинжала, прервать эти мучения, закончить моё горе… Кончики пальцев подёргивались, но рука не поднималась, я была обессилена. Кровь тонкой дорожкой проскользнула вперёд, добралась до моего свадебного платья, окропила его алым цветом в тон сияющим яхонтам. Вот и всё. Погибла Сигюн, сгорела, как мотылёк, на забаву богу огня.

Не знаю, как долго я пролежала в бреду. Когда ясное сознание вновь вернулось ко мне, рядом была женщина средних лет с русыми, едва тронутыми сединой волосами и милосердными глазами. Она сидела на краю постели, где я лежала, и промывала ссадины. Волосы мои были собраны в косу. По опочивальне ходил кто-то ещё, наверное, служанка, наводившая порядок. Мне хотелось бы, чтобы меня тоже выкинули из этих проклятых покоев, как сломанную и ненужную вещь.

— Я умерла?.. — дрожащим голосом спросила я у женщины. Ресницы вздрагивали, но слёзы всё-таки кончились. Было больно — пошевельнуться, сглотнуть, до конца поднять веки. Кожа так и горела, и было невыносимо жарко. Голова кружилась.

— Выпей. Станет легче, — только коротко велела собеседница строгим голосом и приподняла мою голову, вливая в губы горячий и горький отвар. Я давилась им, но пила, просто потому что сил сопротивляться у меня уже не было. Вскоре покои снова поплыли перед глазами. Я забылась, но даже во сне двуликий бог жестоко насиловал меня, чередуя акт соития с побоями, от которых тело страдало, но оставалось работоспособно. Я захлёбывалась кровью, что текла изо рта и по губам, и была нема, словно мне отрезали язык. Я вновь и вновь переживала один и тот же ужас, но, по иронии судьбы, не могла проснуться, так силён был морок.

Я очнулась только под утро. Это был очередной чудесный день: светлый, ясный, тёплый. Где-то за просторными окнами и дверьми, ведущими на веранду, заливались трелями птицы — свободные, лёгкие и счастливые. Я же с трудом могла повернуть голову. Воспоминания возвращались наплывами, однако я была столь бесспорно несчастна, что становилось очевидным: всё это не сон и не плод моего воображения. Подобные догадки подтверждали и многочисленные синяки и ссадины, щедро покрывавшие всё моё тело. Откинув голову назад, на подушки, я глухо застонала. Мне казалось, я в покоях одна, но это было не совсем так. На полу, на коленях, положив локти на начало постели, спали две знакомых мне девушки, почти такие же несчастные и измученные, как и я сама.

— Госпожа, Вы пришли в себя! — вздрогнув, первой проснулась Ида. Глаза её излучали такое неподдельное счастье, что мне стало ещё горше. Ведь я была этому отнюдь не рада. Лучше бы Локи и впрямь убил меня прошлой ночью. Тогда закончились бы мои страдания. И, со временем, переживания близких тоже. Всё встало бы на круги своя. Но, по причинам столь же неясным, как предпосылки безумной ночной расправы, безжалостный бог огня пощадил меня. Легче от этого не становилось совсем.