Двуликий бог (СИ) - Кайли Мэл. Страница 36

И рассудив, что повеление старейшего из асов возвращаться в золотые чертоги было скорее советом любящего прародителя, нежели непререкаемым приказом, я с лёгкостью его ослушалась. Прислонив указательный палец к губам, я призвала своих удивлённых спутниц к тишине и, поманив их за собой, направилась вперёд по галерее. Ида и Аста бесшумно следовали за мной на расстоянии нескольких шагов. Мне пришло в голову, что, если гордые асы не считают необходимым посвящать меня в свои дела, я могла найти не менее могущественного покровителя среди себе подобных. И для этого мне даже не нужно было покидать пределов Вальхаллы. Мы прошли всю галерею насквозь и спустились на один ярус ниже по боковой лестнице, причудливо увитой сочной, пышно цветущей зеленью. Оставив служанок в этом залитом солнцем месте, я прошла ещё немного в одиночестве, пока не оказалась у дверей, к которым была приставлена стража. Именно их я и разыскивала. Сильный молодой эйнхерий почтительно поклонился и, сдержанно заметив, что госпожа уже ждёт меня, проводил внутрь покоев.

Обитель Фригг была не столь просторна, как у её могущественного супруга, однако отражала суть своей хозяйки — простой и изящной. В покоях почти не было металла, зато присутствовало много белого камня, светлого дерева, диковинных лёгких тканей и солнечного света. Супруга Всеотца и мать светлого Бальдра сидела на широкой скамье среди мягких подушек и любовалась видом из окна. Я зачарованно смотрела на красивую сильную и в то же время элегантную женщину, саму словно выточенную из полудрагоценного камня. Признаться, Фригг производила на меня даже большее впечатление, нежели отец всех богов, столь возвышенно и величественно она выглядела, и столь редко нам удавалось оказаться наедине. Я так сильно трепетала при виде прародительницы, что не могла найти место дрожащим рукам. Мне казалось, старшая среди богинь могла и не вспомнить меня.

Однако когда госпожа обернулась на звук затворившихся за моей спиной дверей, лучезарно улыбнулась, поднялась со своего места и распахнула мне объятия, я в тот же миг позабыла своё волнение, любяще улыбнулась в ответ и сделала шаг в сторону богини. Вовремя спохватившись, я остановилась и плавно поклонилась, чувствуя, как краснеет предательское лицо. Фригг негромко рассмеялась моему смятению и двинулась навстречу.

Совсем скоро я стояла, заключённая в объятия богини высоких небес и покровительницы семейного очага. Спустя несколько минут я позволила себе поднять восторженный взгляд на асинью. Мать всех богов была красивой статной женщиной средних лет, с добрым лицом и понимающими серо-зелёными глазами. В тот день она была одета в простое светлое платье, перетянутое драгоценным поясом, на котором вместе с тонким лёгким кинжалом висела связка золотых ключей. С ними госпожа не расставалась, сколько я её помнила. Золотисто-русые волосы Фригг были собраны в замысловатую высокую причёску, украшенную убором из перьев цапли.

— Моя маленькая Сигюн, так похожая на горячо любимого мной сына, — ласково прошептала богиня, взяв меня за руки и в свою очередь с интересом рассматривая. Я не могла сдержать счастливой улыбки и смущённо опустила глаза. — Ты так выросла и изменилась, стала женщиной. Теперь, глядя на тебя, я вижу не только Бальдра, но и саму себя. Пусть тебя не огорчает то, что нам так редко выпадает возможность побеседовать наедине; знай, я всегда буду любить тебя сильнее любой другой из своих дочерей, — и, притянув меня к себе за руки, Фригг нежно коснулась губами моего лба.

— Я скучаю по Вас, моя госпожа, — дрогнувшим от переполнивших меня чувств голосом отвечала я верховной асинье, снова решаясь устремить на неё сияющий любовью взор. Фригг действительно не так часто появлялась среди асов и даже в Вальхалле. Как правило, госпожа проводила дни в Фенсалире — своём туманном чертоге, где на драгоценном прядильном станке в её умелых натруженных руках рождались золотые нити солнечных лучей или широкие светлые полотна лёгких облаков. Последний раз мы виделись много месяцев назад во время нашего с Локи свадебного пира, но зал был полон шумных асов, а день — радостной суеты, и нам не удалось перемолвиться даже словом. Несмотря на это, я знала, что всевидящий взор матери асов всегда был направлен на любимого сына и его юную дочь. От этой мысли мне становилось спокойно, и именно она позволила мне так смело явиться к госпоже Асгарда, нарушив веление Всеотца. — О том, чтобы стать похожей на Вас хотя бы внешне, я не смею и мечтать. Если кто-то однажды сравнится с Вами красотой, то разве что Фрейя. И та неизменно уступит Вам в грации и изяществе.

— Уж не твой ли лукавый супруг научил тебя столь обходительным речам? — рассмеявшись, с хитрой улыбкой спросила Фригг, прямо глядя в мои глаза. Я не смогла сдержать доброй усмешки. Жестом пригласив меня сесть, мать всех богов плавно опустилась рядом. — Добрый наивный Бальдр был так рассержен и потерян, когда узнал о твоём решении, мне пришлось призвать всю свою рассудительность и красноречие, чтобы утешить его. Впрочем, я считаю, что этот брак принесёт вам обоим благо: Локи научит тебя трезво мыслить и излечит от наивности, присущей твоему отцу, а ты сможешь смягчить его и унять каверзный нрав бога огня. Не будь он так вспыльчив и остёр на язык, Бальдру пришлось бы потесниться на месте всеми любимого и почитаемого аса.

— Так, значит… — я с удивлением слушала богиню не в силах связать двух слов, а она лишь посмеивалась, глядя в мои округлившиеся глаза. Я не знала, что поразило меня больше: то, что это именно Фригг сумела смягчить Бальдра накануне свадьбы, или то, с каким уважением и симпатией она отзывалась о Локи. Асинья глядела на меня смеющимися глазами и не сдерживала открытой улыбки. Мне становилось ясно, насколько прозрачны для проницательной прародительницы все мои мысли, недаром считалось, что в мудрости Фригг едва ли уступала своему супругу. Осознав, что мне совершенно бессмысленно таить что бы то ни было, я набрала в грудь побольше воздуха и выпалила, пока решимость не покинула меня:

— Госпожа, Вам всё ведомо. Вы знали, что я приду, и, верно, знаете причину моего прихода. Есть вопрос, который мучает меня, но никто из асов не желает отвечать на него. Даже Один разгневался на меня…

— О нет, Сигюн, Всеотец рассердился не на тебя, он сожалеет о непоправимой ошибке, которую совершил, будучи молодым… — затаив дыхание, я наклонилась к собеседнице, которая также пересела ближе ко мне и понизила тон. — То, что я расскажу тебе, нельзя вспоминать в Асгарде, нельзя упоминать при верховных богах, и ты не должна будешь даже показать кому-либо, что знаешь об этом, — и прежде, чем продолжить, Фригг взяла с меня клятву о молчании. Я была так поражена и захвачена началом её рассказа, что согласилась, не сомневаясь ни минуты. — Никто не знает, откуда родом Гулльвейг — она пришла из северных земель, была высока, как великанша, но владела сейдром — колдовством ванов. Быть может, в жилах её течёт смешанная кровь.

Она явилась в Асгард, чтобы принести нам страшную скорбь, но тогда ещё никто не знал об этом. Гулльвейг была мудра, ей было подвластно много разного колдовства, и Всеотец впустил незваную гостью в наш город, чтобы перенять её знания. Несколько месяцев Гулльвейг жила среди асов, Один и Локи часто беседовали с ней. Встречалась колдунья и с другими верховными богами. Везде, где она проходила, растекался яд, вспыхивали ссоры и драки. Я умоляла мужа прогнать её из Асгарда, предчувствовала беду. Асы были ей околдованы. Однако Один не послушал меня. Я хотела прибегнуть к хитроумию Лофта, ведь ни к кому отец ратей не прислушивался так часто, как к нему. Но накануне моего прихода бог огня покинул Асгард, не объяснив причины своего внезапного решения.

Не знаю, было ли оно к добру, моя милая Сигюн. В его отсутствие случилось страшное: Гулльвейг вселила жадность в сердца асов и развязала войну за золото, которое прежде было безделицей, но с появлением колдуньи закончилось, стало редкостью и завладело умами и сердцами жителей Асгарда. Всеотец… — Фригг запнулась и устало закрыла глаза, словно ей было трудно говорить и больно вспоминать обо всём этом. Трепеща от волнения, я подалась вперёд и накрыла ладонь госпожи своей. Женщина с тоской и печалью глядела на меня. Затем продолжала: